— Неблагодарный щенок! Приютил его князь, от смерти спас, выкормил, а он!..

— Не кори, каждый ищет где лучше, — осадил воеводу Владимир. — Знать, его доля — по морям бегать за добычей.

Он не стал добавлять то, что подумал: «А моя — быть преданным всеми…».

Земля совершила круг своей благости, наконец растаяли снеговые горы, отзвенели вешними водами быстрые ручьи, зазеленел лес, вовсю защебетали птицы, объявляя всему миру о появлении потомства. Весна — она веселая, зеленая, с надеждой на новую жизнь.

Только не для всех. Рогнеда уже вторую весну в Изяславле. Первую почти и не видела, приехала, когда уже все не только зазеленело, но и отцвело. За хлопотами обустройства не заметила, как на смену весне пришло жаркое лето.

В углу надсадно жужжала попавшая в паутину муха, билась, стараясь выпутаться, спасти свою жизнь. Временами нудный звук затихал, муха, видно, уставала, но потом начинала снова. Рогнеде пришло в голову, что и она так. Первые месяцы отчаянно ждала Владимира, втайне надеясь, что опомнится, приедет за женой и сыном. Потом гонца с покаянным призывом вернуться. Теперь — чтобы хоть поинтересовался, как она живет в этакой глуши.

Сначала Рогнеда просыпалась в ночи от любого стороннего звука, казалось, что это князь, примчался, не выдержав разлуки. Подолгу глядела в сторону дороги, ведущей к Турову, хотя дороги как таковой не было, в Изяславль ездил мало кто, пожалуй, только возили причитающуюся дань, лишь траву и приминали, даже колеи путной не видно. Вокруг лес и лес. Изяславль действительно был совершенной глушью. Поставленный по ее собственному выбору далече от всех городов, он и жил только княжьим двором.

Когда княгине передали волю мужа, чтоб выбирала себе место изгнания, она почему-то сразу вспомнила маленький городок в лесной глуши, где однажды побывала с отцом и братом. Сейчас и не вспомнить, зачем заехали туда, скорее всего, просто остановились по пути к давнему отцовскому другу и родственнику матери Туры. Когда лес вдруг расступился и взгляд уперся в невысокий тын, Рогнеда почему- то подумала, что будет здесь жить. Мысль была совершенно нелепой, и княжна выбросила ее из головы. За тыном пряталось несколько десятков изб и небольшой двор местного князька. Ничего примечательного, но, поднявшись от скуки на крепостную стену, едва державшуюся из-за ветхости ровно, Рогнеда ахнула открывшемуся виду. Небольшая речушка, приток Горыни, заграждавшая крепостицу с одной стороны, местами пряталась в глухих зарослях орешника и черемухи. Это было время черемухового цветения, далеко окрест разливался дурманящий, куда-то зовущий запах, сами цветы покрывали берега точно снег. Ночью она не могла заснуть от соловьиных трелей. Крошечные птахи точно перенимали песню друг у дружки, одна за другой заводя нежное техканье. Таким остался в памяти Рогнеды крошечный град, даже имя его не запомнила, с пенистым цветением черемухи и соловьиными песнями любви. Казалось, здесь живут только счастливые, любящие друг дружку люди, не знающие забот и печали, не ведающие предательства, лжи и обмана. В тяжелые минуты часто вспоминала те самые заросли черемухи на берегу безвестной речушки, а когда пришло время выбирать, куда спрятаться от обиды и гнева мужа, не задумываясь сказала об этом граде. Да еще и к владениям Туры близко. Князь согласился — ему, пожалуй, все равно.

Рогнеда допустила большую ошибку, захлестывала обида, и хотелось укрыться от людских глаз подальше. Постепенно обида стала глуше, а человеческого общения не хватало. Выросшая в шумном Полоцке, привыкшая с детства видеть вокруг себя множество людей, да и потом, в Киеве, тоже жившая беспокойно, княгиня быстро заскучала. Появились даже мысли, что лучше было вернуться в Полоцк или уехать в Новгород. Но полоцкие улицы видеть тяжело, а Новгорода Владимир жене совсем не простил бы, ведь туда отправился Олав. Черемуховые кусты на берегу цвели только седмицу, в остальное время превращались в малопривлекательные непролазные заросли, соловьи тоже пели не круглый год, в остальное время на городок накатывала тоска. То есть у жителей было чем заняться, они трудились, а вот Рогнеда маялась от безделья. И от этого тосковала по мужу еще больше.

Тоска… все время одна тоска… Такого в ее жизни никогда не было! Рогнеда привыкла быть окруженной людьми, ловить на себе восхищенные взгляды, распоряжаться. А здесь? Поговорить не с кем, сын еще мал, холопы — и те пухнут от безделья. Изяславльский двор невелик, холопов меньше десятка, да и ни к чему больше, из хозяев только она с сыном. Дружинники во главе с Вышаном живут у своих любушек в самом городе, который и городом-то назвать трудно.

От маеты и ничегонеделанья у Рогнеды все чаще появляются дурные мысли. Иногда она даже жалела, что не убила Владимира тогда, в Полоцке. Пусть бы казнили в ответ, зато не было вот этого сидения в глуши и унижений из-за измен тоже. Не было бы обид, злости на не оценившего ее князя, много чего… Но и тех жарких, страстных ночей тоже не было! Ну и пусть! Рогнеда даже сама себе не желала признаваться, что больше всего страдает от двух вещей — из-за разлуки с сыновьями и… разлуки с проклинаемым ею Владимиром.

В очередной раз лежа без сна, она размышляла о себе и князе. Отослал далеко, не едет, не зовет… Неужели совсем забыл? Вдруг появилась мысль: а как бы поступила она сама? Поворочавшись еще, Рогнеда решила, что точно так же, отослала бы, не звала, вот только… через какое-то время приехала сама! Княгиня даже села от такой мысли. Как же она сразу не сообразила?! Конечно, Владимир просто решил выждать, чтобы она посильнее соскучилась, а потом приедет и заберет их с Изяславом снова в Киев. В то, что муж отправил ее с глаз долой навсегда, не верилось.

Улеглась обратно, немного полежала с раскрытыми глазами, довольная своей догадкой, потом погладила место рядом с собой, словно убеждаясь, что оно все же пусто. Когда муж ночевал рядом, после жарких объятий всегда норовила прижаться к его спине теснее. Владимир очень любил чувствовать ее упругую грудь лопатками, просил закинуть ногу на свое бедро. Так и спали, тесно прижавшись. Рогнеда попыталась повторить это движение — вроде даже приникла к отсутствующему мужу и закинула ногу. И вдруг… почувствовала его сильное тело своим! Она вздрогнула, настолько это было явственно. Чуть подумала… и гнать ощущение не стала, слишком приятным оно оказалось. Так и лежала, вспоминая лучшие минуты их горячей любви, пока не сморил сон.

Но утро все поставило на свои места: ложе рядом было пустым, по двору лениво бродили все те же холопы, а вокруг все тот же Изяславль…