прерывающийся голос:

— Подождите, молодой человек!

Пашка сделал прыжок и одновременно оглянулся: спотыкаясь о неровный булыжник и смешно размахивая сумкой, к нему спешила тоненькая дамочка. Она была одна и в. пустынном, полутемном даже днем дворе казалась особенно маленькой и беззащитной. Пашка оторопело остановился. Он ожидал шумного и яростного преследования, искаженных криком лиц и поднятых кулаков, а его крестница сама чуть не падала и задыхалась, прижимая руки к груди. Наконец она подбежала, ткнулась в Пашку острым плечом и подняла бледное, мокрое от пота, но решительное лицо.

— Как же вы можете? — с трудом выговорила она и ткнула Пашку кулачком в бок. — Отдайте сейчас же! Добром прошу, а то я кричать буду, — свистящим шепотом говорила дамочка и теребила его пиджак.

Пашка стоял, стиснув руки в карманах брюк, прижимал локтем спрятанную под пиджаком добычу и, оглядывая темный двор, не знал, что делать. Дать ей подножку и убежать?

Дамочка, наконец, нащупала под пиджаком твердый край своего ридикюля и неловко потянула его. Пашка уже собирался сбить дамочку с ног, когда она, дернув еще раз, повисла на его руке и совсем тихо прошептала:

— Лучше убейте.

Пашка вспомнил нож в руках Свистка и поднимающего наган Цыгана, отпустил ридикюль, и он шлепнулся на землю. Пашка отстранил рыдающую женщину и пошел на улицу. Он снова спустился к Когану, выпил у стойки еще три стопки, сел и выложил на столик всю свою наличность, пересчитал, мятые купюры и сунул обратно в карман. Пашка долго бездумно смотрел в окно, курил и ловил на себе сочувственные взгляды по привычке вздыхающего еврея. От выпитой водки, вздохов и сочувствия хозяина Пашке стало себя ужасно жалко. Почему-то вспомнились твердые, уверенные лица ребят, которые вчера осматривали трактир, и он опять пожалел, что патруль пришел поздно.

Шаркая непомерно большими ступнями, подошел хозяин, поставил перед Пашкой бутылку лимонада и сказал:

— Я лично против пьянства, но иногда это необходимо. Не думай, что старик только и мечтает о своей выгоде.

Пашка понюхал бутылку, налил половину стакана и, крякнув, выпил. Хозяин не имел разрешения на торговлю спиртным, но для постоянных посетителей наливал, а в особых случаях в бутылке из-под лимонада подавал и на стол. Он курил одну папиросу за другой и думал.

Первым делом бросить пить и послать к чертовой матери трактир и налетчиков. Денька два отдохнуть, отоспаться и привести себя в норму. На два дня денег хватит. Никаких девок, одной подавай каждый день новые наряды, другая чуть ли не политграмоте учить собралась. Съехала, наверное. Пашка утерся ладонью и отодвинул бутылку. Чтобы уголовка успокоилась, для виду можно и устроиться на какую- нибудь работенку полегче. Нужно узнать, чем кончилась вся чертовщина в трактире. Сегодня последний день, а завтра — амба.

В трактире было спокойно: Серый с друзьями отсутствовал, только Серж сидел в зале и дремал, вытянув длинные ноги в сверкающих штиблетах.

— Выпутался? — спросил Пашка и сел к нему за стол.

— А, это ты? — Серж зевнул, похлопывая по рту ладонью. — Серый не дурак, мой друг, и знает, кто ему может пригодиться.

— Как Варвара?

— Какая Варвара? — Серж недоуменно посмотрел на Пашку. — Эта проститутка, что ли? — Он махнул рукой. — Ошибка молодости, мой друг. Мне казалось, что у нее возвышенная, чего-то ищущая душа. Деньги, тряпки, побрякушки — на этом и кончаются идеалы сегодняшней женщины.

— А зачем тогда колечко ты ей дарил?

