— Коли ты принял меня за мужчину, почему не дождался моего привета? Коли ты принял меня за ребенка, почему не поинтересовался моим именем и родителями? А еще насмехаешься — вот что плохо! — сказал Бёген Сагаан Тоолай, ударил его по голове серебряной палкой в шесть саженей и засунул его в тополиное дупло. Трижды потрепав Дёнен Галдыра по морде, он подтянул на нем седельные ремешки и отпустил его со словами: «Не растеряй свою поклажу! Довези ее до дома, старый одёр!»

А наш-то милый, чем больше он мерился с силами с Джее Мангнаем, тем больше в него вливалось сил, и наконец он победил его.

И отправился наш Бёген Сагаан Тоолай дальше на запад; когда ступал он по твердой почве, ноги его уходили в нее по щиколотку; когда ступал он по мягкой почве, ноги его уходили в нее по колено.

И так добрался он наконец до страны, где жил Хюрелдей Мерген. Стояла там белая юрта-дворец. Войлок ее крыши мог бы покрыть весь свет, войлок ее стен мог бы покрыть всю землю. Ни у кого на всем свете не было такой роскошной, словно дворец, юрты! А вокруг в несколько рядов стояли молодые сандаловые деревья. И рядами окружали ее старые сандаловые деревья и тополя. Раздвинул он молодые сандаловые деревья и прислонил свою палку к стене юрты, но та и не шелохнулась. «Вот прекрасная юрта!» — подумал он и положил свою сандаловую палку длиною в шесть саженей на крышу юрты, но она ничуть не прогнулась — так прочна была эта юрта!

— О, какая прекрасная, прочная юрта! — вскричал он, отогнул войлок двери, оперся о плечи героя, сидевшего у входа, наступил на голову героя, сидевшего посредине, и уселся на самом почетном месте, рядом с сидевшим там героем, скрестив под собой ноги, как положено.

Н-да, и сказала жена Хюрелдей Мергена:

— Что с тобой, ставший мужчиной? Бёген Сагаан Тоолай, да ты превратился в мужчину! Да ты молодец, милый мой!

— А куда же отправился наш друг, рожденный мужем? — спросил он, и она отвечала:

— Он отправился на охоту на запад.

— Когда же он вернется?

— Уж пора бы ему возвратиться. Сейчас он приедет, — ответила она. — Как пойдешь на запад, увидишь высокую, отвесную скалу. Вверху, на ее вершине, вырыта ложбина, да такая глубокая, что отсюда видны лишь головы всадников. Он приедет по этой дороге.

— Ах ты милая, а есть ли у тебя что поесть? — спросил он, и она ответила:

— Есть кое-что. Разве не сказано: «Настоящего мужчину нужно ценить»? Раз уж ты стал мужчиной — что же мне остается, как не угостить тебя? Настоящие мужчины, придите и дружески встретьте друг друга!

С этими словами налила она ему лучшее, что у нее было, из питья, наполнила пиалы лучшей едой, проявляя глубокое уважение, накормила Бёген Сагаан Тоолая и отпустила его.

И отправился Бёген Сагаан Тоолай спешно на запад, перекинув через плечо свою серебряную палку длиною в шесть саженей, — а что ему было еще делать? — уходя в твердую землю по щиколотку, а в мягкую — по колено.

— Гей, Хюрелдей Мерген, где ты, парень, разоривший мою землю, когда я был малым ребенком? Раз уж я не умер из-за тебя, хотел бы я встретиться с тобой в бою! — сказал он и двинулся в путь — а чего ему было еще делать?

Двинулся он в путь и увидел всадника на середине ложбины, вырубленной на вершине отвесной скалы. Стал он недвижно на его пути, уселся милый наш, опершись на свою серебряную палку длиною в шесть саженей. Поднялся тут сильный ветер. Прислушаешься раз — и кажется, что скачет он на расстоянии суток, прислушаешься другой раз — и кажется, что скачет он на расстоянии полусуток, — с таким шумом скакал он. Дыхание, вырывавшееся из его груди, становилось туманом, слюна, брызжущая из его рта, становилась градом — вот как он ехал. О, его дыхания не мог бы выдержать ни один человек!

И не похоже было, чтоб Бёген Сагаан Тоолай смог выдержать его. Он вогнал свою серебряную палку длиною в шесть саженей на три сажени в землю и стоял, крепко держась за нее, уйдя по щиколотку в твердую почву, — а что ему еще было делать? А храбрец с двенадцатью громами Алтая во рту все приближался. И оттого что он приближался, дыхание его чуть ли не валило с ног и отбрасывало в сторону Бёген Сагаан Тоолая, и устоял он лишь потому, что вбил глубоко в землю свою серебряную палку длиною в шесть саженей.

