высоты.[348] Спуск на противоположную сторону в долину р. Шуга несколько круче, но все-таки удобен для движения каравана. Хребет Шуга, уже описанный в первом моем путешествии по Центральной Азии,[349] тянется параллельно Бурхан- Будда и составляет в этом месте вторую, со стороны Цайдама, ограду высокого Северно-Тибетского плато. На восток описываемый хребет продолжается (по расспросным сведениям) до гор Урундуши; на западе же упирается в среднее течение р. Шуга, за которой являются новые, также параллельные наружной ограде, хребты.
От Бурхан-Будда хребет Шуга отличается тем, что, во-первых, в своей середине и на западной окраине имеет по нескольку снеговых вершин, а во-вторых, будучи расположенным на самом плато, развивает на обоих своих склонах менее дикие формы гор. Впрочем, близ гребня хребта Шуга, как уже сказано при первом его описании,[350] громоздятся огромнейшие скалы известняка и эпидозита. Затем весь хребет, подобно Бурхан-Будда, крайне бесплоден.
Несмотря на раннюю осень, северный склон гор Шута был покрыт снегом, который доходил почти до самого перевала. Такого снега мы не видали здесь даже в декабре и январе 1872–1873 годов. В нынешнем же году снег на горах Северно-Тибетского плато выпал рано, что, по приметам цайдамских монголов, предвещало суровую и снежную зиму К счастью нашему, такое предсказанье исполнилось далеко не вполне.
При переходе через хребет Шуга я убил молодую яловую корову дикого яка. Мясо оказалось прекрасным и очень жирным, так что мы почти все забрали с собой. Шкура же, отлично вылинявшая, поступила в коллекцию. Но, чтобы не таскать эту шкуру понапрасну, мы закопали ее, вместе со шкурой убитого накануне кулана, в каменную осыпь на берегу р. Шуга, рассчитывая взять спрятанную кладь при обратном следовании из Тибета. Однако предположение это не сбылось, так как мы вышли впоследствии в Цайдам более западным путем. Шкуры же обоих зверей, как следует препарированные, до сих пор, вероятно, покоятся на том месте, где мы их положили.
Увеличению массы воды способствуют многочисленные ключи, рассеянные по долине обоих берегов среднего течения р. Шуга. Эти ключи образуют здесь довольно обширные болота, покрытые хорошей кормовой травой. Притом вся вообще долина имеет луговой характер и представляет собой лучшее место, какое приходилось нам видеть в Северном Тибете. Из трав здесь всего более растут: низкий (1 фут высотой) ковыль (Stipa sp.), а по ключам водяная сосенка (Hippuris sp.), затем нередки – касатик (Iris sp.), астрагал (Astragalus sp.), колосник (Elymus sp.), чеснок (Allium sp.), ломонос (Clematis orientalis?), ревень (Rheum spiciforme), [кермек] – Statice и небольшими кустиками какое-то бобовое; на солончаковых местах встречаются бударгана (Kalidium) и Reaumuria. Из кустарников же кое-где попадаются: низкорослая (1/2 фута высоты) облепиха (Hyppophae),[353] сабельник (Comarum) и даже (на 131/2 тысяч футов абсолютной высоты) невзрачный, ползучий по земле хармык (Nitraria Schoberi). Все эти растения во время нашего прохода давно уже окончили свою летнюю жизнь, и травы стояли совершенно пожелтевшими; только кое-где на ключевых болотах можно было еще встретить зеленеющие площадки.
На левой стороне долины той же р. Шуга тянется сначала невысокий луговой и довольно плодородный хребет, который все крупнеет по мере удаления к западу и, наконец, от перевала Чюм-чюм вздымается в вечноснеговую громаду, названную мной хребтом Марко Поло. О нем речь будет впереди. Теперь же упомяну кстати, что р. Шуга, повернув на северо-запад, прорывает всю горную окраину к Цайдаму и, пробежав еще довольно далеко на север по солончаковым равнинам, впадает, как нам сообщали, в соленое озеро.[354]
Рисунок, набросанный на месте В. И. Роборовским и помещенный в настоящей книге, наглядно представляет все обилие животной жизни, встреченное нами в долине р. Шуга. Подобную картину с небольшими вариациями можно приурочить и к другим пастбищным местам Северного Тибета. Лишь только вырастет на них трава, тотчас являются стада травоядных зверей, которые живут здесь до тех пор, пока съедят весь корм; затем отправляются на другое пастбище и, таким образом, кочуя с места на место, прокармливаются круглый год.
В окрайних горах долины левого берега р. Шуга звери водятся также в большом числе, в особенности куку-яманы (Pseudois nahoor), нередки и архары (Ovis hodgsoni?); из птиц изобильны улары (Megaloperdix thibetanus).
На правом берегу той же реки хребет Шуга в этой своей части еще более бесплоден; тем не менее, по словам цайдамцев, здесь, как и во всем названном хребте, да, вероятно, и в других ему соседних, встречаются, хотя изредка, маралы (Cervus sp.), которые, быть может, заходят сюда из лесистых гор на верховьях Желтой реки.
В самых ключах и в особенности в глубоких ручьях, местами ими образуемых, водилось очень много рыб, но только двух видов – Schizopygopsis n. sp. и Nemachilus n. sp. [голец]. Первая из них достигала величины от 11/2 до 13/4 фута, самые же крупные экземпляры последней лишь немного превосходили 7 дюймов.
Я сам испытал это в Северном Тибете. Здесь только сначала заришься на зверей, а потом, убивши десяток-другой, делаешься почти совершенно равнодушным, в особенности к куланам и антилопам; дикие яки еще прельщают отчасти тем, что зверь этот иногда бросается на охотника, следовательно, здесь является интерес борьбы. Но охота за более редкими животными, как, например, архарами и медведями,