Чем дальше они заходили в город, тем заметнее были его шрамы. Окна были заколочены, магазины сожжены или разграблены. Скайвэи засыпаны мусором, белые автотакси перевернуты и подожжены. Самым гнусным и позорным из всего этого были намалеванные на стенах лозунги, восхвалявшие «Железных Богов». Если бы Гюнтер не знал, то подумал бы, что находится на одном из самых нижних уровней, где-то не выше двадцатого, и весь этот вандализм учинили мутанты.
Он услышал мятежников еще до того, как увидел, их голоса слились в одном вопле ярости. Первыми в поле зрения попали полицейские. Они стояли в четыре ряда, перекрыв скайвэй и подняв щиты, но их ряды колебались под натиском толпы. Увидев имперский конвой, полицейские расступились, явно испытывая облегчение, и в брешь в их рядах хлынули первые мятежники. Когда они увидели, что их ожидает, многие из них заколебались, и попытались повернуть назад, но обнаружили, что полицейские окружают их.
Другие были настроены более агрессивно, или, возможно, ярость затмила их разум, и на солдат посыпался град обломков кирпичей и бутылок с нефтью, но они лишь бесполезно разбивались о шлемы и броню. Криговский гвардеец, сидевший в башне переднего «Кентавра», выпустил очередь из тяжелого стаббера над головами бунтовщиков, требуя их внимания. Некоторые из них не вняли предупреждению, или, возможно, не сочли его серьезным, и приготовились сопротивляться надвигавшемуся на них джаггернауту Корпуса Смерти. Несколько человек бросились к «Кентавру», попытались залезть на него, но солдаты быстро сбросили их на землю.
Один упал прямо под гусеницы «Кентавра» и был сразу раздавлен, но Гюнтер не испытывал к нему никакого сочувствия. Он мог бы простить этих людей за невежество их прежней жизни, но знать о некронах и реагировать так? Многие из них были мужчинами призывного возраста. Они могли бы сражаться. Но вместо этого их низкий эгоистичный страх за свои жизни подрывал военные усилия Империума, оскорблял Императора и был угрозой всему, что Он создавал. Многие бунтовщики несли плакаты с лозунгами в поддержку бывшего губернатора Хенрика и призывами сопротивляться криговским «захватчикам». Гюнтер не помнил, чтобы Хенрик был так популярен при жизни.
Буйство толпы немного утихло, страх и сомнения заставили замолчать злые голоса. Сержант СПО с громкоговорителем воспользовался этой возможностью, и приказал всем гражданам разойтись со скайвэя. Это была операция СПО, единственное отделение гвардейцев Корпуса Смерти было представлено экипажами «Кентавров». Знакомый образец: Гюнтер слышал, что люди Иеронимус Тета были скорее готовы прислушаться к своим соотечественникам, тогда как присутствие чужих солдат вызывало еще большую враждебность. Лично он послал бы Всадников Смерти выкосить всю эту толпу, так даже не пришлось бы тратить боеприпасы.
Гюнтер и его товарищи врезались в толпу, демонстрируя оружие, но не желая, чтобы возникла необходимость его использовать. Позади них угрожающе маячили два «Кентавра». Костлявый молодой человек набросился на солдата справа от Гюнтера, пытаясь отобрать у него лазган, но оказался наколот на штык. Бунтовщики, казалось, начали понимать, что их ждет, и множество импровизированного оружия было брошено на землю, множество дрожащих рук поднялось вверх. Однако толпа расходилась медленно, потому что все были зажаты на тесном скайвэе. Внезапно в толпе впереди Гюнтера произошел всплеск активности, и группа мятежников, прорвавшись через кордон полиции, устремилась на боковую улицу.
Именно на такой случай несколько минут назад третий «Кентавр», направляемый полицейскими, в сопровождении двух отделений солдат СПО, направился к ближайшему тяжелому лифту. Сейчас он, должно быть, устроит сбежавшим неприятный сюрприз – и действительно, через секунду Гюнтер услышал грохот его стаббера, и с удовлетворением подумал, что это послужит бунтовщикам уроком.
Он пролез через разбитое окно продовольственного магазина и увидел, что несколько пожилых мужчин разожгли там костер, а один из них набивал коробку продуктами, которые ему удалось там раздобыть. Глядя в ствол лазгана Гюнтера, старый вор побледнел и взмолился:
– Это для моей жены и детей. Из-за этих беспорядков шахты закрыли, и я не могу честно зарабатывать.
