— Ты что?! А ну как узнают?
— Кто? Мы с тобой тут главные, к нам и жаловаться придут… А как мне на тебя пожалятся, я тебе рубаху-то задеру, да по голой… — он забормотал что-то ключнице на ухо, одновременно охаживая ее широкий зад. Та залилась довольным смехом. Хорошо все же, когда княгини нет на дворе, и вряд ли вернется.
Рогнеда, в последние годы редко выезжавшая далеко за пределы Изяславля, с удовольствием оглядывалась. Сначала было темно и лес вокруг стоял страшный в своей непохожести, но летящие из-под копыт лошадей комья снега и ветер в лицо все равно веселили. Скоро рассвело, тогда поехали еще быстрее, насколько позволяла узкая малоезженая дорога. Солнышко поднялось довольно высоко, а они не встретили ни одной веси, и впрямь глушь… По сторонам неслись заснеженные деревья, иногда кто-то из ехавших впереди дружинников задевал плечом ветку и снежная шапка валилась на возок княгини. Рогнеда хохотала, отряхиваясь. Ее щеки раскраснелись, глаза взволнованно блестели. Снежная пыль облепила плат и лицо, заставляя временами закрывать глаза.
На неукатанном снегу из-за большого количества ухабов сильно трясло, потому Рогнеде пришлось крепко держаться. Только это позволило ей не вылететь, когда возок вдруг резко встал. Возница почти поднял лошадей на дыбы, чтобы не врезаться в рухнувшего на полном скаку дружинника. Изок сзади что-то закричал, Рогнеда даже не разобрала что, возница снова погнал, пытаясь объехать упавшую лошадь, возок перевернулся, и княгиня вместе со всем скарбом полетела в снег. Сверху на нее повалилось содержимое саней, какие-то меха, короба с пирогами, накидки, шубы… Пока выбралась, чтобы хоть увидеть свет, ругаясь, что никто не приходит на помощь, все руки ободрала. Но, высунув голову из вороха рухляди, обомлела — вокруг шел настоящий бой! Изок и возница бились мечами с несколькими наседавшими с топорами мужиками. Впереди дергалась, пытаясь подняться одна из лошадей, запряженных в возок, вторая лежала на боку с пробитой шеей и остекленевшими глазами. Чуть подальше еще один дружинник из Изоковских отбивался от двоих. Ойкнув, Рогнеда нырнула назад в гору мехов, но тут же высунулась снова. Возница сумел зарубить двоих, но от третьего нашел смерть сам. Этого татя посек Изок. Сотник был ранен, его нога оставляла на снегу кровавый след, лицо тоже в крови. Не выдержав, княгиня даже закрыла глаза. Почти сразу крики и шум стихли. Осторожно отведя руки в стороны, Рогнеда увидела, что на ногах остался один Изок, но и тот едва держится.
Быстро выбравшись из-под возка, она кинулась к сотнику:
— Жив?! Давай помогу.
Тот действительно едва стоял. Оглядев валявшихся без движения восьмерых нападавших и троих своих, прохрипел:
— Сейчас, я сейчас, княгиня…
Помогая Изоку хотя бы добраться до перевернутого возка, Рогнеда даже не заметила движения еще живого татя, только сотник вдруг толкнул ее в снег, а сам замер на месте. Подняв голову из сугроба, в который полетела, княгиня закричала от ужаса — лицо Изока оказалось проткнуто стрелой. Видно успел выпустить, целясь в нее, последний из живых нападавших, но Изок принял стрелу на себя. Стараясь не смотреть на сотника, она все же подобралась к нему, подставила плечо:
— Обопрись, я поддержу.
Сотник так и сел к возку со стрелой в лице. Отдышался и решительно взялся за древко, прохрипев:
— Помоги…
Рогнеду мутило от одного вида Изока, но бросилась помогать. К счастью, наконечник слабо держался на древке и легко слетел с него. Обратно стрела пошла споро, но когда из оставленной ею дыры хлынула кровь, сотник упал и бессильно закатил глаза. Тут княгиня точно забыла о страхе, о боязни крови, она рванула подол своей рубахи с такой силой, что тот поддался, оторвала полосу и постаралась хотя бы так заткнуть рану. Судорожно шепча: «Сейчас, я сейчас…», Рогнеда бросилась к возку, притащила короб, вывалила содержимое на дорогу и раскопала из него чистые полотенца, положенные заботливой ключницей. Присела перед Изоком, принялась перевязывать рану уже спокойней. Тот очнулся, благодарно прошептал:
— Спасибо… Я сам…
— Сиди уж, — отмахнулась Рогнеда. Рана была не одна и возиться пришлось долго. Вдруг ей показалось, что справа кто-то пошевелился. Замерев на месте, княгиня с ужасом скосила глаза в сторону. Так и есть, видно, очухался тать, стрелявший последним. Изок не успел даже повернуться, как Рогнеда вдруг метнула туда здоровенный короб, из которого вытаскивала вещи. И как сил хватило? Короб сбил пытавшегося подняться мужика, встать снова ему не удалось. Княгиня не помнила, как оказалась рядом, она только била и била татя по голове краем чьего-то щита. Голова человека от железной окантовки уже превратилась в кровавое месиво, а женщина все не могла успокоиться. Потом упала в снег сама и зарыдала в голос. Изок сидел у возка, не в силах подняться и помочь хозяйке.
