— Уильям, что случилось?
— Биттерн стукнул вас крюком по голове, а потом пригрозил, что сделает со мной то же самое, если я не отдам ему сумку. Я поступил так, как он мне велел, затем схватил его за ногу и опрокинул. Я пытался выбраться, чтобы остановить его, но совсем забыл о пистолете, который он обычно носит в кармане. Пока мы работали вместе, я никогда не видел, чтобы он им пользовался. Но сегодня он ему пригодился — этот ублюдок прострелил мне руку.
Когда ко мне окончательно вернулось сознание, я запаниковал:
— Сумка… где сумка, Уильям?
— Вам сейчас нельзя волноваться, доктор. Он забрал сумку и то, что в ней было.
Я с трудом встал на ноги.
— Мы должны вернуть ее, Уильям. Мы должны.
— Сейчас меня это совсем не заботит. Сначала нужно выбраться отсюда, — сказал он щурясь — земля налипла у него на ресницах. — Сторож услышал выстрел и прибежал сразу же, как только Биттерн скрылся. Светил тут своим фонарем, но не заметил ни нас, ни то, что мы натворили. Но скоро взойдет солнце.
— Мы не можем уйти, пока не закопаем могилу.
— Вы с ума сошли? Или вы не видите, что меня ранили в руку, а вам, похоже, вышибли остаток мозгов. И кто будет это делать?
— Мы. А теперь за работу. Дай мне лопату и протяни руку.
Я помог ему выбраться из ямы и попытался перевязать плечо веревкой, чтобы остановить кровотечение. Морщась от боли, он снова запротестовал, но быстро понял, что я не уйду, пока не приведу могилу в порядок. С неохотой Уильям согласился мне помочь. Мы с большим трудом сталкивали, бросали и утрамбовывали почву, работая на пределе наших сил. Время от времени мне приходилось останавливаться и ждать, когда пройдет головокружение, пока Уильям ловко управлялся с лопатой одной здоровой рукой.
К тому моменту, когда мы притоптали землю и положили на место венки, чтобы немного замаскировать кое-как закопанную могилу, начало светать.
Уильям щедро отхлебнул из фляжки, засунул в рот деревянный кляп и улегся на операционный стол. Готов поклясться, он считал ранение вполне справедливой платой за возможность беспрепятственно распивать алкоголь в больнице.
Я кивнул, и он крепко сжал кляп зубами, после чего я принялся прощупывать его руку, чтобы обнаружить пулю. Кость не была задета, и пуля застряла где-то в мышцах. После удара по голове все расплывалось у меня перед глазами, и я был просто не в состоянии оперировать раненого. Обратная дорога в больницу только усугубила мое состояние.
На тележке, которую прикатил Уильям, можно было вывезти одного из нас с кладбища, если только второй был в состоянии толкать ее. Я предлагал оставить ее на месте, но Уильям испугался, и не без основания, что она может вызвать подозрения, если ее обнаружат рядом с кладбищем. К тому же сторож слышал выстрел Биттерна. Поэтому я последовал его инструкции — подкатил тележку к берегу и сбросил в канал.
Поддерживая друг друга, мы заковыляли прочь от кладбища, пока тяжелая тележка медленно уходила под воду. В окнах домов вокруг нас стал загораться свет, люди просыпались и готовились к новому дню. Отойдя на безопасное расстояние от кладбища, мы выбрались на большую улицу. Идти дальше не было сил, и я взял кеб. Лишь когда экипаж покатил по утренним улицам Лондона, Уильям заметил, что я вряд ли смогу расплатиться с кебменом. Я похлопал по карману и обнаружил, что бумажник пропал.
— Биттерн вытащил его, пока вы были без сознания.
Несмотря на то что мы практически опустились до статуса бродяг, я все равно решил продолжать поездку, поскольку Уильяму нужна была срочная медицинская помощь. Когда мы остановились у ворот больницы, я приказал Уильяму оставаться в кебе, а сам заверил кучера, что вернусь через минуту, и заглянул в будку сторожа.
