Египте. Древнейшие изображения Тота и Пта на египетских монументах держат в руках crux ansata, или анх. Его можно увидеть на двойной скрижали Шуфу и Нох-Шуфу, строителей величайшей из пирамид в Вади-Мегара на Синайском полуострове. Он служил иероглифическим символом жизни, а если ему было предпослано изображение треугольника – то Дарующего жизнь. Посему для нас он также является символом жизни, дарованной Богом, и той Жизни Вечной, на которую все мы уповаем в силу нашей веры в безграничную милость Господню.

Роза является древнейшим символом Авроры, или Зари, и Солнца. Она является символом возрождения и обновления жизни, а также первого дня Творения, возрождения Света и Воскресения; соединенные роза и крест символизируют поэтому Зарю Новой Жизни, на которую надеются все люди по пришествии Спасителя.

Пеликан, кровью своей питающий птенцов, символизирует плодородие и милость Природы и Спасителя падшего человечества, а также человечность и милосердие, которые должны отличать рыцаря, посвященного в сей градус.

Орел издревле служил египтянам живой эмблемой бога Мендеса, или Мен-Хе-Ра, которого Сезострис- Рамзес объединил с Амоном-Ра, богом Фив и Верхнего Египта, богом Солнца, обозначаемого словом «Ра», равно означающим и «царь».

Циркуль, увенчанный короной, означает, что, несмотря на возвышенное положение, обретенное в масонстве Рыцарем Розы и Креста, поведением его все равно неизменно должны управлять принципы беспристрастия и равенства.

Множество разнообразных значений приписывается буквам Inri над головой Мастера капитула этого градуса. Посвященный-христианин с почтением увидит в них табличку, прибитую над головой Спасителя на кресте Его страстей – 'Iesus Nazarenus Rex Iud?orum' – «Иисус Назорей, Царь Иудейский». Мудрецы древности связывали их с одним из величайших таинств Природы – таинством постоянного возрождения материи. Они расшифровывали их как 'Igne natura renovatur Integra' – «Вся природа обновляется огнем». Масоны-герметики полагали, что в них зашифрован афоризм 'Igne nitrum roris invenitur'⁴. А иезуиты, как полагают, решили придать им смысл своего недостойного принципа: «Justum necare reges impios»⁵. Еще одна версия гласит, что четыре эти литеры обозначают четыре стихии и читать их следует по-древнееврейски: IEOE – «йамаим» (воды, моря), ^-AI – «нор» (огонь), AA ^– «руах» (воздух, ветер), ‰?•E – «йаваша» (земля, почва). Наверное, мне не стоит повторять, как их, по традиции, читаем мы.

Крест (X) был также символом творческой Мудрости Логоса, Сына Господня. Платон пишет: «Он явил Его во Вселенную в виде буквы X. Новая Сила Верховного Божества была явлена миру или явилась ему в виде изображения креста». Митра также начертал на лбу каждого из своих воинов изображение креста (X), что символизировало мистическое число 600 – число вселенского цикла воплощений.

Часто нам встречается символ объединенных литер «тав» и «реш»

Эти две буквы, по Арию, означали у древних самаритян первая – 400, а вторая – 200; итого – 600. Также они являются посохом Осириса, его монограммой, которая впоследствии была воспринята христианами как основополагающий символ. На памятной медали Константина Великого начертано: «In hoc signo victor eris ?».⁶ В миланском Домском соборе одна из настенных надписей гласит: «X et Р – Christi – Nomina – Sancta – Tenei».⁷

Древние египтяне считали знаком своего бога Анубиса тау-крест (Т) или крест, состоящий из литер «тау» (?). Индийские вайшнавы также используют священную литеру «тау» как свой знак и изображают ее или в виде креста

или в виде треугольников (?). Облачение жрецов бога Гора было усыпано крестами такого вида (>В), точно так же, как и мантии тибетских лам. Индийские джайны приняли как знак своей секты свастику

а отличительным знаком японской секты Ксай является тот же самый знак несколько иного вида

Это знак Фо – аналога христианского Спасителя.

Среди многочисленных символов и эмблем на развалинах индийского Мандора часто встречаются мистический треугольник и переплетенные треугольники (?). Тот же самый знак часто встречается на древних медалях и монетах, найденных при раскопках Джента и других индийских городов.

