как бы вдвоем плечом к плечу против Климова.

— Во-первых, большое тебе спасибо, Павел Иванович Антонов, — сказал Климов и встал. — Помолчи, Николай. — Пашка почувствовал, как его толкнули в бок, и тоже встал. — Спасибо, значит, за… — Климов махнул рукой, — сам знаешь. Рад, что ты человеком оказался.

Пашка невольно ответил на крепкие рукопожатия, почему-то вспомнил тонкие наманикюренные руки Сержа, засмущался и молча кивнул.

— Во-первых, значит, спасибо, — опять повторил Климов.

— А во-вторых, назвался груздем — полезай в кузов, — быстро сказал Николай и довольно хохотнул.

По лицу Климова пошли желваки, он стиснул кулаки, но сдержался и сунул в рот трубку.

— Согласен нам помочь? — спросил он после долгого молчания. — Дело опасное. Неудобно, конечно, одной рукой гладить, а другой запрягать, но выхода у нас нет. Если не согласен, то мы в обиде не будем.

— Да я же вор, начальник! — сказал Пашка и, словно ища поддержки, посмотрел на притихшего Николая, который зашевелил было губами, но потом зажал рот рукой.

— Ты дурак и мальчишка. Ты что думаешь, всю жизнь добреньким воришкой быть? Не выйдет, Павел! — Климов раскочегарил свою трубку и закашлялся. — С одной стороны — тюрьма и Серый, с другой — мы, а ты, как цветок, мотаешься. Карманка, потом грабежи, разбой и убийство. Ты можешь убить человека, Павел? Не можешь? Научишься! Серый тоже не с мокрых дел начинал. Вспомни его и знай, быть тебе таким через десяток лет.

— Не дадим, не то время, — вмешался Николай. — Павел будет честным человеком. Наверняка будет! Только в честную жизнь можно по-разному войти. Можно на аркане, упираясь. А можно самому шагнуть, смело. Да что мы его агитируем, Василий Васильевич! — Николай вскочил. — Павел лучше нас все знает. Я тебе проще скажу, хотя и говорить-то этого не имею права. С Серым мой друг лучший ушел, и что с ним сейчас — неизвестно. Конечно, спасибо тебе за вчерашнее, но если Мишка погибнет, мне твой подарок ни к чему. Понял?

Пашка чувствовал, что по вискам бежит пот, но не мог поднять руку. Он вспомнил злую улыбку Цыгана, склонившегося на ним Сержа и вновь услышал его торжествующий голос: «Как дела, Михаил?» Рассказать или нет? Они увели его, может, сейчас и нет в живых этого отчаянного Михаила? Пашка слизнул соленую капельку и, кашлянув, пробормотал:

— Говорите.

Но Климов и Николай молчали. Пашка поднял голову и нетерпеливо сказал:

— Ну?

— Это опасное дело, Павел, ты должен понять, — сказал Климов.

— Не глупее других.

— Серый ушел, и где он сейчас, нам неизвестно. Телефон молчит, а ночью они пойдут в налет, а завтра уползут из Москвы. Надо узнать, где сейчас Серый.

— Да кто же мне скажет? — Пашка облегченно вздохнул и выпрямился на стуле. — Невозможно, начальник. Если только Варька? — он прикусил губу. «Зачем сам лезу, дурак? Ведь честно сказал, что невозможно. Так нет, нашел, идиот, дырку, через которую в гроб можно залезть».

— Может, передумаешь, Павлик? — спросил Николай, положил ему на плечо руку и заглянул в лицо. — Я по себе знаю, как страшно в первый раз.

«Павлик», искренность и сомнение Николая хлестнули Пашку по самолюбию. И сомневается рыжий черт не в том, захочет ли Пашка Америка помочь ментам, а в его смелости.

Теперь, если бы в комнату вошло десять Серых и все они наставили бы на Пашку наганы, он все равно пошел бы. Он посмотрел на Николая, пытаясь вновь увидеть угодливую улыбочку полового и вызвать в себе чувство ненависти. Но ничего не получилось, каждая веснушка этого курносого парня источала доброту и заботу.

— Варвара, — повторил Пашка, снимая с плеча руку Николая.

