расстрела Семьи. Это было логично, он мог быть гарантом того, что Урал совет не сделает этого прежде, чем судьба Екатеринбурга будет решена. Только он мог точно знать этот роковой час. Только он – Главнокомандующий – мог приказывать военному комиссару И 16 июля, поняв, что положение города безнадежно, Берзин, видимо, отдает свой приказ, приговорив к смерти 11 человек, в том числе несовершеннолетнего мальчика.

В 1938 году Рейнгольд Берзин погибнет в сталинских лагерях.

Перед апокалипсисом

Было 7 вечера.

В это время Семья Романовых пила чай. Последний чай. Еще утром пришли и забрали поваренка Седнева. Алике очень обеспокоилась и послала Боткина спросить, в чем дело. Объяснили: у поваренка встреча с дядей и он скоро вернется.

Получив приказ Берзина, осторожный Филипп Голощекин решает на всякий случай протелеграфировать в Москву. И он шлет ту свою телеграмму о том, что условленная с Москвой казнь Семьи не терпит отлагательств из-за готовящейся сдачи города.

«Если ваше мнение противоположно, сейчас же, вне всякой очереди, сообщите».

Он хочет заручиться прямым приказом Москвы. Телеграмму эту он шлет через Зиновьева – горячего сторонника расстрела. Он понимает – Зиновьев не допустит отмены прежнего решения о казни. Зиновьев пересылает телеграмму в Москву – Ленину.

В 21 час 22 минуты она была в Москве, как явствует из пометы на телеграмме.

Получил ли Екатеринбург ответ? Или, как часто бывало, Москва промолчала, что и стало согласием?

Был ли ответ Ленина?

11 августа 1957 года в «Строительной газете» был напечатан очерк под названием «По ленинскому совету». Вряд ли много читателей было у статьи с подобным названием. И зря – очерк был самый что ни на есть прелюбопытнейший.

Героем его был некто Алексей Федорович Акимов – доцент Московского архитектурного института. У Акимова было заслуженное революционное прошлое, о котором и писал автор очерка. С апреля 1918 года по июль 1919-го Алексей Акимов служил в охране Кремля – вначале он охранял Я.М. Свердлова, а затем – В.И. Ленина.

И вот газета рассказывает случай, произошедший с Акимовым летом 1918 года…

«Чаще всего он стоял на посту у приемной В.И. Ленина или на лестнице, которая вела в его кабинет. Но иногда ему приходилось выполнять и другие поручения. Мчаться, например, на радиостанцию или телеграф и передавать особо важные ленинские телеграммы. В таких случаях он увозил обратно не только подлинник телеграммы, но и телеграфную ленту. И вот после передачи одной из таких телеграмм Ленина телеграфист сказал Акимову, что ленту он не отдаст, а будет хранить у себя. «Пришлось вынуть пистолет и настоять на своем», – вспоминает Акимов. Но когда через полчаса Акимов вернулся в Кремль с подлинником телеграммы и телеграфной лентой, секретарь Ленина многозначительно сказала: «Пройдите к Владимиру Ильичу, он хочет вас видеть».

Акимов вошел в кабинет бодрым военным шагом, но Владимир Ильич строго остановил: «Что ж вы там натворили, товарищ? Почему угрожали телеграфисту?

Отправляйтесь на телеграф и публично извинитесь перед телеграфистом».

В этом очерке, в который раз свидетельствовавшем о чуткости вождя нашей революции, была одна очень странная деталь: ни слова не говорилось, о чем была эта «особо важная телеграмма», которую, угрожая револьвером, отнимал у телеграфиста Алексей Акимов.

Из письма Н.П. Лапика, директора музея завода «Прогресс» (Куйбышев):

«Есть у нас в музее машинописная запись беседы А.Ф. Акимова с А.Г. Смышляевым, ветераном нашего завода, занимавшимся поисками материалов по его истории.

В протокольной записи этой беседы, состоявшейся 19 ноября 1968 года, со слов А.Ф. Акимова записано следующее:

«Когда тульский (ошибка в записи – уральский. – Э.Р.) губком решил расстрелять семью Николая, Совнарком и ВЦИК написали телеграмму с утверждением этого решения. Я.М. Свердлов послал меня отнести эту телеграмму на телеграф, который помещался тогда на Мясницкой улице. И сказал – поосторожней отправляй. Это значило, что обратно надо было принести не только копию телеграммы, но и ленту.

Когда телеграфист передал телеграмму, я потребовал от него копию и ленту. Ленту он мне не отдавал. Тогда я вынул револьвер и стал угрожать телеграфисту. Получив от него ленту, я ушел. Пока шел до Кремля, Ленин уже узнал о моем поступке. Когда пришел, секретарь Ленина мне говорит: «Тебя вызывает Ильич, иди, он тебе сейчас намоет холку»…»

Итак, в Екатеринбург от СНК и ВЦИК (то есть от Ленина и Свердлова) пошла эта телеграмма «с утверждением этого решения» – о казни Царской Семьи.

