— Где?
— Вот, — указал Седрик на некую точку посреди куч.
— Но… когда дамба будет достроена, какой величины она будет?
Седрик снова стал показывать:
— Отсюда… вот досюда… от этих деревьев до этого холма, а оттуда вот до этого места, примерно где мы стоим.
— Значит, это будет большая дамба?
— Не такая уж и большая.
— О'кей, — сказал господин Пхири. Он был разочарован. Он ожидал увидеть озеро славной коричневой воды, с коровами, стоящими в нем по брюхо, и с деревьями по берегам, и с гнездами на деревьях. Он не мог бы сказать, откуда у него взялся этот образ, но дамба для него значила именно это. — Когда она заполнится водой?
— Может, вы поможете организовать нам хороший, сильный дождь? У нас уже третий сезон практически ни капли не выпадало.
Господин Пхири засмеялся, но чувствовал он себя как школьник, и ему это не нравилось. И он не мог поверить, что здесь, среди холмов, когда-нибудь будет простираться водная гладь.
— Если вы не хотите разминуться с Мандизи, то нам пора ехать обратно.
— О'кей. — Это «о'кей» имело свой первоначальный смысл: да, я согласен.
— Мы поедем по другой дороге, — сказал Седрик, хотя не в его интересах было производить впечатление на человека, который запросто может отобрать у него ферму.
Но он не мог не поделиться своей гордостью: смотрите, вот что я сумел сделать там, где рос буш.
В миле от дома расположилось стадо коров, кормящихся сухими початками маиса. Как и все животные, истощенные засухой, они имели жалкий вид. Но господин Пхири видел только то, что это скот, это коровы, а ему так хотелось иметь своих коров. Он загляделся на них как на чудо — чиновник не понимал, что они на грани смерти.
Седрик сказал:
— Я вынужден пристреливать новорожденных телят. — Его голос звучал глухо.
Господин Пхири был шокирован. Заикаясь, он выговорил:
— Но… но… да, я читал в газетах… но это ужасно. — Он заметил, что по щеке белого фермера течет слеза. — Должно быть, для вас это ужасно, — сказал он со вздохом и тактично отвел глаза, чтобы не смущать Седрика. Он искренне сочувствовал этому белому человеку, но не представлял, что делать, если тот вдруг разрыдается. — Стрелять телят… но разве ничего… ничего…
— У коров нет молока, — пояснил Седрик. — А когда коровы так худы, как сейчас, то телята рождаются слабыми.
Они подъехали к ферме.
Господин Мандизи тоже только что прибыл, правда сначала Седрик решил, что это его заместитель: чиновник вдвое уменьшился в размере.
— Вы очень похудели, — сказал Седрик.
— Да, это так.
Он уже высадил механика возле «мерседеса» и теперь раскрыл заднюю дверцу своей машины, приглашая господина Пхири садиться:
— Прошу вас. — И Седрику официальным тоном: — Вы должны починить свою рацию. Я едва слышал вас.
— Сам бы этого хотел, — ответил Седрик.
— А теперь в школу, — сказал господин Пхири, который погрустнел из-за телят. По дороге в миссию он больше не произнес ни слова.
— Вот дом священника, — объявил наконец господин Мандизи.
— Но мне нужен дом директора школы.
— Директора нет. Боюсь, он в тюрьме.
— Почему не прислали замену?
— Мы просили прислать нам другого человека, но, видите ли, это не самое привлекательное место. Все хотят работать в городе. Или как можно ближе к городу.
Гнев оказал живительное воздействие на господина Пхири, и он энергично прошагал в маленький домик. За ним по пятам следовал его подчиненный. Никого не было видно. Мандизи хлопнул в ладоши, и появилась Ребекка.
— Доложи святому отцу о моем приезде.
— Отец Макгвайр сейчас в школе. Вы легко найдете его, если пойдете вот по этой тропе.
— А почему ты сама не сходишь?
— У меня в духовке мясо. И к тому же отец Макгвайр ждет вас.
— Почему он тогда там, а не здесь?
— Он учит старших детей. Думаю, он учит в нескольких классах, потому что директора нет. — Ребекка повернулась, собираясь идти на кухню.
— Куда это ты пошла? Я не давал тебе позволения уходить.
Ребекка опустилась в медленном, глубоком реверансе и замерла: сложив руки, опустив глаза.
Господин Пхири яростно взирал на кухарку, избегая глядеть на господина Мандизи. Оба понимали, что это издевка.
— Очень хорошо. Можешь идти.
— О'кей, — сказала Ребекка.
Мужчины в городских костюмах тронулись в путь по пыльной тропе. Солнце немилосердно палило им на плечи и головы.
С восьми часов утра в классных комнатах школы стоял шум и гам: дети в радостной тревоге ожидали прибытия большого начальника. Их учителя, которые были немногим старше своих учеников, находились в столь же восторженном состоянии. Но никто не приезжал, не слышно было гудения автомобильного двигателя, только бродили голуби по школьному двору да перекликались цикады в рощице деревьев возле водосборника — пустого. Все дети уже несколько недель не могли толком утолить жажду, а некоторые к тому же голодали и не ели ничего, кроме того, что выдавал на завтрак отец Макгвайр: кусок плотного сладкого хлеба и порошковое молоко. Девять часов, потом десять. Возобновилось нормальное течение уроков, и зазвенел хор из нескольких сотен голосов, нараспев повторяющих за учителем правила, факты, фразы — когда нет ни учебников, ни тетрадок, приходится полагаться только на повторение, на заучивание в классе. Этот хор, разносящийся на полмили вокруг школы, стих, только когда появились взмокшие чиновники.
— Что это такое? Где учитель?
— Я здесь, — пролепетал смущенный юноша и улыбнулся в агонии трепета перед начальством.
— Что это за класс? Почему такой шум? Устное разучивание в утвержденную программу не входит, насколько я помню. И где ваши учебники?
Ему ответили пятьдесят полных воодушевления детей:
— Товарищ инспектор, товарищ инспектор, у нас нет учебников, у нас нет тетрадок, пожалуйста, пришлите нам тетради. И карандаши тоже, да, хоть сколько-нибудь карандашей, не забудьте про нас, товарищ инспектор.
— А почему это у них нет тетрадей и учебников? — грозно спросил господин Пхири у господина Мандизи.
— Мы отправили соответствующий запрос, но пока нам не прислали ни книг, ни учебников. — Запрос был отправлен три года назад, но Мандизи боялся сказать об этом перед детьми и перед их учителем.
— Раз в Сенге задерживают отправку, поторопите их.
Никуда не деться.
— В последний раз эта школа получала школьные пособия три года назад.
Господин Пхири переводил взгляд со своего подчиненного на учителя, на детей. Юный учитель проговорил: