Она умоляюще посмотрела на Алекпера.
—
Кто они, — спросил он по-русски, — и что они хотели от тебя услышать? Ведь я тебе почти ничего не говорил. Мы раз и навсегда договорились: о делах — ни слова. Помнишь?
—
Да, дорогой, но все же ты кое-что рассказывал. Про дележ добычи или раздел продукции, уже не припомню... — Она опустила голову и очень тихо произнесла: — Это все, что я могу вам сказать.
15
Володя шел в общей похоронной процессии, стараясь незаметно разглядеть присутствующих. Народу было много. Большое количество цветов и венков. В это время на этом же кладбище — неподалеку — хоронили Анатолия Чердынцева. Провожающих там было мало, все шедшие за его гробом поглядывали на пышные похороны той, в чьих объятьях его застрелили.
Снег валил с самого утра. От ворот кладбища до вырытой могилы идти было далеко. Гроб Елены Томилиной несли ее муж и Гоша Козлачевский. Они шли впереди. Сзади гроб придерживали телохранители — Аркадий и Тимур. Они были самые надежные и сильные, все другие, пристраивающиеся с боков, больше старались отметиться в глазах будущего губернатора, скользили, едва не падая, и быстро менялись.
Гоша был недоволен. Двигался крупными шагами, задавая темп, так что за ним еле поспевали, и что-то недовольно выговаривал директору, шагавшему с ним рядом.
—
Что, ближе места не нашлось? Я тебя просил как человека... — донеслось до Володи.
—
Ничего не мог поделать, — оправдывался тот. — Родственники возражали. Там у нее бабушка похоронена. Ну что я мог? Что?
—
Надо было ко мне обратиться, — сердито говорил Гоша. — Небось яма, где воды по колено... А Чердынцева где? Почему они за нами
г идут? Я же предупреждал, чтобы в разное время.
—
Да хватит тебе... — вмешался Томилин. — Не до этого.
—
Тоже мне, горем убитый, — с издевкой сказал Гоша.
Могила оказалась вырытой в низине. И как ' предполагал Гоша, была полна воды, покрытой тонким ледком.
—
Нет, так не пойдет, — взбрыкнул Гоша. — А у Чердынцева где? На пригорке?
—
Перестань... — сказал Томилин. — Не нужно затевать скандал в такую минуту.
—
В какую такую минуту? — вытаращил на него глаза Гоша. — Ты что, милый, хочешь ее в эту лужу положить? Чердынцева — сюда!
Священник с крестом, готовившийся сказать свое напутствие, покачал головой.
—
Не дело могилы менять, Георгий Семенович, — сказал он.
—
Сам знаю, что дело, а что не дело... Придержи! — Он уступил свой угол гроба Коноплеву.
И зашагал, расталкивая встречных, туда, куда направлялась похоронная процессия с гробом Чердынцева.
Фрязин обратил внимание на реакцию окружающих. В основном все безропотно ждали. Мать погибшей всхлипывала, ее поддерживали под руки сестры Елены в черных платочках. Все молча стояли и чего-то ждали.
Гоша поднялся наверх. Там еще продолжалась работа, из могилы вылетали комья земли.
Володя тоже стал подниматься туда, наверх.
—
Ну все, все... — Гоша совал деньги в руки матери покойного. — Что было, то было... И не забудьте, что из-за вашего сына ее убили. Но забудем, забудем... У вас священника нет? Вот наш и отпоет. Я сам ему заплачу. А вы... — Он присел перед могилой на корточки, глядя вниз на могильщиков. — Вы о чем там думаете, а? Хотите с убитой горем матери еще по стольнику содрать?
Они что-то ответили, но их слов Володя не разобрал. Только комья из могилы полетели быстрее.
—
Даю пять минут, — вполголоса сказал Гоша, выпрямившись. — Или будете рыть могилу себе. Мое слово вы знаете...
Гроб с телом Чердынцева понесли к могиле, предназначенной Елене. И гробы с телами любовников встретились, почти столкнулись в тесноте кладбища, покачнулись на руках тех, кто их удерживал.
—
Господи... что он вытворяет! — простонал едва слышно Томилин.
Гоша был несколько растерян. Смотрел со стороны на то, что происходило. Елена и Чердынцев снова были рядом.
—
Ну подай чуть назад, дай пройти! — сказал Гоша. — Наклони немного...
Гроб с телом Чердынцева опустили ногами вниз, и его голова качнулась вниз, как если бы он поклонился своей последней любви, уступая ей дорогу.
Наконец гробы разминулись. Елену понесли наверх, на пригорок, Чердынцева опустили возле бывшей ее могилы.
Все переглядывались, перешептывались, неодобрительно поглядывая на Гошу.
А мать Чердынцева горько, в голос заплакала, и священник, начав было службу, вынужден был смолкнуть.
—
Ты и после смерти нам покоя не даешь... — сказал Томилин Гоше.
—
Помолчал бы... — прошипел, оглядываясь по сторонам, Гоша. — То труба тебе моя подозрительна, то похороны не такие... Я за все заплатил! И за похороны твоей жены тоже! И ты теперь для нее никто! — Он уже кричал, распаляясь. — Я еще узнаю, кто их пришил...
И пошел вслед за гробом Елены наверх, где спешно заканчивали рыть могилу.
Томилин с ненавистью смотрел ему в спину. И вдруг вздрогнул, ощутив тяжесть чьей-то руки, опустившейся на его плечо.
—
Слушай, что ты всем недоволен? — спросил его Тимур. — Все тебе не так, все тебе мало... Такую женщину хороним! Жену свою, которую тебе Гоша, как родному, доверил, не уберег. И еще чего-то выступаешь... Нехорошо, дорогой. Очень нехорошо... Иди, не стой, простись с ней. Такая красивая, молодая была... Вай, Аллах, что делается...
Володя Фрязин задержался возле гроба Чердынцева. Здесь же стоял Аркадий, телохранитель Томилина. Он печально смотрел на Чердынцева, и губы его шевелились, как если бы он читал молитву. Друзья, подумал Володя, переживает. Забыл даже про своего хозяина. И смотрит так грустно. А вот Тимуру хоть бы что, никаких эмоций, видно, привык хоронить. Спокоен, деловит, не отходит от хозяина ни на шаг.
Мать Чердынцева плакала, только она смотрела сейчас на сына, а все другие следили за другими похоронами, где плакали громче и венки были пышнее.
Гроб с телом Чердынцева опустили в могилу, но он встал на образовавшийся лед, который чуть слышно треснул, но не поддался.
Вы читаете Игра по крупному
