Беспокойно оказалось не из-за одной княгини. Недолго радовались благополучному исходу, видно все же второй тать не забыл своего подельника и за весь решил отомстить. А может, и зловредный дед постарался…

Они так и не поняли, откуда загорелось, то ли вспыхнула сажа в ни разу не чищенной трубе, то ли уголек выпал из печи, то ли свалилась свечка, оставленная без присмотра, но когда проснулись от запаха дыма, тот застлал уже добрую половину терема. Хуже всего, что пылало крыльцо. Может, и поджег кто нарочно, чтобы не выбрались из своего дома Рогнеда с сыном? Тогда размышлять об этом не пришлось, старались спастись от огня, чтобы не сгореть заживо.

Рогнеда метнулась в ложницу к сыну, где мамка Аринья спешно одевала малыша, даже не пытаясь разбудить того. Совершенно сонный ребенок безвольно мотался в ее руках. Княгиня подхватила мальчика к себе на плечо, потащила к боковому выходу, который соединял ее ложницу прямо с каморкой ключницы Пересветы. Но по лестнице тоже стлался дым. Стало ясно, что не пробиться, еще чуть — и полыхнет верхний ярус, тогда спасения не будет совсем. Рогнеда затравлено оглянулась. Со двора доносились людские крики, но как раз в ту сторону путь был закрыт огнем. Пламя уже ревело так, что кричи — не кричи — не услышат. Рассчитывать приходилось только на себя. Пробурчав: «Сгоришь тут заживо!», княгиня кинулась обратно по переходу. Изяслав очнулся и теперь тоненько плакал, болтаясь на спине у матери. Та похлопала сына по ножке:

— Потерпи, миленький, потерпи немного…

Нет, она не может, просто не имеет права сгореть, погибнуть в этом огне! С ней сын, она должна спасти мальчика и спастись сама, без матери княжичу будет очень плохо!

Пока не горела только задняя, дальняя от крыльца стена терема, в ней на верхнем ярусе небольшое окно из перехода. Княгиня метнулась туда, выглянула вниз. Слишком высоко, чтобы прыгать. Но раздумывать некогда, Рогнеда передала сынишку Аринье, снова бросилась в ложницу и сразу вернулась, таща схваченные с ложа накидки. Мельком отметила, что и ложница уже дымится. Путь к спасению отрезан отовсюду, кроме этого маленького окошка. Потом они спешно связывали, стягивали вместе насколько накидок. Первой Рогнеда отправила Аринью, та отказывалась:

— Нет, княгиня, сначала Изяслава.

Мальчик не плакал, поняв, что происходит что-то очень важное и надо слушаться мать. Рогнеда подтолкнула мамку:

— Лезь, не спорь! Примешь княжича, я подам.

С тоской наблюдая, как неуклюже барахтается Аринья, Рогнеда думала о том, что если так пойдет дальше, то сама она спастись не успеет. Языки пламени лизали ближний к лестнице конец перехода. Со стороны крыльца видно загорелась крыша, оттуда донесся страшный треск, послышался грохот. «Обрушилось крыльцо», — мысль была какой-то слишком спокойной, словно в Рогнеде уживались два человека одновременно, одна металась по терему, ища спасения для сына и себя, а вторая наблюдала за всем со стороны. Первой совсем не хотелось погибать, Рогнеда заорала на все еще возившуюся мамку:

— Ты можешь, скорее, сгорим же!

Крик хозяйки подхлестнул холопку, та принялась перебирать ногами и руками быстрее. Наконец, ее ноги коснулись земли. Рогнеда вытянула связанные накидки и принялась обматывать одним краем Изяслава:

— Сынок, ты только ничего не бойся. Я тебя спущу, а Аринья примет. И сразу бегите с ней к реке, ладно? Я вас догоню.

Изяслав молча кивал. Мать опускала его осторожно, но быстро, то и дело оглядываясь. Пламя уже подступало по переходу, кое-где начала гореть и его крыша. Аринья снова возилась, ежеминутно охая и приседая из-за летящих искр. Пришлось еще раз ругнуться на нее:

— Уводи княжича скорее, дура!

