— Ага, Лось, теперь тебя из школы погонят с треском…
Нинка Секретарева словно этого и ждала.
— Распустился, — визжала она, — только и знаешь, что кулаками махать, герой!.. Вот подожди, будет совет отряда!..
Девочки взяли Валю под руки и повели в школу к врачу.
— Может, ты ей глаз повредил, — испуганно шептал бледный Генька.
Кончак почесал затылок.
— Да… И как тебя угораздило?
Генька перебил его, торопливо, словно схватил палочку-выручалочку:
— Ты нечаянно, да?
— Отстаньте! — бросил им Витька и вышел из калитки.
Кончак посмотрел ему вслед, покрутил головой и побежал в школу.
Генька сделал несколько неуверенных шагов за Витькой, но тот даже не обернулся.
— Все, — бормотал он, шагая к дому, — погонят меня теперь из школы… Мама плакать будет… На работу не примут, — мал… Может, метрики подправить?.. — Потом он подумал о Вале, решил, что теперь она его, конечно, ненавидит… — Ну и ладно.
Матери дома не было, она приходила в пять.
Витька, не раздеваясь, сел к столу, подпер голову кулаком. Щеки у него стали мокрыми. Стена и вещи казались туманными, расплывчатыми. Оттоманка, на которой он спал, была покрыта чистым чехлом; на ней лежали старательно вышитые подушки. И Витька понял: мама сделала их не из любви к вышиванию, а чтобы прикрыть глубокие впадины и выпирающие пружины… Покрывало на маминой кровати незаметно подштопано, — человек непосвященный никогда и не догадался бы. А коврик над кроватью был таким ветхим, что мама просила у соседей пылесос, чтобы его почистить: боялась трясти на улице — вдруг порвется.
«Заработаю денег, куплю маме новый ковер, — подумал Витька, положил голову на руки и заплакал. Плакал он беззвучно, закусив рукав пальто. — И ковер куплю, и шляпу с перьями, как у соседки… И новое платье шелковое…» Наконец Витька поднялся, вытер глаза и нос углом скатерти, достал полотерную щетку и начал тереть пол. Свирепо двигая щеткой по одному месту, он строил планы, жалостные и героические.
«Вот уберу сейчас комнату, записку напишу: «Мама, ты меня не ищи… Я тебя очень люблю…» Иногда Витька останавливался, шептал: «Уйду из дома куда глаза глядят… На работу устроюсь куда-нибудь, юнгой например…» Он так размечтался, что не слышал звонка в коридоре, не слышал, как открылась дверь и вошли Кончак с Генькой.
— Витька, где ты?..
Витька вынырнул из-под кровати, уставился на гостей.
— Чего вам?
Кончак сел прямо на пол, по-турецки. Генька примостился на стуле около двери, снял шапку, пригладил свою серебристую челку.
— Она сказала, что сама споткнулась, — понимаешь?
Витька потер щеткой ножку кровати и ничего не ответил.
Генька подтолкнул ногой Кончака; тот придвинулся ближе к Витьке и вдруг разозлился.
— Да брось ты свою дурацкую щетку!.. Понимаешь, пришел директор; Нинка сказала ему, что ты Вальке ножку подставил, а Валька сказала: ничего подобного, что ты ей ничего не подставлял, что ты даже посторонился, пропустил ее, а она сама поскользнулась и упала…
Витьке показалось, что он уже знал это раньше…
— Ну вот, — поблескивая глазами, перебил Кончака Генька, — значит, тебе ничего не будет… Может, на совете отряда поругают за то, что с Мишкой подрался… Только мы скажем… Мы тебя защитим… А про Валю молчи.
Витька наклонил голову.
— Здо?рово она расшиблась?
— Ага, еще у доктора сидит. — Кончак поднялся, дернул Геньку за воротник. — Ну, мы пошли.
— И нужно мне было с Мишкой драться! — тоскливо говорил Витька, провожая друзей до двери. — Не дрался бы с Мишкой, ничего бы и не было…
Генька удивленно остановился.
— При чем тут Мишка?.. Он агрессор, узурпатор…
— И воображала, — добавил Кончак. — Правильно, что ты ему навинтил… Только смотри, про Вальку не проболтайся, а то я тебя знаю… Ты можешь…
Витька закрыл за ребятами дверь и несколько минут ходил по комнате, размахивая полотерной щеткой. На сердце была такая легкость.
— Всё в порядке, — ликовал он.
Потом Витька взял в буфете два рубля и помчался за хлебом. В кассу он пролез без очереди: «Тетеньки, мне спешно, мне очень до зарезу!» А выскочив из булочной, вдруг столкнулся с Валей.
Голова у Вали была обмотана бинтом, поверх бинта надета синяя шапка. Косы с белыми бантами торчали из-под бинтов в разные стороны.
— Ты идешь, да? — оторопело спросил Витька и покраснел так, что кожу на щеках защипало.
Валя остановилась.
— Иду…
Витька переминался с ноги на ногу, шмыгал носом.
Из булочной вышла какая-то женщина, посмотрела на Витьку, засмеялась.
— Вот ты куда торопился! Барышня тебя ждет…
Витька окинул тетку ненавидящим взглядом, сказал: «Это не барышня, а Валя», — потом повернулся к Вале.
— Пойдем. — Они шли осторожно. Валя на скользких местах держалась за Витькино пальто. А он смотрел на ее забинтованную голову и думал: «Я теперь тебя в обиду не дам…»
Вдруг Валя спросила:
— Ты про лосей наврал?
Витька опустил голову.
— Наврал…
— А зачем?
— Не знаю…
Они пошли дальше. Витькина сетка с батоном и половиной круглого хлеба била их обоих по ногам, но Витька так и не догадался взять ее в другую руку.
Муравьиное масло
Поселок дачного треста расположился на высокой песчаной горе у самого моря. За веселыми разноцветными домиками сосновый бор. Внизу, под горой, серая лента шоссе. По одну ее сторону малина, черемуха — целые заросли. По другую — песок, голубая осока, источенные водой камни и море…
Море волнуется, вздыхает. Это ветер треплет его пенистые волны, и они, не зная куда деться, выплескиваются на берег. А бывает, заспорит море с ветром. Тяжелые валы нальются яростью, заревут, загрохочут. Словно подбадривая их, загудят на горе? сосны, — они ведь тоже с ветром не ладят.
Но чаще всего море спокойно и блестит, блестит, будто его начистили. В такие дни виден Ленинград.