В Екатеринбурге в этот момент дело уже шло к полуночи. Они все ждали ответа. И, уже за полночь получив ответ, Голощекин отправил грузовик. Это и была та причина, по которой, опоздав на два часа, только в половине второго ночи пришел грузовик с Ермаковым. Об этой задержке с досадой напишет в своей «Записке» Юровский.

Пока в Екатеринбурге ждали телеграмму, Семья готовилась спать. Алексей спал в эту ночь в их комнате. Перед сном она подробно описала в дневнике весь день – последний день.

«3(16) июля, вторник. Серое утро, позднее вышло милое солнышко. Бэби слегка простужен. Все ушли (на прогулку) на полчаса утром. Ольга и я принимали лекарство. Татьяна читала духовное чтение. Когда они ушли, Татьяна осталась со мной и мы читали книгу пророка Авдия и Амоса».

Из книги пророка Амоса: «И пойдет царь их в плен, он и князья его вместе с ним, говорит Господь». (1:15) «Клялся Господь Бог святостью Своею, что вот, придут на вас дни, когда повлекут вас крюками и остальных ваших удами». (4:2)

«Поэтому разумный безмолвствует в это время, ибо злое это время». (5:13)

«Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда Я пошлю на землю голод, – не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних. И будут ходить от моря до моря и скитаться от севера к востоку, ища слова Господня, и не найдут его». (8:11–12)

Из книги пророка Авдия: «Но хотя бы ты, как орел, поднялся высоко и среди звезд устроил гнездо твое, то и оттуда Я низрину тебя, говорит Господь».

И, слушая эти священные грозные слова, вдруг затихла, задумалась Татьяна.

«Как всегда, утром комиссар пришел в наши комнаты. И наконец после недели перерыва опять принесли яйца для Бэби! В 8 часов ужин.

Внезапно Лешка Седнев был вызван повидать своего дядю и он исчез – удивлюсь, если все это правда и мы опять увидим мальчика вернувшимся обратно».

Да, она, как всегда, им не поверила: она помнила, как бесследно исчезли все, кого они уводили: Седнев, Нагорный…

«Играли в безик с Щиколаем]. 10.30 – в кровать…»

В это время к дому Попова подошли двое подвыпивших охранников. Это были стрелки Проскуряков и Столов.

Вчера была получка (это запомним). Они напились у знакомого милиционера и весело вошли в дом Попова. Но там их встретил начальник охраны Павел Медведев. Он был почему-то очень злой и с матом загнал их обоих в баню во дворе дома Попова. Ночь была теплая. Они улеглись и тотчас заснули.

Между тем охранник Якимов разводил караул. На пост номер 7 у дома встал стрелок Дерябин. Пост номер 8, в саду у окна в прихожую, занял стрелок Клещев. Якимов расставил посты и пошел спать.

Она закончила запись в дневнике – отметила температуру воздуха: «15 градусов». Это и стало последними словами.

Они помолились перед сном. Девочки уже спали.

В 11 часов свет в их комнате погас…

В доме Попова – напротив Ипатьевского, где на втором этаже жила охрана, на первом проживали обычные городские обыватели. Поздно ночью проснулись двое. Глухие выстрелы… много выстрелов – там, снаружи, откуда-то из-за забора того страшного дома. Ипатьевского дома.

И оба тихо зашептали друг другу:

–  Слыхал?

– Слыхал.

– Понял?

– Понял.

Опасная жизнь была в те годы, и опасливы были люди, хорошо усвоили они: только опасливые выживают.

И оттого ничего более не сказали друг другу, затаились в своих комнатах до утра.

Об этой своей ночной беседе в ту теплую, пахнущую «ароматами садов» ночь на 17 июля рассказали они потом белогвардейскому следователю.

17 июля. Утро в Ипатьевском доме

Утро было хмурое. Но опять, как вчера, распогодилось, цвели сады – «аромат садов», как написал он.

По-прежнему неслись караулы вокруг Ипатьевского дома. Из монастыря в то утро опять пришла послушница и, как накануне, – принесла яйца, сливки. Но в этот раз послушницу в дом не пустили. На крыльце ее встретил молодой помощник коменданта – Никулин. Продуктов он не взял и сказал: «Идите обратно и больше ничего не носите».

Разводящий Якимов пришел в Ипатьевский дом рано утром. Внутри дома латышей уже не было. Караулы стояли только во дворе. Ему сказали, что утром латыши ушли к себе в «чрезвычайку», только двое остались. Но спать внизу после вчерашнего они не захотели и спят теперь в комендантской на втором этаже. Якимов прошел в комендантскую и увидел латышей, спящих на походных кроватях великих княжон. В комендантской Юровского не было, но за столом сидели Никулин и Павел Медведев. На столе лежало множество драгоценностей: они были в открытых шкатулочках и просто навалены на скатерть. Медведев и Никулин были какие-то усталые и даже подавленные. Они не разговаривали и молча укладывали драгоценности в шкатулки. Двери из прихожей в комнаты Царской Семьи были закрыты.

У дверей тихо стоял спаниель Джой, уткнувшись носом в закрытую дверь. И ждал. Но из комнат Семьи, откуда обычно звучали голоса, шаги, теперь не доносилось ни звука.

Так рассказывал потом разводящий

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату