Постарайтесь вздремнуть.

– Значит, мы в безопасности?

– Скоро будем. Мы направляемся в деревню неподалеку от Сапнагара. Но до нее еще несколько часов ходу.

– А что вы будете делать, пока я сплю? Стоять на вахте? – Эмма покачала головой. – Просто дайте мне отдышаться, и пойдем дальше.

Маркиз неопределенно пожал плечами. Лунный свет бросал на его лицо контрасты теней и бликов, глаза его казались темными озерами, когда он смотрел на серебристую равнину.

– Вы думаете о своей семье, милорд?

– Джулиан, – сказал он. – Меня зовут Джулиан.

Эмма колебалась.

– Если вы намереваетесь возвратиться к ним, зачем тогда бежали?

Он коротко усмехнулся:

– Как это благородно звучит в ваших устах.

– Вы знаете, что я имею в виду. И почему вы не отыскали их перед отъездом?

– Я мог это сделать, но мои родственники отказались бы уйти со мной. К тому же была еще одна маленькая проблема… ваше отчаянное желание уехать. – Подняв бровь, Джулиан взглянул на нее. – Если не ошибаюсь, вы даже для этого украли лошадь.

– Да, вы правы. Но резидент, конечно, не будет возражать. То есть если резидент… – «Если резидент остался в живых». Эмма не стала заканчивать предложение. – Если вы покинули город ради моей безопасности, я вам очень благодарна.

Холденсмур провел ладонями по волосам, потом поднял руку, чтобы осмотреть порез, который каким-то образом ухитрился перевязать. Эмма, вздрогнув, узнала ткань – это был кусок ее юбки.

Взглянув на нее, маркиз понял, что она это заметила, и в его глазах заиграли веселые огоньки.

– Вы созданы не для того, чтобы выражать благодарность, Эмма. Вы созданы для того, чтобы слышать похвалу и лесть.

Она настороженно посмотрела на него:

– По-моему, это глупо.

– Вы считаете меня глупцом? – Джулиан вздохнул. – Странная оценка для человека, которого все считают негодяем.

Переменчивость его настроения удивила Эмму. Ну что ж, можно и поддержать его тон, если ему так хочется. Это все же лучше, чем зацикливаться на событиях дня.

– Вам не удалось сразить меня, как Лотарио Камиллу. Вы слишком серьезны для этой роли.

– Да? Но если помните, я сделал маленькую попытку. И ваши губы были на вкус весьма сладкие. Возможно, я слишком медлил?

От веселого обмена колкостями вдруг не осталось и следа. Маркиз неожиданно перешел на серьезный тон, и Эмме стало нечем дышать.

– Вы знаток флирта. Я это признаю, – справилась с собой она.

– А вы совсем не кокетка. Ну же, попытайтесь. Объясните мне, чем повеса может очаровать женщину?

– Мне кажется, – скривила губы Эмма, – нужно всего лишь обратиться к тщеславию женщины.

– Ах да. Конечно. Теперь до меня дошло. Перво-наперво мне надо было сказать, что вы такая красавица, какой я в жизни не видывал.

Эмма невольно рассмеялась:

– Удачный комплимент, им можно наградить любую женщину. С таким же успехом вы могли искренне сделать его мне, несмотря на мой вид. Вот уж такой вы действительно не видели!

Маркиз чуть наклонился вперед:

– А вам бы хотелось, чтобы я оставил свои навыки? Буду рад сделать вам одолжение.

– Нет, это вовсе ни к чему. Мое тщеславие на внешность не распространяется.

– Но вы действительно красивы, – сказал Джулиан. – Разве вы этого не знаете? К тому же у вас очень редкий тип красоты, Эммалайн. Ваша душа столь же прекрасна, как и лицо.

Это уж слишком, Эмма опустила глаза.

– И теперь, думаю, мне снова следует поцеловать вас. Разве не так?

Эмма испуганно прижала руку к губам. Они были шершавые, потрескавшиеся, и от этого уже сама перспектива поцелуя показалась ей смехотворной.

– Полагаю, так… происходит в готическом романе. Но если вы поцелуете меня сейчас, то мои губы наверняка растрескаются и я испачкаю вас кровью.

Холденсмур быстро подавил взрыв смеха.

– Вы так романтично это излагаете. Тогда, может, попозже, не здесь, а где-нибудь в другом месте? Мне его поискать?

Это просто смешно. Они одни в пустыне, оборванные, спасающиеся бегством. Конечно, Холденсмур потешается над ней. По его веселому лицу, по беззаботному изгибу его подвижных губ ясно, что ей не следует относиться к нему серьезно.

Но ее сердце потеряло нить игры.

– Это абсурдно.

– Действительно. Многое абсурдно. Например, где наш кринолин?

Эмма прижала руки к тонкому муслину на бедрах. До сегодняшнего дня она никогда не появлялась на людях в таком небрежном виде. Легкий ветерок пробирался под юбку, и она чувствовала себя почти голой.

– С вашей стороны нехорошо напоминать мне об этом.

– Я стараюсь этого, не замечать, – мягко сказал Джулиан. – Но это не так легко, как вам кажется.