Эй, и вот тот разом выплыл из тумана. О ужас, лицо его, красное, как дерево мундузун, могло напугать и тысячу людей! А четыре его клыка отражали свет солнца и луны. Так и появился он, смельчак, державший во рту двенадцать лун, — могло ли быть иначе! И разве мог он не крикнуть, увидав Бёген Сагаан Тоолая, вцепившегося в свою палку, загнанную в землю на три сажени:

— Ну-ка прочь с моей дороги! Посторонись-ка, ты, слабак, бледный, как блеклая палка-кожемялка! Посторонись!

— Но я ведь мужчина — почему ж ты не берешь меня за плечи! Я ведь досточтимый человек — а ты не хватаешь меня за плечи? Что ты насмехаешься надо мной? Остановись, эй, ты! Ты еще со мной не поздоровался. Если уж тебя остановили, почему бы тебе не отнестись ко мне по-человечески? — сказал Бёген Сагаан Тоолай.

— Ой-ой, и на что только похожи твои стоптанные сапоги! На что похож твой короткий халат, лохматая голова, эти зубы, как гниды, эй ты, бездельник, подпоясанный веревкой, несчастный! Не тебе требовать, чтобы я с тобой здоровался! — ответил тот.

Когда Хюрелдей Мерген проезжал мимо него, Бёген Сагаан Тоолай сказал:

— Ну как, схватишь меня за плечи, как честный человек, или возьмешься за гибкий меч? Остановись же, Хюрелдей!

А тот сказал:

— Ну, коли так, ты, смотрю я, храбрец! Если хочешь биться со мной, давай спустимся в просторы мира, на гладь земли!

Что было делать нашим храбрецам? Они усмехнулись: хюрс- хюрс, засмеялись: тарс-тарс, сошли с коней и похлопали друг друга по плечам. Хюрелдей Мерген так привязал голову своего буланого четырехлетка поводьями к седлу, что он стоял твердо, как отвесная скала, он так связал ему ноги путами, что он стоял неподвижно, как глыба. Бёген Сагаан Тоолай, милый, вогнал свою палку длиною в шесть саженей на две сажени в землю и встал около нее.

— Эй, Бёген Сагаан Тоолай! Просто беда, до чего ты высокомерии! Ты что, приехал, чтобы сразиться со мной? =- спросил Хюрелдей Мерген.

— Как же мне с тобой не сражаться? Да, я приехал, чтобы драться с тобой! — отвечал Сагаан Тоолай.

И что же оставалось Хюрелдей Мергену, как не спросить:

— А чем же мы будем драться?

— Чем бы ни драться — мне все одно, — сказал Бёген Сагаан Тоолай.

Тогда Хюрелдей решил:

— Я буду драться плечами, данными мне отцом! — Как же могло быть иначе?

— Коли так, давай! — ответил Бёген Сагаан Тоолай, подвязал свои стоптанные сапоги, подпоясал свой короткий халат и начал свой танец орла [53]. Так как Хюрелдей Мерген родился первым, он вырвал гору, покрытую лесом, и ударил ею противника. Родившийся позже Бёген Сагаан Тоолай отломил кусок отвесной скалы и ударил ею. Оба храбреца бегали, перескакивая с одной горы на другую, и боролись. И когда, оба мужа сражались, гремела бронзовая скала: хюрс-харс, когда оба славных дрались, трещала высокая отвесная скала: тарс-тарс, так навсегда и осталось — иначе и быть не могло!

Что за силач был этот Хюрелдей Мерген! Он схватил Бёген Сагаан Тоолая и подкинул его к небу, но тот обернулся змеей, обвился вокруг него, а когда он захотел сбросить его в нижний мир, тот превратился в подпорку и лег поперек. А что касается силы, то похоже было, что Хюрелдея вообще не победить. Тут Хюрелдей Мерген крепко прижал Бёген Сагаан Тоолая к своей груди, широкой, как деревянный сундук абдыраа. Но когда он хотел опять свалить его, тот превратился в шест, и с ним ничего было не сделать. Ну как тут было не разогреться мышцам Хюрелдей Мергена!

Когда ж его мышцы разогрелись, они то тут, то там обжигали и опаляли тело Бёген Сагаан Тоолая, и