«В семидесятых-восьмидесятых годах построили огромный, несбалансированный, многопроектный океанский флот, обслуживать который длительное время страна не могла, так как не было создано необходимой инфраструктуры…

Абсолютизация свойств оружия неизменно приводит к появлению его многочисленных типов, вариантов, проектов, не совместимых друг с другом и с тяжелейшей системой их технического обеспечения. Для сравнения: СССР за период с 1958 года имел 28 типов противокорабельных ракет, США — 2 типа; СССР — 14 зенитных комплексов, США — 5, при этом три из них использовали одну и ту же модернизируемую зенитную ракету…»

Профессор Юрий Семенович Соломонов, один из создателей советской ракетной техники («Пионер» и «Тополь»), писал, что существовало такое количество разработчиков и производителей ракетных комплексов, что это стало самоедством:

«Ситуацию, когда на ракетных заводах за год рождалось по сто и более ракетных комплексов, кроме как нонсенсом не назовешь. Ресурсы страны были не безграничны».

И вот что характерно. Чем больше вооружалась страна, тем в меньшей безопасности ощущали себя люди. И в конце брежневского правления пошли официальные разговоры о возможности новой войны…

Доктор экономических наук Григорий Ханин в серии статей «Советское экономическое чудо: миф или реальность?», опубликованной в журнале «Свободная мысль», пишет о феноменальных успехах экономики во второй половине пятидесятых. А дальше началось затухание экономического роста, связанное и с невысоким уровнем хозяйственного руководства.

Экономическая статистика сильно пострадала в советские годы. Цифры сознательно искажались. Григорий Ханин посвятил жизнь восстановлению реальной картины советской экономики, поэтому его данные и оценки заслуживают доверия.

«В годы застоя и перестройки, — считает Ханин, — с именем Косыгина ассоциировался образ исключительно компетентного, даже выдающегося хозяйственника. Так действительно могло казаться на фоне других членов государственного руководства времен Хрущева и Брежнева. Однако на самом деле на высшем в советской экономике посту Косыгин ничем особенным себя не проявил.

Все “успехи” экономической реформы 1965 года являются либо статистической иллюзией (мои подсчеты говорят о падении темпов основных экономических показателей в этот период), либо следствием благоприятного стечения обстоятельств, включая влияние погоды на сельское хозяйство».

Попытки сделать экономику эффективной методами командно-административными не удались.

«Экономическое развитие стало быстро и неуклонно ухудшаться, — считает бывший член политбюро и секретарь ЦК Вадим Александрович Медведев. — Два пятилетних плана, включая их социальные программы, оказались сорванными. До поры до времени экономическая конъюнктура поддерживалась высокими мировыми ценами на топливно-энергетические и сырьевые ресурсы. Лишь один сектор экономики постоянно пребывал в цветущем состоянии — это военно-промышленный комплекс. Страна изнывала под гнетом непосильного бремени военных расходов».

Алексей Николаевич уже был не боец. После обеда час дремал у себя в комнате отдыха. Время от времени просил помощников организовать рыбалку. На поведении Косыгина, несомненно, сказывались и возраст, и нездоровье, и неутихающая боль от потери жены.

16 октября 1973 года, сразу после очередной войны на Ближнем Востоке, Косыгин прилетел в Каир.

«Это был уже другой человек, — вспоминал разведчик Вадим Кирпиченко. — За три года он очень изменился. Сдал. Постарел. Стал плохо слышать. Его доклады Брежневу по несовершенному секретному телефону было мучительно наблюдать. Из-за плохой слышимости, технических неполадок разговор напоминал диалог глухонемых…

Поздно вечером Косыгин имел обыкновение минут двадцать гулять. Здесь он уже отвлекался от политики, от арабского мира и переключался на более интимные темы. Говорил он и о своем возрасте, о состоянии здоровья, о необходимости не поддаваться наступающим недугам и немощи.

