Сократа.

Притан ( выступая вперед). Сократ, сын Софрониска из дема Ал опеки. Мы вынесли тебе приговор – смерть!

Молчание толпы.

Говори последнее слово. Сократ . Мне жаль вас, афиняне. Теперь о вас пойдет дурная слава. Люди, склонные поносить наш город, а их немало, ибо Афины – город великий, эти люди получат право кричать на всех перекрестках, что вы убили старого мудреца. Они даже добавят – великого старого мудреца, чтобы еще больше вам досадить. Все неразумно: если я вам уж так докучал, вы хоть немножко набрались бы терпения, хоть чуточку подождали, и все случилось бы само собой – ведь вы знаете мой возраст, нетерпеливые сограждане!

Молчание толпы.

(Ученикам.) Мне хотелось, чтобы вы, беседовавшие со мной, рассказали впоследствии, что я был осужден не потому, что мне не хватило доводов на суде. Доводы мои не слушали. Вместо них сограждане ждали только покаяния. Ждали, чтобы я отрекся от себя словом, сказал все, что привыкли здесь слушать от других.

Ропот толпы.

Но все вы помните: в дни молодости, когда я сражался с оружием за великий город Афины, мне не раз угрожала смерть. И никогда я не прибегал к бесстыдству и трусости. А ведь на войне, как в суде, так легко убежать от смерти. Надо только бросить свое оружие и обратиться с мольбой к преследователям. Надо только забыть себя и согласиться делать что угодно… Нет, избегнуть смерти нетрудно, труднее избегнуть человеческого падения. Оно настигает быстрее смерти. И вот меня, человека старого и оттого медлительного, легко настигла стремительная смерть. А вот моих обвинителей, людей молодых и проворных, настигло то, что бежит быстрое смерти, – человеческое падение… Время перед смертью благоприятно для предсказаний. И поэтому, умертвившие меня сограждане, я хочу предсказать вам будущее. Убив меня, вы думаете избавиться от необходимости давать отчет в праведности жизни своей. Но случится обратное! Ведь это я сдерживал до сих пор всех ваших обвинителей. Ведь это мой авторитет не давал раскрыть им рта, потому что всем было известно, что судил Афины один я! Теперь у вас появится тьма новых обличителей, и они будут беспощаднее – оттого, что будут моложе!.. И еще. Я хочу обратиться ко всем, кто голосовал за мое оправдание. Побудьте со мной, друзья мои, пока не истекло время моей речи. Не печальтесь обо мне. Если правду говорят, что умереть – это значит стать ничем, тогда смерть – это сон без сновидений. Тогда она для меня просто приобретение. Ведь если сравнить ночь, когда спал крепко и даже не видел снов, с большинством ночей, таких трудных, таких беспокойных, особенно в моем возрасте, – я уверен, что всякий, даже сам царь, изберет эту спокойную ночь… С другой стороны, если правду говорят, что смерть – это переселение душ отсюда в иное место, и если верно предание, что в том месте находятся все умершие до нас, – тогда есть ли что-нибудь заманчивее смерти? Ну, представьте себе, увидеть вместо всех этих рож (жест в сторону обвинителей) лицо Орфея или лицо Гомера… Да, я готов умереть тысячу раз, если это правда! И уж там-то мне дадут наконец спокойно разбирать поступки тамошних обитателей! Без страха наказания! Вы представляете, какое мне готовится блаженство? Я испытаю тех, кто истинно мудр или только казался нам мудрым, кто затевал великие войны и истреблял целые народы. Я смогу без страха развенчать одних и уверовать в других.

Ропот толпы: «Довольно! Последнюю просьбу, Сократ!»

Что ж, с легким сердцем. Я прошу вас, сограждане, о моих сыновьях.

Анит усмехнулся.

Да, ты так мечтал услышать об этом, Анит, сильный Анит, победительный Анит, и вот я прошу о своих детях. Если когда-нибудь, афиняне, вам покажется, что сыновья мои заботятся о деньгах, о должностях, о красивых речах больше, чем об истине и добродетели, донимайте их так же беспощадно, как донимал вас я! И если они, не представляя собой ничего, вообразят о себе многое, – укоряйте их так же беспощадно, как укорял вас я. И тогда вы воздадите по заслугам и мне, и моему потомству. Вот все, что я прошу у вас перед смертью. Но пора идти отсюда: мне – чтобы умереть, вам – чтобы жить. А что из этого лучше, неведомо никому, кроме богов.