Внутри у Эммы что-то дрогнуло, она одновременно ощутила и жар и холод, однако нашла в себе смелость встретиться с Джулианом взглядом.

– По- моему, вы не шутите, – сказала она.

– Нет, Эммалайн. Я никогда не был столь серьезен.

Она вдохнула, когда он наклонился к ней.

– Я сказала, что мои губы…

–  Да, сказали, – прошептал Джулиан ей на ухо, и Эмма прикрыла глаза, когда его зубы мягко захватили мочку ее уха.

– Это не поцелуй, – выдохнула она. Ее голос звучал словно издалека, едва проникая сквозь грохот ее пульса.

– А вы хотите его? – Его дыхание щекотало ей кожу, язык прошелся по нежной раковине уха и скользнул ниже. – Мне показалось, для вас он нежелателен.

Эмма рассмеялась бы, если бы не ощущение, что она тает.

– А вы действительно повеса, – прошептала она.

– Как банально, моя дорогая.

Его губы двинулись по ее щеке, едва касаясь припухшего ушиба. Он мягко посасывал ее кожу под ухом, словно пытался вытащить на поверхность биение ее сердца.

Рука Эммы поднялась к его лицу, щетина приятно щекотала ладонь.

– Это тоже не поцелуй.

–  Нет, – пробормотал Холденсмур.

Уткнувшись в ее шею, он замер на несколько мгновений. Ее руки обхватили его затылок, пробираясь сквозь густоту волос. Странный порыв прижать его сильнее, обнять заставил Эмму прикусить губу. Это было нечто новое, инстинктивное, нервирующее. Такого ей не доводилось испытывать. Это совершенно не из ее опыта.

И в то же время Эмма понимала, как правильно это чувство. Возможно, именно это больше всего выбивало ее из колеи.

– Так я уже поцеловал? – проговорил Джулиан, не поднимая головы.

– Еще нет, – прошептала она.

–  Тогда вы должны быть довольны.

– Во всяком случае, я окончательно проснулась. Он отстранился немного, чтобы она увидела его улыбку.

– Тогда идем?

– Конечно, – сказала Эмма, подавая ему руку.

В отдалении мелодично звенел колокольчик, сливаясь с хором голосов, певших песню. Звуки прогоняли сон, вырывая Эмму из неопределенных грез. Ее глаза открылись. Синие сумерки стелились по белым стенам маленькой комнаты, вплывая через открытый сводчатый проход во внутренний двор, тени были длинными.

Значит, она проспала весь день. Закономерный итог адского похода, который они вынесли. Они наткнулись на эту деревню вскоре после рассвета, привлеченные звонкими голосами молодых женщин, собравшихся у колодца. Колодезная вода, которую зачерпнула для нее девушка с янтарными глазами, показалась Эмме божественной амброзией, самой жизнью. Теплые руки повлекли ее прочь от маркиза. Обняв за плечи, девушка привела Эмму в эту маленькую хижину, где сгорбленная морщинистая женщина поставила перед ней поднос с чечевицей, шпинатом и жареными лепешками. Эмма не стыдясь торопливо ела все это руками: старушка одобрительно кивала.

Доносившаяся снаружи песня выманила Эмму на улицу. Деревня была чистая и мирная, побеленные домики под соломенными крышами выстроились вдоль обсаженной деревьями улочки. Угасающий свет проникал сквозь листья фикуса, бросая кружевную тень на пыльную дорогу. Эмма направилась к большому баньяну, его десять или пятнадцать отдельных стволов сплетались в единую крону. Свернув за него, Эмма увидела источник музыки: каменное здание, увенчанное мерцающим пирамидальным куполом. Индуистский храм.

Усевшись под баньяном, Эмма долго изучала геометрические узоры, нанесенные разноцветными мелками на глинобитных стенах деревенских домов. Стайка обезьян, спрыгнув с ближайшей крыши, важно проследовала мимо нее. Эмма улыбнулась и смотрела им вслед, пока они не исчезли.

Из храма донесся перезвон колокольчиков. Взобравшись на корень баньяна, Эмма заглянула внутрь. Женщины и мужчины сидели на полу перед столом, на котором находилась маленькая статуя шестирукого синего флейтиста. Эмма очень мало знала о религии аборигенов, но ей было понятно, что это бог, которому они поклоняются.

Мужчина в белом держал серебряный поднос, на котором горели масляные лампы. Он покачивал поднос, и кольца дыма овевали статую; рядом мужчина помоложе звонил в колокольчик, который Эмма и услышала, находясь в хижине. Все казалось очень таинственным.

Звон колокольчика замер вместе с пением. Все встали и подошли к мужчине с подносом. Он мазал каждому чем-то лоб между глазами. Эмма с удивлением увидела, что один из первых к нему подошел маркиз.

Она спрыгнула с корня, когда маркиз повернулся и увидел ее. Кто-то дал ему местную одежду. Теперь на нем были свободные брюки из простого домотканого полотна без орнамента и туника длиной до икр. Недавно вымытые черные густые волосы зачесаны назад, красная точка на лбу привлекала внимание к его глазам, невероятно зеленым. Если Маркус и раньше поносил кузена, то сейчас бы его просто удар хватил, поскольку лорд Холденсмур совершенно не походил на англичанина.

– У