безвестности. Будучи еще молодым человеком, он был назначен мастером монетного двора, на котором он до этого был одним из подмастерьев, и одновременно занял вакантную должность главного казначея королевского двора.
Кёр обладал обширными познаниями в области финансов и удивительным образом обратил это обстоятельство себе на пользу, как только ему доверили большие деньги. Он спекулировал товарами первой необходимости и приобрел известность, скупая зерно, мед, вина и другие продукты, пока не наступал их дефицит, и затем перепродавал их втридорога. Всесильный королевский фаворит, он не колеблясь притеснял бедняков, непрерывно скупая товары и монополизируя торговлю ими. Как нет врага злее отвергнутого друга, так и из всех тиранов и угнетателей бедняков самым свирепым и безрассудным является выдвиженец из их класса. Оскорбительная спесь Жака Кёра по отношению к тем, кто ниже его по положению, с негодованием порицалась в его родном городе, а его раболепная покорность вельможам более высокого, нежели он, ранга была в той же степени объектом презрения аристократов, в общество которых он втерся. Но первые были Жаку безразличны, а подлинного отношения к нему вторых он не замечал. Его карьера набирала обороты, и в конце концов он стал самым богатым человеком во Франции и настолько полезным королю, что ни одно важное решение не претворялось в жизнь без предварительной консультации с ним. В 1446 г. он стал королевским послом в Генуе[124], а в следующем году при дворе Папы Николая V. За обе миссии Кёр удостоился милости своего сюзерена и получил в награду выгодную должность в дополнение к тем, которые он уже занимал.
В 1449 году англичане Нормандии, лишившись своего главного генерала, герцога Бедфордского, нарушили перемирие с французским королем и захватили городок, принадлежавший герцогу Бретонскому. Это послужило сигналом к возобновлению войны, в результате которой французы вновь завладели почти всей провинцией[125]. Львиную долю денег наведение этой войны ссудил Жак Кёр. Когда Руан сдался французам, и Карл совершал триумфальный въезд в этот город в сопровождении Дюнуа и своих наиболее прославленных генералов, Жак был одной из самых блистательных фигур его кортежа. Его повозка и лошади соперничали с королевскими в великолепии, и его враги говорили о том, как он во всеуслышание хвалился, что в одиночку прогнал англичан и что доблесть воинов без его золота была бы ничем.
Дюнуа, по всей видимости, был частично того же мнения. Не относясь с пренебрежением к храбрости армии, он признавал полезность способного финансиста, на деньги которого она кормилась и содержалась, и постоянно оказывал ему свое высочайшее покровительство.
Когда был заключен мир, Жак вновь посвятил себя коммерции и снарядил несколько галер для торговли с генуэзцами. Он также приобрел крупные поместья в разных частях Франции, крупнейшими из которых были владения баронов в Сен-Фаржо, Ментоне, Салоне, Мобранше, Моне, Сен-Жеране-де-Во и Сент-Аоне-де-Буасси, имения графов в Ла-Палиссе, Шампиньели, Бомоне и Вильнове-ла-Жене и владение маркизов в Туей. Кроме того, он добился для своего сына Жана Кёра, ставшего священнослужителем, высокого поста архиепископа Буржского.
Все говорили, что столь большое состояние не могло быть нажито честным путем. И богачи, и бедняки страстно желали, чтобы настал день, когда будет умерена гордыня этого человека, которого один социальный класс считал выскочкой, а другой угнетателем. Жак был до некоторой степени встревожен ходившими о нем слухами и неясными намеками на то, что он снизил курс валюты королевства и подделал королевскую печать на некоем важном документе, посредством которого он выманил у государства огромные суммы. Дабы заглушить эти слухи, он пригласил множество алхимиков из других стран пожить у него и распустил встречный слух, что открыл тайну философского камня. Жак также построил в родном городе величественное здание, над входом в которое приказал высечь алхимические символы. Некоторое время спустя он построил еще один, не менее роскошный дом в Монпелье, который украсил так же. Мало того, он написал трактат по герметической философии, в котором заявил, что знает секрет превращения металлов.
Но все эти попытки завуалировать многочисленные акты казнокрадства оказались бесполезными, и в 1452 г. он был арестован и отдан под суд по нескольким обвинениям. Только по одному из них, инспирированному злобой его врагов с целью погубить его, он был оправдан: судьи решили, что он не является соучастником отравления его доброй патронессы Агнес Сорель. По остальным обвинениям его признали виновным и приговорили к высылке из королевства и уплате огромного штрафа в четыреста тысяч крон. Было доказано, что Кёр подделал печать короля, что в качестве мастера Буржского монетного двора он украл у королевства золотые и серебряные монеты на огромную сумму и что он без колебаний снабдил турок оружием и деньгами, чтобы те могли продолжать войну против их соседей-христиан, за что получил самое щедрое вознаграждение. Карл VII до последнего момента верил в его невиновность и был глубоко опечален вынесенным приговором. Его усилиями штраф был снижен до суммы, которую Жак Кёр был в состоянии заплатить. Отсидев какое-то время в тюрьме, он был освобожден и покинул Францию с крупной суммой денег, часть которой, как подозревали, составляла выручка от реализации конфискованного у него имущества, которую ему тайно выплатил Карл. Он перебрался на Кипр, где умер около 1460 г., будучи богатейшим и известнейшим человеком на острове.
Все авторы алхимических трактатов считают Жака Кёра членом их братства и расценивают как лживое и клеветническое более рациональное объяснение его богатству, вытекающее из материалов судебного процесса по его делу. Пьер Борель в своих
В четырнадцатом и пятнадцатом столетиях во всех европейских странах появилось множество других претендентов на знание секретов философского камня. Вера в возможность превращения металлов была столь массовой, что всякий химик был в большей или меньшей степени алхимиком. Германия, Голландия, Италия, Испания, Польша, Франция и Англия породили тысячи безвестных адептов, которые в погоне за своей химерой не обходили стороной и более прибыльные астрологию и гадание. Монархи Европы были не меньше своих подданных убеждены в возможности открытия философского камня. Алхимию поощряли английские короли Генрих VI и Эдуард IV. Германские императоры Максимилиан, Рудольф и Фридрих II уделяли ей большое внимание, и их примеру следовали все наместники их владений. Среди дворян и мелких суверенов было обычной практикой пригласить алхимика пожить на принадлежащей им территории, чтобы его можно было заточить в темницу и держать там до тех пор, пока он не сделает достаточное количество золота, чтобы заплатить миллионы в качестве выкупа. В результате множество бедняг томилось в тюрьме постоянно. Подобная участь была, похоже, уготовлена Эдуардом II Раймунду Луллию, признанному мэтру алхимии, которому было предоставлено жилье в Лондонском Тауэре. Он вовремя распознал трюк, который с ним собирались выкинуть, и ему удалось бежать. Согласно утверждению некоторых его биографов, он прыгнул в Темзу и доплыл до корабля, стоявшего на якоре в ожидании беглеца. Данная практика бытовала и в шестнадцатом веке, о чем более подробно будет рассказано в подразделе о Сетоне Космополите.
Из всех сочинителей алхимических трактатов, чья жизнь и приключения либо пребывают в безвестности, либо по тем или иным причинам не заслуживают детального рассмотрения, можно выделить следующих. Джон Доустон, англичанин, в 1315 г. написал два трактата о философском камне. Другой англичанин, Ричард, или, по мнению некоторых, Роберт, в 1330 г. написавший труд под названием