Шум расходящейся толпы. К Сократу бросаются ученики. Одновременно подходит Тюремщик .

Тюремщик . Будем одеваться, старичок! (Начинает заковывать в кандалы руки и ноги Сократа.) Первый . Ты был сегодня, как прежде. Я преклоняюсь перед тобой. Я все записал.

Подходят Анит и Мелет.

Анит . Прощай, Сократ!

Мелет . Рад, что ты счастлив умереть, рад, что мы совсем не огорчили тебя.

Врывается Ксантиппа с детьми.

Ксантиппа . Сократ! Подлый! Сократ! Что ж ты наделал! (Бросается на тюремщика с кандалами.) Не трогай его, негодяй, у него больные ноги!

Ее оттаскивают ученики.

(Вырывается.) Сократ! Любимый! Отец дома!.. Кричите! (Дергает за уши сыновей.)

Сыновья вопят. Стража уводит Сократа. За ним идут ученики. Остаются уснувший Ликон, вопящая, подняв руки к небу, Ксантиппа и испуганные дети.

Афины. Глубокая ночь. У дома гетеры Гарпии. Появляется Мелет с факелом. Он пьян.

Мелет (тщетно стучит в дом). Я – бессмертен! Я – бессмертен!.. Открой, шлюха! Я разбужу всю улицу… Открой, девка, Мелету, имя которого в веках.

Из дома Гарпии выходит Анит. С ним – Рабе факелом.

Анит? (Хохочет.) Значит, мы оба? (Хохочет.)

Анит . Опять пьян? Ты быстро пристрастился… Я жду тебя, Мелет.

Мелет (хохочет). Где?

Анит (насмешливо). Ты забыл?.. Ведь сегодня я должен официально представить тебя священному Хору.

Мелет . Думаешь, я скоро отсюда освобожусь? (Хохочет.) Думаешь…

В доме гетеры Гарпии. Мелет и Гарпия.

Гарпия . А где треножник, поэт?

Мелет . К чертям треножник! Что он здесь делал? (Хватает амфору и разбивает ее.) Молчать!

Входит Раб огромного роста.

Ударь его, Федр! Мелет . Ты что… свободного грека…

Раб бьет его.

Гарпия . Еще раз, Федр.

Раб снова бьет. Мелет падает.

Мелет . Не надо. Гарпия . Не надо его больше бить, Федр.

Раб уходит.

Мелет (сидя на полу). Ты меня любишь?

Гарпия . Я тебя очень люблю, козочка!

Мелет (сидя на полу). Я тебя страшно люблю. Хочешь, я на тебе женюсь? Великий Перикл женился на Аспазии, а она тоже была шлюхой. Ну и что? Сама богиня Венера, разве она не…

Входит Раб.

(Мелету.) Сколько раз я тебе говорила, птенчик, что запрещаю при мне оскорблять богов. Я боюсь. (Рабу.) Федр!

Мелет (вскакивая). Не надо меня бить…

Раб бьет и уходит. Мелет снова на полу.

Бедняжечка, нельзя оскорблять богов. И очень плохо, что козочка напился и не принес мне треножник. Ведь ты меня любишь?

Мелет . Да! Да!

Гарпия . А сейчас ты пойдешь к Аниту и попросишь у него денежки. Он мне сам говорил, что ты можешь у него их попросить.

Мелет . Плевал я на деньги.

Входит Раб.

Проводи господина к Акрополю, его там ждут. (Нежно.) Надо уметь любить женщину, дорогой! Прощай, любимый, и возвращайся быстрее.

Раб выталкивает Мелета и тотчас возвращается.

(Рабу.) Эту записочку ты передашь актеру Килликию, такой белокурый, совсем молоденький. Скажи, что я жду его завтра.

Афины перед рассветом. Акрополь. Хор и Анит. Появляются Рабе факелом и Мелет.

Мелет (Аниту). Мне нужны деньги. Мне нужны эти совиные рожи на золоте – деньги твоих Афин.

Анит . Лес плодит сов, но я не рожаю деньги, добрый Мелет. Кроме того, по-моему, ты здесь не за тем: Хор выстроился – и все внимают и ждут твое сочинение.

Если ты скажешь, что я