Немного погодя Рогнеда пришла в себя, только вставать не стала, просто на четвереньках подползла к сотнику и снова взялась за его раны. Время от времени она громко хлюпала носом и вытирала тыльной стороной руки лицо, не замечая, что рука вся в крови. Волосы княгини выбились из-под плата, сам плат съехал еще при падении с возком, край рубахи оторван, ворот тоже разорван… Но это сейчас казалось совсем неважным. Когда самое страшное было перевязано, Изок прошептал:
— Посмотри осторожно остальных…
Рогнеда кивнула и, с трудом поднявшись, отправилась в страшный обход. Больше выживших не нашлось, двое дружинников и возница погибли, унеся с собой жизни восьмерых татей. Две лошади тоже неподвижно лежали на снегу, остальные умчались в лес, и только одна все пыталась подняться, дергая поваленный возок. Рогнеда сообразила, что лошадь надо распрячь, чтобы потом запрячь снова. Конечно, княгиня не знала, как это сделать, но надеялась, что подскажет Изок. Тот сидел у возка бледный, как снег вокруг. Хотя нет, снег залит кровью, а вот сотник бел. Рогнеде бы спросить, как распрячь лошадь, но она решила, что справится сама. Бедная кобылка, видно почуяв близкое освобождение, забилась еще сильнее.
— Тише ты, тише, — попыталась успокоить ее княгиня, но не тут-то было. Рывки лошади страшно мешали, обдирая в кровь пальцы, Рогнеде все же удалось высвободить ее из пут. И тут обезумевшее животное рванулось в последний раз, наконец, вскочило, выдергивая упряжь из рук княгини, и… галопом бросилось в лес! Несколько мгновений Рогнеда оторопело смотрела ей вслед, потом изо всех сил заорала: «Стой! Стой!», но было поздно. Лошади и след простыл.
Изок открыл глаза на крик, но почти сразу снова впал в забытье. Рогнеда с ужасом огляделась. Посреди леса на залитой кровью убитых дороге она была одна на много верст вокруг! Едва дышавший Изок не в счет, его самого спасать надо. Княгиня рухнула в снег рядом с беспамятным сотником и залилась слезами от ужаса пережитого, от страха и непонимания, что теперь делать.
Выплакавшись, снова огляделась. Ничего за время ее плача не изменилось, вокруг все также стоял молчаливый лес. На кустах поближе стайка синичек искала себе пропитание, высоко в небе плыло белое пушистое облачко, ярко светило солнце. Только одного не было слышно — человеческих голосов. До сих пор Рогнеда не задавалась вопросом, откуда взялись в такой глуши эти тати, ясно, что поджидали, значит, знали, что ехать будет. Что это, кому она мешала? Мысли одна другой страшнее метались в ее голове. Может, это ловушка? Ее специально постарались выманить, чтобы убить в лесу? Тогда и сотник на их стороне. А почему его посекли? Может, для того, чтобы не сказал лишнего? Рогнеду охватил ужас, ведь дома остался маленький Изяслав, один под ненадежной защитой бездельника Вышана! Но потом она скосила глаза на едва живого Изока и подумала, что уж этот-то точно ни при чем, ему еще как досталось. А значит, ей надо спастись самой и спасти сотника. Закралось подозрение, что это вообще дело рук Вышана, которому совсем не хотелось подчиняться воле княгини. Но тогда в первую очередь должны были бы бить и искать ее, а не сотника и остальных.
Сидя на снегу, Рогнеда уже начала замерзать. Поднялась, шатаясь, подошла к Изоку. Тот стонал в забытьи, показалось, что у сотника жар. Княгиня приложила прохладную руку к голове раненого, так и есть, весь горит. Посмотрела на оцарапанную ладонь, приложила к своей щеке — тоже горячо. Усмехнулась — это рука холодная. Но у Изока действительно начался жар, раны серьезные.