При этом он расправлял плечи, словно показывая, как надо это делать. На второй этаж дворца он тоже пытался подниматься быстрой, молодцеватой походкой по лестнице, минуя лифт:

— В следующем году мне будет семьдесят лет — это уже много…

Однажды совершенно неожиданно Алексей Николаевич заговорил о том, что несколько лет назад потерял жену, что она была очень образованной и доброй женщиной, настоящим другом. И от этих откровений, сделанных, по существу, незнакомому человеку, мне стало как-то тоскливо. Я вдруг почувствовал, что он очень одинок, что ему надо выговориться, что невмоготу хранить в себе свои тяжелые мысли.

Очевидно, предположение о его моральном одиночестве было верным: к тому времени прошло уже семь лет после смерти жены, а говорил он об этом так, будто эта невосполнимая утрата была совсем недавно, чуть ли не на днях».

Министр юстиции Владимир Теребилов в середине семидесятых отдыхал с Косыгиным в Юрмале. Глава правительства выглядел усталым. Теперь уже попытки поговорить о повседневных делах отклонял. Но с удовольствием вспоминал город своей юности Ленинград. Впереди в метрах сорока-пятидесяти шли двое охранников, сзади один, а несколько отстав, следовали еще трое, среди них врач.

«Наблюдая подобные сцены, — вспоминал Теребилов, — невольно задумаешься — только ли это “телохранители!” или еще и своеобразный контроль со стороны еще более высокого лица? Вольно или невольно такая обстановка если не лишает человека свободы, то, безусловно, ее ограничивает. Причем ограничивает не только физически, но и связывает его в принятии каких-либо решений. Сопоставляя рассуждения Косыгина и некоторые его решения, нетрудно было убедиться, что он далеко не всегда был волен воплощать в жизнь то, что ему казалось правильным и необходимым…

Он был умен, корректен, обладал удивительной памятью и исключительной работоспособностью… Это в активе. В пассиве же — сух, педантичен, иногда излишне жесткий».

Даже министру непросто было получить аудиенцию у Косыгина. Теребилов попросил Алексея Николаевича о встрече, увидев главу правительства на приеме в шведском посольстве по случаю приезда премьер-министра Улофа Пальме. Это был апрель 1976 года. Косыгин сухо ответил:

— Хорошо, я подумаю.

Через два дня сам позвонил:

— Заходите сегодня в шестнадцать ноль-ноль.

Теребилов просил деньги на создание правового информационного центра.

Косыгин встретил его стоя посредине кабинета:

— Я видел вашу записку и значительную часть ваших просьб должен отклонить. Все просят, просят, а не хотят подумать, где Косыгин возьмет для этого деньги.

«Эту его манеру (тактику) ведения финансовых “переговоров” я знал, — писал Теребилов. — Знал, что не надо бросаться “в бой”. Знал, что выгодно всем своим видом показать полное понимание его аргументов, и тогда он смягчится и, возможно, кое-какие просьбы удовлетворит. Так оно и вышло. Он обещал выделить средства на информационный центр».

К концу разговора Косыгин заметно устал. Ему было семьдесят два года. Тогдашний главный режиссер театра на Таганке Юрий Петрович Любимов заметил: «Косыгин поразил меня тоскливым видом и остановившимся взглядом».

Алексей Николаевич был от рождения крепким человеком, держал себя в форме. Роковую роль в его судьбе сыграла прогулка на байдарке-одиночке, когда он едва не погиб. 1 августа 1976 года Косыгин сел в байдарку, но во время гребли потерял сознание, перевернулся вместе с лодкой и оказался под водой.

Его спасло то, что ноги в байдарке крепятся и он не ушел на дно. Офицер охраны, очень сильный человек, поднял Косыгина из воды вместе с байдаркой.

Без сознания его доставили в военный госпиталь в Красногорске.

— У него произошло кровоизлияние, — рассказывал академик Чазов, — но не в мозг, а в пространство между мозгом и черепной коробкой. Поэтому мы его вытащили.

2 сентября первым заместителем председателя Совета министров утвердили Николая Александровича Тихонова. Ему поручили заменять Косыгина.