Когда он увидел, что Гюнтера не тронула его мольба, его лицо потемнело, и он прорычал:
– Я имею право на это! Всю жизнь я работал ради Императора, и что получил? Он бросил нас здесь умирать!
Он был отвратителен Гюнтеру, был настоящим олицетворением зря потраченной жизни. Гюнтер нажал спуск, прожег дыру в голове вора, бесстрастно глядя, как безжизненное тело падает на землю. На секунду он подумал, не допустил ли ошибку, не позволил ли эмоциям влиять на свое суждение. Потом он увидел выражения на лицах остальных мародеров, пятившихся к окну, услышал их хнычущие, умоляющие извинения и обещания всегда хранить верность Императору, и понял, что слух о его единственном выстреле распространится и станет суровым уроком для всякого, кто об этом услышит.
Он не зря потратил боеприпасы.
ПОЛУГУСЕНИЧНЫЙ транспортер, выехавший встречать возвращавшийся конвой, остановился рядом на обочине. Молодой майор с тонким лицом поговорил с сержантом, потом обратился к другому сержанту, который, в свою очередь, указал ему на Гюнтера.
– Солдат Сорисон? – спросил майор, и Гюнтер, на секунду растерянно моргнув, подтвердил, что так точно, это он. К нему так давно не обращались по имени, что он почти забыл, как его зовут.
Он не знал, почему опять выбрали его. Он и не спрашивал. Его привезли в космопорт и привели в кабинет, который когда-то занимал Хенрик, а сейчас – полковник Браун. Поднявшись из-за стола, Браун встретил Гюнтера рукопожатием и замечанием насчет холодной погоды, словно приветствуя старого друга. Он предложил смущенному солдату сесть и посмотрел на него с улыбкой, вероятно, предназначенной, чтобы ободрить Гюнтера, но явно натянутой.
– Я слышал, вы только что вернулись из Телониус-сити, – сказал Браун.
– Да, сэр, – сказал Гюнтер. – Мы подавили беспорядки там.
– Это хорошо, – прошептал Браун, обращаясь больше к себе. – Хорошие новости. До сих пор нам было трудно проводить призыв в Телониус-сити, но, возможно, теперь…
Рядом с полковником стояли два лейтенанта СПО, а майор, который привел Гюнтера, присел у двери. Это было не такое многочисленное собрание, как то, на котором Гюнтер присутствовал в этом кабинете в последний раз, и самым заметным было отсутствие криговского полковника-186 с его офицерами – не считая, конечно, Хенрика. И все же было ясно, что происходит что-то важное, если только Браун расскажет, что именно.
Комиссар Костеллин стоял у окна, опираясь на подоконник. Его левая рука была в перевязке, и выглядел он так, словно за эти три недели постарел на десять лет.
Браун прочистил горло и разгладил усы.
– Как вы могли сделать вывод из последних событий, – начал он, – мы готовы перейти к решающей фазе этой войны. Мы отбили все атаки некронов, окружили их, и теперь мы – точнее, криговские офицеры и я – разрабатываем планы наступления с целью окончательного их разгрома.
– Вам, вероятно, так же известно, – добавил лейтенант, – что со времени… несчастных событий несколько недель назад, не было замечено никакой активности противника.
– Вы имеете в виду, – тихо сказал Костеллин, – с тех пор, как некроны истребили тысячи гражданских, которых мы заперли в городе вместе с ними?
– Э… ну да.
– Очевидно, – сказал Браун, – они прячутся в этой своей гробнице и зализывают раны. Следовательно, нашей задачей является уничтожить эту гробницу вместе с некронами внутри. К сожалению, ее структура и внутреннее устройство остаются тайной для нас, так как наша попытка в самом начале кампании направить разведгруппу внутрь пирамиды окончилась неудачей. Тем не менее, мы – точнее, наши техножрецы и технопровидцы – полагают, что нескольких атомных подрывных зарядов будет достаточно, чтобы уничтожить ее.
Гюнтер начал понимать, к чему идет дело. Костеллин высказал это за него:
– Нам нужен человек, чтобы доставить эти заряды.
– Человек, который не будет участвовать в бою, – сказал лейтенант, – а должен лишь ждать, пока не будет зачищен вход в гробницу. В этот момент под прикрытием остальных солдат отделения он должен доставить заряды внутрь пирамиды.
