– Дай сюда! – вышла из себя Инна. Она полистала журнал. – Ага, вот. Вопрос корреспондента: «Каковы ваши отношения с родителями?» Ответ: «Мама уже два года живет со мной. Они с отцом развелись!»

Майя вспыхнула.

– Ну и что?

– Как что? Он же тебе наврал...

– Ну наврал, и что дальше?

– Но ты же говорила, он тебе нравится... – немного растерялась Инна.

– Инка, как ты думаешь, зачем он соврал? – упавшим голосом осведомилась Майя.

– А зачем они вообще постоянно врут, что женаты или, наоборот, холосты, в зависимости от возраста и ситуации. К примеру, на курорте он говорил бы, что холост или вдов, а в Москве сказал, что женат. Кто тебя знает, вдруг ты замуж соберешься. Он небось считает, что невесть какой завидный жених. Ученый на «Ниве», тоже мне герой нашего времени! Курам на смех! Но ты с ним все же переспи, мало ли...

– И не подумаю! А что ты хотела сказать, «мало ли» что...?

– А вдруг он офигительный любовник? Тогда...

– Инка, ты же знаешь, я так не могу...

– Да я знаю, ты дура набитая... Кино и немцы!

... – Майя, мы тут! – закричала Василиса, подпрыгивая в густой толпе.

Кевин Костнер был на полголовы выше толпы.

Какая я дура, другая бы радовалась, что он в разводе, а я... я обиделась... По-настоящему обиделась... Наверное, я все-таки влюбилась в него, а он со мной, как с назойливой приставучей бабенкой... выставил заслон. Ну и черт с ним. Это в конце концов не роковая страсть. Пусть гуляет на свободе. По сценарию у меня роман с Игорем, отцом Василисы. Это куда нормальнее.

– Майя, теперь я вижу, что не зря вы бросили нас, – восхищенно покачал головой Борис Андрианович. – Вы очаровательны с этой прической!

Она ничего не ответила. Мели Емеля, твоя неделя.

Василиса сперва села между ними, но когда на место перед ней плюхнулась высокая полная дама с пышными волосами, Майя поменялась местами с девочкой, иначе та ничего бы не увидела. Зазвучала увертюра, он взял ее руку, поднес к губам. Она хотела вырвать руку, он не позволил. Не стану подавать вида, что обиделась, что что-то знаю... слишком много чести... волновалась она. Нет, я буду вести себя как ни в чем не бывало, а как только уедет Василиса, я пошлю его куда подальше... Нет, посылать я просто не умею, но я... я уеду к тетушке, пока праздники и она еще жива, моя милая славная тетушка Ангелина Игнатьевна. Но это всего один день. Ну и пусть... Кстати, из Питера я могу еще куда-то поехать, в какой- нибудь маленький городок, куда не валят валом туристы и где можно снять номер в гостинице не за бешеные деньги. Побуду там до конца дурацких праздников... Эта мысль так понравилась ей, что она тряхнула мелированной головой и стала слушать знакомую чудную музыку, искоса поглядывая на Василису, которую зрелище, похоже, захватило целиком. А правая рука Майи все еще была во власти этого вруна... Пусть, если ему так приятно, в конце концов он много сделал для Василисы, и спасибо ему за это.

– Вы на меня сердитесь, за что? – обжег он своим дыханием ее нежное ухо.

Черт бы его побрал!

– Нет, что вы...

– Нельзя ли потише! – шикнул кто-то сзади.

Он отпустил ее руку. Руке стало грустно. Именно так, только руке... ей захотелось опять в тепло его больших ладоней. Нельзя поддаваться на физическое воздействие, пыталась урезонить себя Майя. Он меня волнует, потому что у меня давно этого не было... но я и не хочу... с ним... Он тоже использует меня и скажет, что вся жизнь не может пахнуть елкой и мандаринами и протекать под «вальс цветов»... Тетушка, родная, как хорошо, что я не успела тебя пришить!

В антракте Василиса задыхалась от восторга:

– Ой, Майечка, дядя Боря, я так рада! Мне так нравится! Я тоже хочу быть балериной! Как вы думаете, меня возьмут учиться на балерину?

– Боже мой, не вздумай! – воскликнул Борис Андрианович. – Это не жизнь, а каторга! Вечно голодная, тощая, заморенная... к тому же тебе уже поздно, в хореографическое училище принимают, по-моему, семилетних...

– Неважно, пусть я буду голодная, пусть!

– А слух у тебя есть? – спросила Майя, уже понявшая, что слуха у нее нет.

– Нет, со слухом беда, так бабушка говорила. Она хотела меня на скрипке учить или хотя бы на пианино, но потом махнула рукой. А без слуха никак?

– Без слуха исключено!

Казалось, она вот-вот расплачется. Но выручил Борис Андрианович.

– Не страшно, Вася! Не можешь стать балериной, стань балетоманкой.

– Что это такое?

– Балетоманы – это такие люди, которые обожают балет, ходят на все спектакли, знают о балете все, знакомы с балеринами и танцовщиками... Они живут в этом мире, а сами танцевать не умеют, им это необязательно!

Василиса задумалась, доверчиво глядя на него.

– Это неинтересно! – ответила она наконец.

– Ты умница, Вася!

– Майя, а ты никогда не хотела быть балериной? У тебя есть слух?

– В детстве я хотела быть и балериной, и певицей, и драматической актрисой, но вовремя поняла, что у меня нет этих талантов. И слава Богу!

– Почему?

Но тут прозвенел звонок.

– Пошли скорее! – заволновалась девочка.

После спектакля, стоя в очереди в гардероб, Майя тихо заметила:

– Девочка удивительно восприимчива к искусству! Надо сказать отцу, пусть обратит внимание на это, надо ее развивать, а то вырастет и не сможет отличить хорошее от плохого, будет еще одной потребительницей продукции «Фабрики звезд».

– Какая вы правильная, Майя, – улыбнулся он. Улыбнулся, как ей показалось, снисходительно.

Она покраснела от досады.

– Майя, помнится, вы говорили, что любите утку с яблоками? Мы не все съели, может, поедем ужинать ко мне?

– Да нет, спасибо, я вообще не ужинаю, а Василисе пора спать. Столько впечатлений...

– Ну что ж... Пошли, я далеко оставил машину, у «Детского мира»... Завтра Василису заберут?

– Да... – соврала Майя. – Жаль, я к ней привязалась.

– А почему у вас своих детей нет? Еще не поздно...

– Ну, это уж мое дело!

– Да-да, простите за бестактность... и все-таки вы на меня за что-то сердитесь. Правда, я в толк не возьму, за что... Но мы сможем увидеться завтра вечером?

– Завтра я иду на день рождения к подруге.

– Возьмите меня с собой.

– Это неудобно.

– Ну что ж, буду вам звонить, – огорчился он.

– Пожалуйста, звоните...

Майя ужасно боялась, что он станет патетически прощаться с Василисой и та брякнет, что отец приедет только шестого, но Василиса опять спала крепким сном и у дома едва помахала ему рукой на прощание.

– Умаялась? – спросила Майя в лифте.

– Здорово было! Зря папа говорил, что балет – скукота.

– Ты голодная?

– Нет, спасибо.

– Утка вкусная была?