И человека отправили на Урал, дав ему там зарплату директора завода, а его семье оставив ещё и его зарплату замнаркома. Вам понятно, почему сталинские «экономические чудеса» происходили так регулярно и так быстро? Потому что он ставил человека на первое место. При Сталине у академиков была прислуга, а учёный получал больше, чем кто бы то ни было. Это потом, при «развитом социализме», всё перекосилось и исказилось. И самыми высокооплачиваемыми профессиями стали шофер и рабочий, а самыми хлебными — директор магазина и официант. Звучало это всё красиво — «государство рабочих и крестьян», но полностью отбивало смысл учиться и стремиться вперёд.
А вот история, которую в своих мемуарах рассказал маршал Катуков. Его 1-я танковая армия после Курской дуги отправлена в резерв. Казалось бы, отдых — это хорошо. Кто бы спорил, но вот только тыловики фронта «вдруг» перестали армию снабжать. Перестали поступать горючее и смазочные материалы, а потом и продовольствие. На недоумённые вопросы командира танковой армии от работников фронтового тыла не поступало никакого ответа. Вероятно, тыловики решили, что раз армия в резерве, то как-нибудь продержится на местных ресурсах. А в реальности танкисты оказались в сложном положении. Это же не махновская банда и не оккупационный гарнизон — не могут советские танкисты грабить советскую деревню. Конечно, на ближайшую станцию поступают кое-какие продукты, но у катуковцев банально нет бензина, чтобы заправить грузовики и перебросить эти продукты к себе в части. Что делать — пришлось снаряжать пешие экспедиции. А до станции пятнадцать километров. По размытой дождями скользкой дороге бойцы тащат на плечах мешки с хлебом, мясом, крупой. Это отдых? Нет — это форменное издевательство. Потерпев две недели, танкисты собрали военный совет армии, посоветовались и отправили Верховному главнокомандующему телеграмму. Что из этого получилось, Катуков прекрасно описал.
«Позднее Яков Николаевич Федоренко рассказывал мне, что, получив нашу телеграмму, Сталин вызвал его к себе. Верховный был в ярости:
— Как это называется? Наплевательство! Выжали из армии всё, что смогли, и выбросили её как негодную тряпку! А армии ещё воевать и воевать… Немедленно поправить дело и доложить мне!
Не прошло и четырех часов после отправки телеграммы, а армейский телеграф уже выстукивал: «Вам занаряжены эшелоны с горючим…»»[117]
Помнил Сталин и не только о тех, кто мог сражаться с врагом, но и о погибших. Генерал И.Н. Рыжков, работавший в годы войны в Генштабе, рассказал Вячеславу Молотову (а тот поделился с писателем Феликсом Чуевым), как сочинялся приказ о первом салюте по поводу освобождения Орла и Белгорода. В приказе забыли сказать о павших. Напомнил об этом именно Сталин. Добавили: «Вечная память героям, павшим в боях». Сталин прочитал и сказал:
Сталин был заботливым руководителем, он относился к людям по-человечески[119].
Строгий спрос по работе и одновременно забота о человеке были у него неразрывны, они сочетались в нём так естественно, как две части одного целого, и очень ценились всеми близко соприкасавшимися с ним людьми. После таких разговоров как-то забывались тяготы и невзгоды. Вы чувствовали, что с вами говорит не только вершитель судеб, но и просто человек…[120]
Воспоминания маршала Конева — яркий тому пример. Сразу после войны Сталин вызвал нескольких военных. За разговором спросил Конева об отпуске.
— Как ваше здоровье?
— Здоровье так себе, товарищ Сталин.
— В отпуск идёте?
— Да, иду.
— На сколько?
— На полтора месяца.
— Это что, Булганин вам полтора месяца дает?[121]
— Да, больше не положено, товарищ Сталин.
— Как так не положено?
Обращается к Булганину:
— Дайте ему три месяца. И ему три месяца, и ему три месяца, и ему три месяца. Надо понимать, что люди вынесли на своих плечах. Какая была тяжесть, как устали. Надо понимать, как устали люди.
Что такое полтора месяца? Надо три месяца, чтобы почувствовали, привели себя в порядок, отдохнули, полечились. Как так не понимать? Не понимает этого Булганин, не понимает. Не понимаю, как может не понимать. Нет, не понимает. Что он понимает? Ничего он не понимает[122].
А вот что мне прислал один из читателей. Это его семейная история, которая до этого нигде не публиковалась. Она наглядно показывает сталинское отношение к людям.
Родной брат моего деда, мой двоюродный дед, Александр Николаевич Кузнецов всю Отечественную войну работал референтом А.А. Жданова. После смерти Жданова в 1948 году его направили в Латвию секретарём одного из обкомов в глубинке. В то время там шла ожесточённая борьба с «лесными братьями», недобитыми пособниками нацистов. В Александра Николаевича несколько раз стреляли из кустов, когда он ехал в машине и на подводе. За 1948–1949 год активность «лесных братьев» в области, где работал мой двоюродный дядя, несколько поубавилась: работникам НКВД активно помогали комсомольская молодежь и разные добровольцы из местного населения.
Но однажды ночью в дом, где проживал А.Н. вместе с женой и двумя маленькими детьми, влетела граната-лимонка. А.Н. как-то успел её перехватить и выкинуть в окно, после чего она взорвалась в палисаде. После этого он решил ехать в Москву, на приём к Сталину, и просить перевода на другую работу, потому что не хотел рисковать жизнями членов семьи. Это был довольно рискованный поступок — «солдат партии»… дрогнул. Сталин принял дядю довольно сдержанно. Внимательно выслушав, он встал и долго молча ходил по кабинету. Потом сказал примерно следующее (со слов моего деда):
— Партия посылает своих лучших бойцов на ответственные участки политической борьбы, не спрашивая их согласия. Вы, вступая в ряды ВКП(б), знали об этом?
Дядя ответил, что, конечно, знал. Потом добавил, что готов принять любое другое назначение, получить любое партийное взыскание, порицание, но не хочет рисковать жизнью своих маленьких детей. Тогда Сталин спросил сидевшего рядом В.М. Молотова: «Как поступим с товарищем Кузнецовым, Вячеслав?»
Молотов уклончиво ответил, что сразу так не решить. Борьба за Советскую власть в Латвии ещё не окончена. Может быть, детей отправить в Москву? Тогда И.В. Сталин раскурил трубку и, не глядя на A.H., произнёс:
— Ступайте, мы подумаем, как с вами поступить.
Мой двоюродный дядя в весьма смятённом состоянии уехал в свою пустую московскую квартиру. Через два дня ему позвонил Сталин.
— Здравствуйте, Александр Николаевич! А правду говорят, что вы всего «Евгения Онегина» знаете наизусть?
А.Н. понял, что о том, что он действительно знает наизусть почти все главы из «Онегина», Сталин мог слышать от покойного А.А. Жданова. И ответил:
— Почти всего, Иосиф Виссарионович. Я вообще очень люблю Пушкина и часто его