— Кольцо — это символ, мой друг. Ах, ничего ты не понимаешь! — Серж опять махнул на Пашку рукой и отвернулся. — Все так грубо и пошло.

Пашка смотрел на избалованного барчука, размахивающего перед его носом надушенными руками, и злоба медленно поднималась, трезвила и толкала его на резкий разговор.

— Жаль, что тебя не шлепнули, француз. Проморгал, кажется, Серый. И откуда у тебя пистолет?

— Я всю ночь играл в ответы и вопросы, мой друг. Я устал, а мне надо еще решить одну задачку, — лениво растягивая слова, сказал Серж и сел прямо. — Не все же такие бездельники, как ты.

— Какую задачку?

— Видишь, как ты нелогичен, то жалеешь, что я жив, то пристаешь с вопросами. Я на тебя не сержусь и расскажу про свою задачку, но прежде ответь мне на один вопрос.

— Добрый вечер, Америка! — крикнул, подлетая, рыжий половой и наклонил голову. — Что прикажете?

— Пару пива, — сказал Пашка и повернулся к Сержу.

— Ты действительно классный вор, Павел? — спросил Серж, и вся его фигура подобралась и стала прямой и твердой.

— Говорят люди, что ничего, — неуверенно ответил Пашка. — А чего тебе?

— Да так, может, потом объясню.

— Я ответил, отвечай и ты. — Пашка взял с протянутого половым подноса кружку, сдул с одной пену и сделал несколько глотков. — Ну?

— Я говорил тебе, что здесь должно быть два, как вы выражаетесь, мента. Одного я знаю точно, а во втором не уверен. Приобрести уверенность и, так сказать, необходимые доказательства, — Серж щелкнул пальцами, — и есть моя задача. Как ты, мой друг, относишься к рыжему половому? — спросил он неожиданно.

Пашка посмотрел на Николая, который, стоя в проходе, разговаривал с только что вошедшим Клещом, вспомнил рассказ Аленки и молча пожал плечами.

— А я почти уверен, что он и есть, — сказал убежденно Серж.

Николай с Клещом подошли к их столику, последний сел, а половой встал в сторонке. Пашка, рассерженный, что прервали разговор, сердито спросил:

— Чего тебе?

— Слушай, Америка, поручись за меня этому рыжему жлобу. Не дает в долг, мало, что дерет проценты, еще и поручителя требует. Говорит, дай тебе денег, а ты завтра в кутузку сядешь.

— А я что?

— Ежели ты поручишься, что отдашь за меня, то он червонец даст. — Клещ потянул Пашку за руку и, скосив глаза на безучастно сидевшего Сержа, зашептал:

— Верное дело у меня завтра, а сейчас выпить хочется. — Он провел пальцем по горлу. — Выручишь?

— Валяй, — сказал Пашка и поманил полового, — дай червонец человеку, я за него ручаюсь.

— С превеликим удовольствием, — половой положил на стол приготовленную загодя купюру, — всегда рад, но порядочек нужен.

Клещ плюнул под ноги, взял деньги и ушел.

— Видали его скотскую благодарность? — спросил Николай и достал из кармана блокнот. — Так я на тебя, Америка, записываю. — Он послюнявил карандаш и стал, шевеля губами, что-то выводить в блокноте.

Пашка смотрел на его прилизанные рыжие вихры, лакейскую, угодливую улыбку и сейчас не верил рассказу Аленки. Чтобы этот жмот задаром истратил хотя бы копейку, да не может быть. Когда половой поклонился и отошел, Пашка сказал:

— Видал кулаково племя? А ты говоришь, мент. Поручители, проценты, списочки должников. У, шкура!

Серж, казалось, не слушал, смотрел в сторону и тер пальцами висок, потом, как бы спохватившись, переспросил:

— Шкура? Ах да, понятно, — и, уже окончательно придя в себя, продолжал: — Примитив, Павел. Я не о тебе, а о комедии, которую разыгрывает половой. Старо, как колесо телеги. Ненавидит он вашего брата,