— Тоже вариант, но оставим его про запас, — сказал Климов. — А начнешь ты, Павел, с отца Василия.

— А что этот холуй знает?

— Много знает и обязательно сегодня пошлет к Серому человека. Постарайся быть этим человеком, Павел.

— Точно? Ничего себе работает уголовка, — удивленно протянул Пашка.

— Стараемся. — Климов что-то написал на листке и протянул Пашке. — Телефон. Позвонишь и, не называя себя, скажешь адрес. Все.

— Надо бы взглянуть сначала, что там делается, — сказал Пашка, не замечая, что уже обдумывает, как лучше подкатиться к старику, и с удовольствием посмотрит на физиономии Серого и Сержа, когда они увидят наганы ментов.

— Конечно, лучше взглянуть, — согласился Климов.

— Ладно, пошел, — Пашка поднялся со стула и одернул пиджак. «Лучше взглянуть, — передразнил про себя Пашка, — вот и получишь пулю. Начальники думают: раз Америка известный вор, то, значит, вне подозрений. Пусть начальники так думают, а сам-то Пашка знает, что Серый может шлепнуть и без подозрений. Зачем ему лишние свидетели?»

— Подожди, Павел. Так не годится, — Климов нахмурился. — Что значит «ладно»? Расскажи, как ты думаешь действовать.

Пашка вразвалочку подошел к Климову.

— Пусть рыжий тебе докладывает, им и командуй, начальник, — сказал он и кивнул на Николая. — Зазвали на какую-то блатную малину, запудрили мозги, и побежал Пашка выполнять ментовы указания, подставлять лоб под бандитскую пулю. Так, думаешь? — говорил он, все больше раздражаясь. — Действовать? Пойду и нэпьеось у Когана, вот и все действия. — Пашка круто повернулся и направился к двери. — Позвоню, — буркнул он и вышел на лестничную площадку, потом хотел было вернуться, сказать на всякий случай про Аленку, чтобы не дали пропасть девчонке, но подумал, что получится совсем как в кино, махнул рукой и выскочил на улицу.

Отец Василий, увидев Пашку, засуетился, стал трясти ему руку и вытирать сухие глаза.

— Пашенька, сыночек, ты воистину божий человек. Не забыл старика в беде, не бросил, — причитал он и сам накрыл стол. — Садись, сынок, выпей рюмочку.

Пашка отодвинул графин, положил в рот маслину и шумно выплюнул косточку.

— Не тарахти, старик, — сказал он и с минуту молчал. — Можешь меня выручить? Дай десять червонцев, вот так надо, — Пашка провел ладонью по горлу. — За мной не пропадет.

— Знаю, Пашенька, знаю, да нету у меня. Видит бог, нету.

— Он видит, какой ты жмот, — сердито сказал Пашка и с радостью отметил, что старик на него внимательно смотрит и что-то обдумывает.

— Нету денег, сынок. Видит бог, нету, — повторял старик, бормотал что-то еще и моргал голыми, как у птицы, веками. — Но надо же тебя выручить, нельзя человека в беде оставлять. У Серого деньжата, конечно, есть. Я ему сейчас письмецо напишу.

Пашка чуть не подавился косточкой от маслин, закашлялся и закрыл лицо ладонями. Отец Василий убежал и минут через двадцать из коридора крикнул:

— Пашенька, иди сюда, сынок! Держи, — он протянул конверт, залепленный воском. — Не читай. Если откроешь, то Серый об этом обязательно узнает и денег не даст.

— Очень нужно, — буркнул Пашка и положил конверт в карман.

— Еще передай мешочек, — старик показал на большой куль из рогожи, — деткам кушать надо, вот я собрал малость.

— Куда нести-то? — спросил Пашка и, увидев, что старик замялся, опустил куль на пол. — А ну их к черту, ваши дела! Серого уголовка ищет, еще влипну в историю, — сказал он нерешительно и достал конверт. — Найду деньжат в другом месте.

— Что ты, сынок, — старик оттолкнул его руку. — Иди, родной. Серый денежки даст, а сам из Москвы уедет, — шептал отец Василий и подталкивал Пашку к дверям. — Тебе и отдавать не придется. Мароновский