Ты пришел сюда, в обитель мрака и печали, облаченный в одежды горя. Оплакивай же вместе с нами падение и горести человеческого рода в сей юдоли слез! Оплакивай страдания человека и беды целых народов! Оплакивай ужасное состояние человеческой души, подернутой пеленой мучений и удаленности от Бога!

Нет такой человеческой души, которая по временам не страдала бы. Нет такой мыслящей души, которая не впадала бы время от времени в отчаяние. Вероятно, нет и не было ни единой души из тех, которые заботят не только вопросы и нужды бренного телесного существования, что не задавалась бы великими и ужасными вопросами, которые она задает сама себе в глубине себя, точно стесняясь выставлять их напоказ и считая чем-то постыдным. Демоны истязают такие души сомнениями и уничтожают их отчаянием, ставя перед собой цель проверить, насколько в действительности крепки и обоснованны убеждения этих душ, действительно ли они, души, твердо уверены в том, что Беспредельно Милосердный Бог управляет Вселенной, или же в них живет простая необходимость Веры, то есть вера, порожденная отчаянием, сокрытая непроницаемой пеленой мрака, вера, для которой страдания человека, его горести, надежды и радости не более важны, чем танцы бабочек в лучах солнца поутру; или же это вера в то, что Бог есть Существо, наслаждающееся Своим всевластием и использующим его во зло, всего лишь с неподдельным интересом наблюдая за бедами и радостями ничтожных насекомых, составляющих человечество и впустую стремящихся подражать Всевышнему. «Кто мы, – вопрошает Искуситель, – как не марионетки в бродячем театре? О всемогущая судьба, тяни же понежнее за наши нити! Поласковее направляй нас в наших ничтожных танцах на ничтожной нашей сцене!»

«Не только неуправляемая суетность человеческого рода, – нашептывает нам демон, – заставляет его полагать себя равным Богу по разуму, пристрастиям и страстям, но сама идея, усвоенная им в самом начале истории, идея о том, что он телесным своим образом, своими органами подобен Самому Богу. Не является ли Бог, таким образом, всего лишь тенью человека, отброшенной им на величественный покров облачных небес? Не является ли Бог, таким образом, всего лишь порождением человека, придавшего Ему свои собственные черты, силы и страсти и только усилившего их до недоступных ему самому пределов?»

«Кто, – вопрошает никогда не умолкающий внутренний глас, – бывал удовлетворен одними лишь собственными суждениями о своей природе? Кто когда-либо умудрялся доказать самому себе со всей убедительностью, способной превратить веру в уверенность, что он – всего лишь бестелесный дух, временно пребывающий в плену телесной оболочки, которому суждена Жизнь Вечная после того, как оболочка сия истлеет в земле? Кто когда бы то ни было бывал способен или способен сейчас четко и непреложно доказать, что разум человеческий хотя бы в чем-то стоит выше разума большинства высших животных? Кто может, наконец, привести какие-нибудь более или менее осмысленные и последовательные доказательства того, что человеческий разум превосходит инстинкты собаки? И собака, и лошадь, и слон обладают точно таким же самосознанием, что и человек. Они мыслят, фантазируют, спорят сами с собой, строят умозаключения, планируют свои действия, короче говоря, размышляют. Что есть, в таком случае, разум человеческий, как не тот же разум животного, только выросший количественно и чуть более высоко развитый?» Вся метафизика в сжатом виде может быть представлена в разумном объяснении всего лишь одной настоящей мысли собаки.

И с не меньшей убежденностью тот же самый глас вопрошает, насколько людские массы, вся круговерть рода человеческого на этой Земле, сумели доказать, что они лучше и мудрее животных, в глазах которых чаще можно видеть проблески разума, чем в их безумных поступках и свершениях; насколько им удалось доказать, что именно они заслуживают Жизни Вечной. Будет ли жизнь эта наградой подавляющему их большинству? Существует ли у них на Земле возможность совершенствоваться и в конечном итоге достигнуть того уровня существования, на котором они больше не стремились бы к материальной власти, как собаки – к сахарной кости, не терроризировали и не унижали бы слабых и беззащитных; на котором они перестали бы ненавидеть, преследовать, мучить и уничтожать друг друга; на котором они перестали бы жульничать и спекулировать, играть на деньги и совершать финансовые махинации, предавать доверие