следователь. Ну так что, сыграть с Напералой? Что бы он сейчас ни сказал… Да, он был уверен, — все, что он сейчас скажет… Но ведь он пока не откроет ни одной карты до разговора с Вацлавом Яном. Может быть, только начать, дать понять, что решил сесть за этот столик?
Становясь все более официальным, Кшемек ждал. А если еще поговорить с Чепеком? Не стоит, вице-министр слишком осторожен, чтобы подтолкнуть дело.
— А Ратигана вы уже, конечно, допрашивали?
Собственно говоря, а кто такой Завиша? Допрашиваемый, свидетель? Визитная карточка вице- министра в конце концов не дает ему никаких полномочий. Кшемек не обязан отвечать, он сам может задавать вопросы.
— Вы считаете, что существует или может возникнуть необходимость впутать в это дело Ратигана? — Сформулировано очень плохо, следователь Кшемек явно не в форме.
Завиша открыл глаза.
— Необходимость? Впутать? — Каждая неосторожность будет использована. — Ведь его лимузин стоял у ворот, и его шофер приносил Витынской бумаги. Вы же сами так сказали. А может, эта была машина не Ратигана?
— Простите, но на этом этапе следствия… — Нужный тон Кшемек нашел слишком поздно.
Завиша делает вид, что не слышит.
— А если они друг друга знали?
— Кто?
— Ратиган и Юрысь.
— Мне об этом ничего не известно. А вам? Хотите дать показания?
Теперь уже только улыбка: прошу не нервничать, пан Кшемек, видно, не приходилось вам разыгрывать серьезных партий, вы слабый противник…
Завиша проверяет, все ли пуговицы на брюках застегнуты, и демонстративно расстегивает верхнюю, чтобы несколько распустить живот, тогда можно будет глубже и свободнее вздохнуть.
— Юрысь, пан следователь, знал многих людей, к примеру Ольчака. Он тоже живет в доме на Беднарской, не так ли?
— Что вы знаете об Ольчаке? — И сразу же совершенно ненужная ретирада: — Впрочем, это не имеет значения для следствия.
— Интересный тип, — продолжает Завиша, ему кажется, что сейчас он даст следователю что-то и для Владека Напералы, такое, что поможет начать игру, — они познакомились в Берлине и работали вместе.
— Знаю, — бормочет Кшемек.
— Бывшие начальники Юрыся могут рассказать об этом подробнее. А Ольчак должен был убитому деньги…
— Сколько?
Снова улыбка.
— Деньги. Но они здесь играют не столь важную роль.
— А что важнее?
Ротмистр пожимает плечами. Прошу, пан следователь, теперь ваша очередь.
— Не понимаю, к чему вы клоните. — Кшемек все же должен приступить к атаке. — Вероятно, я не знаю прошлого Юрыся так хорошо, как вы, но мне кажется, что ему давали различные задания…
— Да, конечно…
— Не в наших интересах, не в интересах государства, чтобы его прежняя деятельность и контакты, наверняка контакты различные, стали предметом следствия… Тем более что такой необходимости нет… Если бы она была, Второй отдел… — Он замолчал.
— Что Второй отдел? — сладко спросил Завиша.
— Проявил бы интерес, — сухо ответил Кшемек.
— А не проявляет?
— Нет, пан Поддембский. Дело касается частной жизни Юрыся. Конечно, Зденек кое-что знал о прошлом капитана запаса. Это как бы психологически облегчило его задачу, ведь нам же известны его взгляды.
Завиша встал.
— Боюсь, пан следователь, что это дело доставит вам еще много неприятностей… Хорошо, если я ошибаюсь.
Он не переставал думать о разговоре с Кшемеком, когда шел наконец к Вацлаву Яну; тот назначил встречу или, вернее, приказал ему прийти только через неделю после того, как Завиша доложил по телефону обо всем происходящем. Завиша использовал эту неделю для подготовки. Теперь он знал гораздо больше о ходе следствия, чем соблаговолил ему сказать Кшемек. И его все больше мучил вопрос, почему он, Завиша-Поддембский, влез в эту историю и влезает все глубже и глубже, будто его призвали защищать справедливо или несправедливо обвиненного Эдварда Зденека и особо заботиться о правосудии в Польше. «Знать и верить», — говорил Александр. Или, скорее: «Знать и, несмотря на это, верить». Сейчас Завиша обо всем доложит полковнику, и пусть Вацлав Ян сам решает; и хотя он отстранен от дел, не избран в сейм, но все же у него достаточно сил и возможностей, чтобы действовать. Действовать, пан Завиша? Против кого, во имя чего? Сколько лет прошло с тех пор, как газетчики на улицах Варшавы продавали номер «Курьера» с конфискованным интервью Коменданта? Так что, повторить тот май? Завише вспомнилась весна двадцать шестого года, тогда они с Владеком Напералой торчали в комендатуре города, и все было ясно, чертовски ясно, поэтому никто ни о чем не спрашивал. А сейчас? Что написано в завещании маршала, о котором говорил Вацлав Ян? Только о том, кто должен быть после него? Разве это так важно?
— Понимаю — деньги, — сказал Ольчак. — А что еще, пан Поддембский?
Ольчак был первым человеком, которого он решил повидать после разговора с Кшемеком и перед встречей с Вацлавом Яном. Завиша долго думал, в какой обстановке устроить это рандеву с берлинским компаньоном Юрыся. У Ольчака, в кафе, у себя дома? В конце концов выбрал кафе; позвонил и услышал низкий, немного хрипловатый голос. Завиша назвал свою фамилию, сказал об Юрысе и назначил место — невзрачную кондитерскую на Брацкой улице.
— Я брошу на стол «Курьер Варшавский», а на газету положу золотой портсигар.
Ольчак и не пытался избежать встречи. Интересно, думал Завиша, он сразу доложит Владеку или немного подождет? Поддембский поставил перед собой две цели: получить деньги для Ванды и выжать из этого Ольчака как можно больше сведений об Юрысе.
Он бросил «Курьер» на стол и сел на вылинявший диванчик. «Манчестер Гардиан» пишет: «Польша поддерживает марш немцев на Россию». Ну и идиотские же идеи приходят в голову этим англичанам! «17 дней продолжается забастовка возчиков, шоферов-грузчиков». — «Министр Риббентроп прибывает в Польшу». — «Политическая организация народа должна быть гармонична, созвучна целям эпохи, другими словами, нужно предотвратить напрасную трату сил».
— Мы незнакомы, пан Ольчак, но это неважно. Мы слышали друг о друге.
Кивок лысой головки. Пожатие влажной руки. Вишневка на меду? Нет, я этой гадости не пью. Лучше уж «Старовин». Красивая девушка приносит на металлическом подносе рюмки. Интересно, что Бася подает своим клиентам на площади Бланш? Как называются их чертовы напитки? Перно… Кальвадос…
— Представьте себе, уважаемый пан Ольчак, у кого-то есть векселя, которые вы подписали Юрысю на приличную сумму… Срок уже прошел. Ваше здоровье…
Беспокойные руки ползают по поверхности стола. Если он поднимет рюмку, то разольет вино. Не поднимет.
— Понимаю, — лепечет Ольчак. — Я готов поговорить об этом. Эти векселя у вас?
— У одного человека.
— Трудные времена, пан Поддембский. — Торговый агент понемногу приходит в себя. — Я не говорю, что не буду платить. Я человек порядочный.
Завиша спокоен.