От волнения руки мамки, казалось, забыли, как развязывать узлы, она бестолково дергала края накидки, пытаясь освободить от нее мальчика. Изяслав оказался сообразительней, выскользнул через петлю и встал на ноги.

— Бегите! Убегайте! — Рогнеда старалась перекричать бушующее пламя. У терема загорелась вся крыша. Чтобы сын не остановился, она добавила, размахивая руками: — Я догоню!

И тут же с тоской подумала, что вряд ли это удастся сделать. Переход тоже горел. Но не оставаться же в этом аду; княгиня решительно взялась за край накидки, привязала ее к ближнему столбу, поддерживавшему крышу, и перекинула ноги через окно. Пламя лизало столб, грозя захватить и привязанную накидку. Выбора у Рогнеды все равно не было. Она скользила вниз так быстро, как только было можно, и все же не успела: накидка загорелась раньше, чем Рогнеда коснулась земли. Княгиня упала, слегка подвернув ногу, но все же осталась цела. А сверху уже летели горящие куски теса с крыши, рушились столбы, поддерживавшие верхний ярус. Приседая от ужаса и боли в подвернутой ноге, Рогнеда бросилась вслед за Ариньей с сыном.

Те остановились у самого обрыва к реке, не решаясь спускаться по нему. Княгиня даже уговаривать не стала, терем вот-вот рухнет и засыплет их искрами и горящими бревнами! Схватила сынишку в охапку и потащила вниз сама. Они катились кубарем, рискуя в любой момент свернуть шею. За Рогнедой, охая и причитая, спешила Аринья, то и дело доносилось ее «ой, мамочка!». Но человеческие голоса заглушал рев пламени, кричи не кричи, никто не услышит, потому об аханьи мамки Рогнеда могла только догадываться.

Женщины с мальчиком спустились к воде вовремя: оглянувшись, княгиня увидела, как рушится крыша терема, превращая место, где они только что были, в сплошной костер. До реки искры почти не долетали, и здесь можно было потушить если что, а вот наверху творился сущий кошмар. В конюшне, видно, запертые, ржали лошади. Рогнеда рванулась:

— Я открою!

В нее с двух сторон вцепились и Изяслав, и Аринья:

— Нельзя!

— Мама, не ходи!

Крыша конюшни полыхала не хуже терема, ветер разнес искры по всему двору, теперь уже было ясно, что спасти не удастся ничего. Видно, кто-то все же добрался и освободил лошадей, по двору заметались их силуэты. Обезумев от ужаса, кони пытались найти дорогу из огненного кольца.

Прижав к себе сынишку, стараясь закрыть его от самого вида пожара, Рогнеда уговаривала:

— И ладно, мы спаслись… и ладно… А терем? Терем новый построим. Лучше прежнего будет.

— Мама…

— Что, родной?

— У меня там игрушки сгорели. Что из Киева привез.

— И игрушки будут новые. Тоже лучше прежних. Ты только потерпи, скоро все кончится, вылезем наверх, посмотрим, что там творится…

Изяслава успокаивала, а у самой все сильнее сквозь ужас пережитого пробивалась мысль, что осталась голой и босой с дитем на руках. Но княгиня отмахнулась от этой мысли, пусть себе! Главное — они с Изяславом живы, даже не обгорели, Аринья вон тоже, остальное образуется. Она не знала как, но твердо знала, что справится с нежданной бедой. И почему-то ей даже в голову не пришло, что нужно будет просить помощи у князя Владимира.

Немного погодя Рогнеда все же попросила:

— Я слажу наверх, посидите здесь. Теперь уже не страшно, падать нечему.

Изяслава с трудом удалось уговорить остаться с Ариньей, но Рогнеда должна была увидеть, что там творится. Она карабкалась наверх, обдирая в кровь руки и ломая ногти. Смотреть попросту не на что, весь двор дымился головешками. Стараясь не наступить на уголек или еще догоравшую деревяшку, княгиня пробралась к середине пожарища.

Появление посреди двора с догоравшим теремом Рогнеды привело суетившихся холопов в полное