понадобилось золото. От моих дел рабочей власти одна польза.

Все опять засмеялись; Конов, сидевший, как герой, за столом Климова, даже схватился за голову, только Зайцев брезгливо поморщился, тряхнул своей коробочкой и отправил в рот очередной леденец.

— Что вы гогочете? Вы Ленина читали? Знаете, в чем смысл новой экономической политики?

— Стоп! — пробасил Шленов, грузно поднялся со стула и в два шага пересек кабинет. — Заткни свою грязную глотку, паря, — он взял парня за шиворот, рывком поставил на ноги, оглядел, словно лошадь на базаре, и неожиданно влепил ему такую затрещину, что оратор волчком отлетел в дальний угол кабинета.

Неожиданность этого поступка на секунду всех парализовала. Первым пришел в себя Конов, он выскочил из-за стола и тонкими мальчишескими руками схватил Шленова за богатырскую грудь. Припадая на больную ногу, к ним подошел Сомов, оттолкнул Витуна и процедил сквозь зубы:

— Хоть ты рук не марай.

— И чего раскудахтались? — удивленно протянул Шленов. — Контра имя вождя…

— Заткнись ты! — крикнул Лапшин, поднял парня, повел его к дверям, и тут все увидели начальника.

Климов посторонился, пропустил Лапшина и арестованного и молча пошел к столу.

— Шленов, останься, — сказал он, не глядя на присутствующих, потом сел и начал набивать трубку.

Беспрецедентный случай, свидетелем которого он только что был, не вызвал в Климове гнева, тем более что ребята так строго осудили рукоприкладство. «Уж больно мы принципиальные. Они нас убивают, а мы и пальцем тронуть не смей. Что бы сказали ребята, увидев Фалина?» — Климов понимал, что так рассуждать не имеет права, и, нахмурившись, посмотрел на Шленова.

— Что же это ты, Пахомыч?

Шленов молча ворочал тяжелыми скулами и сопел в усы. Его маленькие хитрые глазки исчезли под лохматыми бровями, он был похож на огромного медведя, готового покорно принять незаслуженную трепку.

— Еще раз допустишь, отдам под суд, — лениво, как по обязанности, проговорил Климов. — Ребятам пожалуйся на меня, мол, здорово ругался Василий. Понял?

— Лады, — шумно выдохнул Шленов, глазки его вынырнули из укрытия и лукаво засветились. — Очень даже пожалуюсь. — Он встал и направился к двери.

— Зайцева позови, пусть зайдет, — сказал, улыбаясь, Климов.

— Беляка-то? — как бы про себя переспросил Шленов. — Кликнем, не трудно.

Зайцев вошел легкой пружинистой походкой и, поддернув брюки, сел, заложив ногу за ногу.

— Неприятный случай, Владимир Николаевич, и я бы просил вас никому о нем не рассказывать.

— Вы всех об этом предупредите или только меня? — спросил Зайцев, и Климов почувствовал его холодный насмешливый взгляд. — Понимаю, там вы можете рассчитывать на партийную солидарность. Что же, беспартийная прослойка гарантирует свое молчание.

— Тяжелый вы человек, Зайцев, — сказал Климов, раздражаясь.

— Возможно. Но я не разделяю людей на тяжелых и легких. На мой взгляд, у человека есть более существенные признаки. В частности, его служебное мастерство.

— Что вы хотите этим сказать? — Климов, набычившись, смотрел на заместителя.

— Вы не обратили внимания на то, как изменился за последний месяц Шленов? — спросил Зайцев и достал коробочку с монпансье.

— Вы можете не заниматься ерундой во время серьезного разговора? — совсем выходя из себя, крикнул Климов.

Зайцев положил в рот конфетку и спрятал коробку в карман.

— Простите, — серьезно и тихо сказал он. — Но мне леденцы, как вам трубка, помогают думать. А Шленов очень изменился за последнее время. Мне кажется, что Шленов каждым своим поступком хочет доказать, что он самый смелый и самый честный. А сегодняшний его поступок свидетельствовал, что Шленов не может стерпеть, когда имя вождя произносит какой-то мошенник. Вас не наводит это на определенные размышления, товарищ Климов?

