Я впервые поймал себя на мысли, что металл не был горячим или даже теплым на ощупь. Я замер, чтобы осознать это ощущение, и снова услышал, как кто-то карабкается по ступеням позади меня. Температура теперь была вполне комфортной, и я с радостью стал снова подниматься наверх.

Миновав еще футов двадцать, я поднял руку, чтобы схватиться за следующую ступеньку, и натолкнулся на препятствие. Прямо над моей головой был люк, лестница закончилась. Я нащупал рукоятку, спустился вниз на одну ступеньку, на случай если люк откроется вовнутрь, и потянул за нее. Ничего не произошло. Тогда я снова поднялся и надавил плечом на люк, напряг колени и изо всех сил навалился на дверь. Люк неохотно поддался.

Солнечный свет проникал через постепенно расширяющуюся щель, пока люк не открылся окончательно. Холодный ветер шевелил мои волосы и успокаивал резь в глазах. Я поднялся еще на одну ступеньку, просунул в люк голову и плечи и увидел перед собой доски палубы. Высвободив руки, я подтянулся и лег на спину, разглядывая мачты и голубое чистое небо надо мной.

Ноги дрожали, пока я шел к перилам и рассматривал то, что было за ними. А там было море — голубое и спокойное, как и небо у меня над головой. Слезы струились по моим щекам, я обернулся и увидел, как Оккам вылезает из люка. Я сделал шаг вперед, белки его глаз блестели на перепачканном углем лице. Он схватил меня за руку и из последних сил выбрался на палубу огромного корабля Брюнеля. Оккам тоже едва держался на ногах, и я подвел его к перилам, о которые он оперся. Затем мы долго стояли рядом и смотрели, как чайки кружились над водой.

Впервые за последние месяцы я проснулся бодрым и готовым к новым свершениям. Мой кошмар больше никогда не повторялся, хотя время от времени мне снилось, что я гуляю по палубе большого корабля и дышу морским воздухом.

Я хотел, чтобы у моей истории был счастливый конец, однако, к сожалению, не все в моей жизни складывалось удачно. Я мечтал, чтобы Флоренс ответила взаимностью на мою любовь, но этого не произошло. Я не сомневался, что она тоже любила меня и, возможно, до сих пор любит, но работа, которой она была предана душой и сердцем, оказалась для нее важнее брака. Год спустя она открыла прекрасную школу для медсестер и стала настоящей матерью для своих учениц.

С тех пор я видел Тарлоу лишь однажды. Терьер обрадовался брошенной ему кости. Он разыскал меня, чтобы поблагодарить за предоставленную информацию о лорде Кэтчполе, и сообщил, что за это дело его повысили до старшего инспектора. После нашего короткого разговора я так и не узнал, насколько хорошо он был осведомлен о моей роли в деле «речных ангелов». Но не сомневался, что он знал гораздо больше, чем газетчики, которые придумали это броское название, когда дело о трупах из Темзы стало наконец достоянием общественности. Разумеется, все заслуги за раскрытие этого преступления также приписывались хитрому псу.

Моя собственная карьера складывалась не столь успешно. После всего случившегося я даже не думал о возвращении в больницу. Возможно, если бы я отдал себя на милость Броди, он и принял бы меня как блудного сына, но слишком много неприятных воспоминаний было связано у меня с этим местом, слишком много призраков бродило в его стенах.

Поэтому я вернулся в родной дом, взял практику отца и оставался там до тех пор, пока моя сестра не родила сына, которого назвали в мою честь. Но деревенская жизнь текла слишком медленно и размеренно, и вскоре я затосковал по новизне. Сначала я старался игнорировать эти устремления, однако со временем они взяли надо мной верх.

К большому огорчению Лили, но с ее благословения я покинул страну на борту «Великого Востока», который отплыл из порта Ливерпуля и через десять дней прибыл в Нью-Йорк. Во время плавания я иногда видел мельком Оккама, когда тот ненадолго покидал машинное отделение, где работал на добровольных началах морским инженером. В эти редкие моменты мы не считали нужным заводить разговор, а лишь приветствовали друг друга кивками и продолжали заниматься своими делами.

Прошло чуть больше года с момента моего прибытия в Новый Свет, моя профессия без труда обеспечила надежный заработок. Я быстро устал от мегаполиса, напоминавшего мне Лондон, и начал путешествовать по стране. Мне приходилось работать врачом в таких маленьких городках, по сравнению с которыми моя родная деревня казалась столицей.

Вскоре после этого, как и предсказывал Кэтчпол, началась война и нация раскололась надвое. Солдаты, одетые в серые мундиры, воевали с солдатами в мундирах голубых; бывшие соседи стали непримиримыми врагами, и огненный вихрь войны сметал все на своем пути.

И хотя Кэтчпол уже не мог всего этого увидеть — он покончил с собой за несколько дней до суда, — Север действительно блокировал порты Конфедерации. Южане предпринимали упорные попытки прорвать блокаду, некоторым кораблям даже удавалось по-прежнему ходить в Ливерпуль, но экспорт хлопка значительно сократился. Могла ли торпеда Рассела с двигателем, который изобрел Брюнель, что-то изменить или нет — вопрос спорный, об этом пусть лучше судят историки, но, безусловно, жертв в этой войне могло быть намного больше.

Сначала я избегал передовой. Но оказался настоящим сыном своего отца, и вот я в форме армии Союза работаю хирургом в полевом госпитале. Сегодня я оперирую очередную жертву кровопролитного сражения, которое состоялось на берегах реки Бул-Ран, рядом с небольшой железнодорожной станцией под названием Манассас. Нашу армию серьезно потрепали в этой битве и потеснили до самого Вашингтона. К тому же пострадало немало гражданских, вообразивших, что война — это веселое зрелище.

Но сейчас передо мной с ранением лежит необычный пациент. Я сразу же узнал его. Сослуживец Нейта сказал мне, что он один из первых записался в добровольцы. Жизнь в Англии не могла удовлетворить его жажду приключений.

Извлечь пулю было несложно. Теперь главное, чтобы он пережил заражение, из-за которого через неделю после ранения погибает столько молодых бойцов. Но все в руках Бога. Чтобы немного отдохнуть, я беру выпуск «Нью-Йорк таймс» за прошлую неделю. Я привык читать эту газету в отсутствие ее старшей тезки. Помимо новостей с фронта, которые имеют мало общего с ужасающей реальностью, меня привлекает еще одна заметка. Заголовок гласит: «В Гудзоне обнаружено тело женщины». Возможно, я и не обратил бы на него внимание, если бы не прочитал следующую строку: «Органы удалены — полиция разыскивает маньяка».

Парламентский акт, принятый в 1829 г., который предоставлял лицам, исповедовавшим католицизм, право голоса, а также право избираться на государственную и общественную службу. — Здесь и далее примеч. пер.