— Вы вернулись с войны, сэр? — спросил сторож, заметив, что моя одежда перепачкана землей, а воротник намок от крови. К счастью, я знал этого человека, и он согласился заплатить кебмену, когда я рассказал ему наспех выдуманную историю о том, что на нас напали грабители.
В тот момент я представлял для Уильяма гораздо большую опасность, чем свинцовый шар в его локте. Попытки обнаружить пулю так и не увенчались успехом, поэтому я вытащил зонд. Мой лоб стал влажным от испарины, и я уже готов был упасть в обморок, когда вдруг чья-то рука в перчатке обхватила мое запястье.
— Что здесь случилось? — спросила Флоренс.
— В него стреляли, — хриплым голосом ответил я. — Теперь я пытаюсь вытащить пулю.
Она отпустила меня, взяла Уильяма за руку и осторожно распрямила ее. Затем Флоренс стала изучать рану, которая стала шире после моих неуклюжих попыток вытащить пулю.
— Я не раз имела дело с пулевыми ранениями, — сказала она и покачала головой, словно сокрушаясь по поводу качества моей работы. — Позвольте мне заняться этим?
Я обрадовался, что смог перепоручить ей свои обязанности. Меня снова замутило, и я отошел от стола.
Она сняла пальто и перчатки и повязала фартук. Я ожидал, что медсестра займется Уильямом, но вместо этого она усадила меня на стул и осмотрела мою голову, заставив нагнуть ее так, чтобы подбородок уперся в грудь. Тошнота начала проходить, на смену ей пришла тупая боль, когда Флоренс развела в стороны кожу по краям раны за моим ухом. Поняв всю безнадежность моего положения, я прекратил все попытки играть роль врача и снова превратился в ее пациента.
— У вас рана до самой кости, — сказала она, подходя к столу, чтобы взять несколько кусков ткани, еще не испачканных кровью Уильяма, а затем щедро смочить их спиртом из бутылки. Я стиснул зубы, но все равно вскрикнул от боли, когда она прижала бинт к открытой ране. — Похоже, кто-то едва не вышиб вам мозги.
Положив мою руку на бинт, она велела мне придерживать его.
— Вас придется хорошенько залатать, но и Уильяму нужна срочная помощь. Я позову еще кого- нибудь.
— Нет! — воскликнул я, морщась от колющей боли. — Пожалуйста, не делайте этого, Флоренс! Со мной все будет хорошо. Лучше займитесь им. У нас будут большие проблемы, если станет известно, что случилось.
Пуля покатилась по металлической чашке, как шарик по рулетке, и, наконец, остановилась. Вытащив ее, Флоренс стала зашивать рану. Оставалось только надеяться, что старик окажется достаточно крепким, чтобы побороть почти неизбежную инфекцию. Его судьба все еще висела на волоске.
Оставив Уильяма отдыхать, Флоренс снова сосредоточила внимание на моей голове. Она убедилась, что в ране не осталось земли, и начала зашивать ее. Флоренс работала иглой уверенно и очень быстро, за что я был ей особенно благодарен, поскольку боль была почти невыносимой.
— Что же с вами произошло? — спросила она, отрезая нитку.
— Нас ограбили, — ответил я и по крайней мере не солгал.
Но мой ответ не удовлетворил ее.
— Ограбили? А что вы делали, раз позволили себя ограбить? Я уверена, что в окрестностях больницы вполне безопасно.
У меня не было времени придумывать еще одну историю, и я объяснил ей, что прошлым вечером мы напились и оказались в нехорошей части города. Там на нас напали воры, которые избили меня и подстрелили Уильяма.
— Но вы должны обратиться в полицию, — настаивала Флоренс, явно напуганная моими описаниями изнанки Лондона.
— Вы представляете, как сэр Бенджамин отреагирует, если узнает о случившемся? Он и без того не самого высокого мнения обо мне. Кроме того, Уильяму лучше не иметь дела с полицией.
— Это еще почему?