Климов ничего не ответил, отпустил заместителя и лег спать. Утром, подписывая различные документы и решая текущие вопросы, он то и дело вспоминал слова Зайцева, но никак не мог сосредоточиться и всерьез задумался над ними, только когда отправился на встречу с Паниным. Погруженный в мрачные размышления, Климов поднялся на второй этаж и чуть было не налетел на начальника, сидевшего на ступеньках с пачкой газет на коленях.

— Понимаешь, Василий, — сказал начальник, вставая и отряхивая брюки, — нет времени читать. Накупил по дороге и хотел воспользоваться свободной минуткой.

«Сколько лет знаю, а не поверил бы, что он может сидеть на грязной лестнице, читать газеты и ждать такую фигуру, как я», — подумал Климов, открыл дверь и пропустил начальство в комнату.

— Посиди молча, я погляжу, что пишут нового.

«А старик-то дальнозорок», — отметил Климов, глядя, как начальник держит газету на вытянутой руке. Он раскурил трубку и встал в своей излюбленной позе, руки за спину и широко расставив ноги. Панин вошел быстро, исподлобья взглянул на начальника и, смущенно улыбнувшись, провел рукой по жирно набриолиненной голове.

— Добрый день, — сказал он и остановился в нерешительности. Видно, он сразу сообразил, что незнакомец — высокое начальство.

— Здравствуй, здравствуй, — начальник поднялся навстречу и сильно тряхнул ему руку. — Садись и в обычном порядке докладывай Василию Васильевичу, а я посижу в сторонке и послушаю.

Николай сел, стараясь не поворачиваться к начальнику спиной, но тот сердито сказал:

— Лицом к начальству, Панин. Климов — твой начальник, ему докладывай, на него и смотри.

— Слушаюсь, — сказал Николай и посмотрел на Климова. Глаза у него были непривычно серьезные, веснушки побледнели, будто покрылись пылью.

— Вы извините меня, Василий Васильевич, за сказанную ночью фразу, — пробормотал он.

Климов выпустил огромное облако дыма и спрятался за ним.

— Обстановка в трактире за последнее время не изменилась. Считаю своим долгом доложить, что Михаил Лавров москвич и до пятнадцатилетнего возраста проживал здесь. Я этого не знал, Василий Васильевич. В трактире Лавров встретил своего знакомого, с которым был дружен в восьмилетнем возрасте, и тот Михаила узнал.

Климов стиснул ногами стул и посмотрел через Панина на начальника. Тот нахмурился и приложил палец к губам.

— Наше с Лавровым мнение, что вскрывшиеся обстоятельства не должны влиять на ход операции, так как опознавший его бандит, видимо, ничего о Лаврове не знает. Иначе бы они не церемонились, — пояснил Николай.

— Почему Лавров не является сюда? Почему он скрыл от меня, что москвич? — спросил Климов.

— Он не может прийти, Василий Васильевич, так как все время сейчас проводит с Серым. В отношении второго я его сам спрашивал. Молчит. Думаю, что боялся быть отстраненным от операции.

— Казаки-разбойники, — пробормотал Климов и замолчал, увидев кулак начальника. У начальника было на этот счет свое мнение.

— Но сейчас весь успех зависит только от него, — сказал запальчиво Панин, выгораживая товарища. — Мишка сейчас рядом с Серым вот так, — он показал стиснутые ладони. — Это целиком заслуга Лаврова. Вчера вот только… — Панин смешался, потом рубанул рукой воздух и продолжал: — Сорвался он вчера. Немного. Сами понимаете, Василий Васильевич. Это его выдержку надо иметь, чтобы в такой ситуации не сгореть дотла. Я бы наверняка был готов. Сейчас все в порядке, — быстро заговорил Панин. — Честное комсомольское, все в порядке! Он ухитрился не только оправдаться, но и кое-что выиграть от своего срыва. Серый, конечно, крутит носом, но он во все стороны им крутит. И вообще, — Николай вскочил и заходил по комнате. Тон его изменился и стал поучающим, будто он, взрослый человек, втолковывал прописные истины двум непонятливым подросткам. — Находиться там и быть вне подозрений абсолютно невозможно. Даже меня, казалось бы верного человека, проверяют. Утром хозяин зазвал в свою клетушку и