всех коммунистов и чекистов в городе. Относительно дня выступления Филатов сказал, что это будет определено после прибытия представителя из Софии. Его ждут со дня на день.

— За моими ребятушками дело не станет, — сказал в конце Говорухин, — давно в Ростов рвутся, а вот как будет с полковником Назаровым? Я ему буду подчинен или же он мне? У него людей меньше моего. Недавно мы тут с ним встретились…

— Это еще не решено в штабе, — ответил есаул. И Борис увидел, что ответ не очень понравился Говорухину.

На следующее утро они собрались уезжать. Улучив минуту, когда хорунжий был один, Борис подошел к нему.

— Да, Говорухин, — сказал оп, улыбаясь, — ты был прав вчера, когда спрашивал насчет полковника Назарова.

— А что? — осторожно спросил Говорухин, и в его красных опухших глазах мелькнуло беспокойство.

— А то, что в чинах мы с тобой небольших, рискуем вместе, а там как на нас поглядят? Повыше нас есть.

Говорухин шагнул к нему вплотную, внимательно глядя прямо в глаза.

— Ты к чему это говоришь? Знаешь что-нибудь?

— Как не знать, — сказал Борис, чувствуя, что теряет нить разговора. — Мне полагается знать…

— Значит, у вас там, в штабе, знают, — тихо заговорил хорунжий, — а я, признаюсь, все раздумывал, сказать есаулу или нет. Неделю назад, когда встретились мы на мельнице, я смотрю — самозванец. Назарова-то я, слава тебе господи, знаю, на моих глазах погиб, царство ему небесное. Но ты учти, я не открылся и казакам сказал, что он самый настоящий полковник Назаров, и только…

Борис чувствовал себя как на канате над пропастью.

— Что ж казаки? — спросил он осторожно.

— Казаки верят как один. А что он за человек?

— Нужный человек, — таинственно ответил Борис. — Смотри, пока ни слова. — И, подумав добавил: — В твоих же интересах.

— Понятно, — с уважением сказал хорунжий.

Наступил июнь. Ночи напролет не гасли огни в доме ЧК на Большой Садовой улице. Работы хватало. Волной захлестывала город спекуляция. С почерневшим от солнца и недоедания лицом мотался круглосуточно по городу Павел Миронов. Никто не спрашивал его, когда он спит. Да и сам он об этом никогда не задумывался — знал: начальству — Федору Зявкину и Николаеву — приходится еще туже.

Больше всего из сообщений Бахарева чекистов заинтересовали сведения о полковнике Назарове. Из слов Говорухина можно было сделать вывод, что человек, который выдает себя за полковника Назарова, вовсе им не является. Но кто же он такой? Разобраться в этом поручили опытному сотруднику Дон-чека Тишковскому, который выехал в отряд.

А на долю Павла Миронова с его группой выпало обеспечение корнета Бахарева от всяких случайностей. В папке с надписью «Клубок» уже появились адреса господина Новохатко и полковника Беленкова, была выяснена и подлинная фамилия Валерии Павловны — вдовы крупного сахарозаводчика с Украины. На схеме, которую вычертил Федор Зявкин на большом листе картона, все линии тянулись к центральному кружку. В нем крупными буквами была написана фамилия: «Ухтомский».

Семен Михайлович Буденный рассказал чекистам, что генерал-лейтенант царской армии князь Ухтомский ему известен давно.

Представитель древнего аристократического рода, он слыл среди белых генералов как авторитет в области военной науки. Это он приложил руку к созданию крупных кавалерийских соединений, которые потом под командой Мамонтова и Шкуро дошли до Орла и Воронежа.

Князь Ухтомский был ранен и только поэтому, может быть, не фигурировал в числе командующих какой-нибудь из белых армий наравне с Деникиным, Врангелем или Юденичем.

Буденный считал вполне вероятным, что князь Ухтомский мог остаться в Ростове после эвакуации города.

— Вспомните, сколько они сюда раненых понавезли, — говорил Семен Михайлович. — Мы ведь с лазаретами не воюем, вот они и спрятали этого князя под чужой фамилией на больничной койке. Ясное дело! А расчет у них такой: фигура среди белых известная, поэтому вокруг него можно будет организовать подполье.

Зявкин и Николаев согласились с доводами командарма Первой Конной. Было понятно, что организация, возглавляемая такой крупной фигурой, как князь Ухтомский, должна иметь налаженные связи с заграницей. Ликвидировать ее можно было только после того, как будут установлены все ее связи. Вместе с тем времени оставалось мало. Из Москвы пришло шифрованное сообщение о том, что по сведениям, полученным из Софии, ростовское подполье должно приступить к активным действиям с середины июля.

Ближайшим путем к центру организации Борис считал поручика Милашевского. Нужно было найти к нему ключ, либо заручиться его дружбой, либо вступить в борьбу.

Еще на обратном пути из станицы Борис заметил, что есаул Филатов не собирается забывать промаха Милашевского с «проверкой». Он постоянно напоминал ему об этом, пока окончательно не вывел поручика из равновесия. Вспылив, Милашевский сказал есаулу:

— Не знаю, во всяком случае, вам еще предстоит объяснить полковнику Беленкову, почему это чекисты приказали отправить вас из Екатеринодара в Ростов.

— С вашего разрешения, есаул, — сказал Борис, — я бы взял на себя обязанность объяснить все обстоятельства вашего побега господину полковнику… чтобы… — Борис сделал паузу, — никому не повадно было пачкать своими подозрениями честных людей.

Удар был нанесен, враг нажит. Борис увидел, как удовлетворенно улыбнулся Филатов.

Дня через два после возвращения из станицы вечером к Борису пришла Анна Семеновна Галкика. Она была одета наряднее обычного и заметно чем-то взволнована.

— Простите, Борис Александрович, что я так, без приглашения, — была здесь рядом по своим коммерческим делам, — сказала она. — Вы знаете, я теперь скучаю без вас.

Борис удивленно поднял брови.

— Да, да, не удивляйтесь, — продолжала Галкина, — вы так много сделали для меня в трудную минуту. Вообще мне нравятся люди смелые и решительные, Иван рассказывал мне, как вы там, в станице…

— Пустяки, — прервал ее Бахарев.

Галкина наговорила ему еще кучу комплиментов. Борис молчал, раздумывая: что ей надо. — 1

— Боже мой, — спохватилась вдруг Галкина, — а ведь уже поздно. Я надеюсь, Борис Александрович, вы проводите меня?

— Сочту за счастье, — Борис учтиво поклонился. — Сию минуту, я отдам некоторые распоряжения.

Борис вышел в переднюю и, постучав в комнату Веры, сказал:

— Вера Никифоровна, я вернусь поздно, не запирайте парадную дверь изнутри.

— Куда же вы на ночь глядя? — ответила Вера.

— Я провожу Анну Семеновну.

Когда он вернулся в комнату, Галкина стояла у самых дверей, покрывая голову черным кружевным платком.

Не забудь потемнее накидку,

Кружева на головку накинь, —

шутливо пропел Борис.