помнила ничего. Сознание помутилось, она рухнула со стула.

Ей, конечно, не поверили, потому что поверить в такое было невозможно. Все списали на усталость, на отсутствие нормального полноценного отпуска. Вскоре и сама Елена Ставридина согласилась с тем, что все ей это привиделось, потому что неделя выдалась тяжелой, да еще неприятности дома с больной кошкой Мусей, которой нужно было всю ночь через каждые два часа делать уколы.

— Мы особая, секретная разработка НКВД, — говорил малец. — Первоначально задумывались с целью естественного экспорта революционных идей…

— Чего? — капитан Елецкий пьяно икнул. Налил себе водки. С сожалением посмотрел в пустую консервную банку. Покачал головой.

— Ты говори, говори, — сказал он. — Продолжай. Твои слова вместо закуски будут.

И выпил, резко запрокинув голову назад, чтобы водка самотеком попала в глотку. Пробило. До слез. Как будто срез луковицы под нос сунули. И вдруг капитан обнаружил себя сидящим на краю консервной банки, а прямо напротив увидел огромное лицо мальчика и испачканную томатным соусом панамку.

Капитан Елецкий не испугался такой метаморфозы. Потому что для него было в порядке вещей после четвертой рюмки становиться маленьким, словно его втягивало в себя то счастливое детство, когда деревья были большими, а мир необъятным. В такие минуты капитан обретал какую-то особую, нечеловеческую трезвость, звонкую, словно горный хрусталь. И в этой трезвости его мозг мог воспринимать самые удивительные формы, оперировать самыми замысловатыми смыслами и образами:

— …Пионеры, достойнейшие из достойных, были подвергнуты специальной обработке в секретной камере, — губы мальца двигались близко-близко. — Эту камеру разработала группа ученых-биологов, расстрелянных…

Закусывать надо! И не килькой. И водку покупать только в проверенных местах. Ну бред же, бред!

— Их расстреляли особыми пулями, — продолжал вещать мальчик, — отлитыми из металла, найденного на месте падения Тунгусского метеорита. А потом привлекли к работе. Именно так: сначала расстреляли, а потом привлекли…

— Свистишь… — хоть и бред, но капитан не удержался. — Свистишь как…

— Сам не свисти, — отрезал мальчик. — Носопыру всю просвистишь.

Капитан выдул мощно воздух через ноздри.

— Вся суть в камере. Ну вот что ты думаешь, глядя на меня?

— Про закусь я думаю.

— Дурак ты, капитан. Про мальчика-с-пальчик слышал?

— Про пальчика-с-мальчика? Гы-гы-гы…

— В самом деле дурак. Нас готовили к эксперименту. В камере нас сжали до размеров мальчика-с- пальчик. А потом погрузили в состояние, близкое к анабиозу. Далее нас, то есть пионеров, законсервировали и отправили на склад…

— Основной приоритет в общественной жизни страны — борьба с коррупцией. В связи с этим мы изымаем из обращения дательный падеж. Рекомендуем чаще использовать винительный и творительный падежи. Употребление предложного падежа следует сократить вдвое.

Русский алфавит будет сокращен. Тридцать три буквы слишком много для него. Поэтому из употребления изымается буква «р» и соответствующий ей звук, поскольку именно этот звук будит агрессию и провоцирует проявление межнациональной розни. Но чтобы сохранить политкорректность в отношении тех, кто отдает предпочтение в произношении звуку «л», мы изымаем из обращения также и эту букву и звук. Их место займут буква и звук «и краткое»…

Президент закашлялся, прикрыл ладонью рот, сплюнул что-то в руку, а потом бросил это на стол.

— Убейите эту ейунду. Хватит над собой издеваться, — буднично пробурчал он, не смущаясь того, что это пойдет в эфир.

Чей-то огромный палец смахнул со стола предмет, похожий на боксерскую капу. Президент растянул губы в улыбке и продолжил:

— Напйимей, сйова «Йоссия» и «демокйатия» будут писаться и звучать именно так.

Именно таким обйазом мы йешим гйавную йогопедическую пйобйему, мешающую пйоцветанию нашего гйажданского общества, и добьемся пйетвойения высоких пйинципов тойейантно-сти и тейпимости.

Мы запйещаем употйебйение уменьшитейно-йаскатейных суффиксов, как обидное, не пойиткойектное, оскойбйающее честь и достоинство, а также чувства наших гйаждан…

Вдруг на столе зазвонил телефон. Звонок резкий, чтобы любой, даже мертвецки пьяный, услышав его, стал человеком. Капитан стал. Снял трубку и приложил к уху.

— Трубку положь! — скомандовал малец. И капитан положил. Потому что разговаривать он сейчас ни с кем не желал. Его сейчас на службе нет.

— Идиот! — заверещал малец. — На стол надо было класть. Это, быть может, меня!

И капитан Елецкий снова оказался трезвее трезвого на краю консервной банки перед огромным лицом маленького мальчика.

— К сожалению, все закончилось на стадии крупнолабораторного синтеза. Грянула война. Эвакуация секретной лаборатории, бомбежка, документы сгорели, колбы разбились. Оставшихся в живых ученых расстреляли повторно, уже серебряными пулями. Причем стреляли попы. Настоящие, в рясах и с кадилами. Пригодилась божья братия.

— Свистишь! Откуда ты знаешь? — искренне не верил капитан. Потому что откуда мог знать малец, что случилось с тайной лабораторией, ведь он сам всего лишь продукт этой лаборатории.

— Склад готовой продукции никто не нашел. Сгинули эти консервы. А кто знал про них, те тоже сгинули. Война ведь.

— Свистишь, как Троцкий, — сказал капитан Елецкий.

— Кстати Троцкого тоже мы…

— Вы? Ледорубом?

— Ледорубом-ледорубом. И Петлюру тоже мы. И Рейсса Игнатия Станиславовича тоже мы. Федьку Раскольникова. И Люшкова не Такэока-сан застрелил. Ну и так еще по мелочи.

Удивительно, но все эти имена не показались капитану Елецкому незнакомыми. Будто он самолично дарил именной маузер Петлюре и пил водку с Федькой Раскольниковым. И с Такэокой-сан на одном татами чаевничал.

Капитан на мгновение снова вернулся в состояние алкогольного опьянения. Но лишь на мгновение, которого хватило, чтобы налить-выпить и осознать, что черти — они не только в сказках. И снова на насест — на край консервной банки.

— А Литвиненко тоже вы? — спросил.

— Литвиненко? Кто это?

— Один красный кхм… Стоп, неувязочка. Если склад сгинул, то как вы…

Снова затрезвонил телефон. Трезвый капитан Елецкий опять перенесся на другую сторону стола, став пьяным капитаном Елецким. Поднял трубку, но тут же положил ее на стол. Малец спрыгнул с края банки и подбежал к трубке.

— У аппарата! — прокричал он в микрофон, потом засеменил к другому концу трубки.

— Ну как у вас дейа? — как показалось, услышал капитан Елецкий. — Пойиция с нами?

— Полиция в процессе погружения в суть, — малец уже орал в микрофон. Потом снова метнулся к динамику.

— Банк и почта уже наши, — где-то на заднем плане послышался звонкий девчоночий смех. — Нужно потойопиться, товайищ!

— Не доверяют. Интересуются, откуда мы знаем про то, что склад сгинул…