Ехавший впереди батальона французский капитан взглянул на замок и заметил птицу, вылетевшую из зиявшей в стене цитадели дыры. Потом появилась вторая – большая, черная. Она уселась на зубец стены и начала чистить перья. Француз улыбнулся: в замке никого нет.
Шарп вернулся в зал. Он видел, что капитан поднял голову и посмотрел, казалось, прямо ему, Шарпу, в глаза. Француз просто не мог не заметить стрелка! Но капитан лишь лениво скользнул взглядом по камням башни.
– Давай!
Фузилер, спрятавшийся у левой бойницы, открыл свою корзину. Галка сердито заверещала, бешенно замахала крыльями, рванулась к свету и черной тенью вылетела из окна. Перепуганный конь понес, и Шарп услышал, как француз успокаивает животное, похлопывая его по шее.
– Что, испугался птицы, а? – усмехнулся он.
Подковы громко застучали по камням под аркой ворот. Капитан снова усмехнулся: он увидел, что на каменной стене кто-то вывел мелом: «
Люди в зале затаили дыхание.
Капитан въехал во двор. Дождь почти смыл кровь с брусчатки. Справа, у входа в длинное низкое здание, похожее на конюшню, лениво дымили остатки костра. Конь француза нервно дергал головой, спотыкался, и капитан похлопал его по шее.
Тем временем один из генеральских адъютантов, интересовавшийся испанской архитектурой, продирался сквозь терновые кусты к дозорной башне. Шипы были острыми, а тропа – узкой, она вся была усеяна клочками линялой шерсти: летом сюда, на высокогорные пастбища, выгоняли овец. Француз привязал коня к толстой ветке и тихонько выругался: шипы оцарапали ему руку. Потом он достал из седельной сумки блокнот и карандаш. Башни, насколько ему было известно, строились для защиты от мавров, а эта конкретная отлично сохранилась. Он прошел чуть вперед и увидел за земляным бруствером пушку; в запальном отверстии торчал гвоздь. Странно, подумал он, что британцы не отрезали шляпку заподлицо, чтобы гвоздь нельзя было достать: должно быть, очень торопились. В любом случае, пушка была старой, да и калибра такого французы не использовали – так себе трофей.
Адъютант повернулся посмотреть, как к замку и монастырю движется пехотный батальон: капитан, скакавший впереди, как раз въехал под арку. Справа, на сельской улице, строились еще два батальона: они будут новым гарнизоном Господних Врат и позаботятся, чтобы войска, идущие на Вила-Нову, были прикрыты с тыла. Потом он увидел арку над входом в дозорную башню – и не смог сдержать возгласа удивления: она была украшена зигзагообразным узором, несомненно, французским. Он счел это добрым предзнаменованием: должно быть, здесь не обошлось без какого-нибудь французского рыцаря или каменщика, построившего эту башню в далекой стране. Карандаш забегал по бумаге, изображая арку, мастерские штрихи умело передали норманнский узор. А в тридцати ярдах за спиной адъютанта притаился Милашка Вильям; повязка и вставные зубы лежали у него в кармане.
Генерал взобрался на коня, подтянул перевязь сабли и приготовился к долгому пути по горам.
– Чем это там занят Пьер?
– Рисует, сэр.
– Боже! – в голосе сквозило удивление. – Есть ли хоть одно здание, которое он еще не зарисовал?
– Он говорит, что собирается написать книгу, – добавил другой адъютант.
Батальон повернул налево, направляясь к замку. Генерал неопределенно усмехнулся, пристегнул к седлу флягу с вином, проверил, что в кожаном кармашке на луке седла есть бумага и карандаш для записей, кивнул адъютанту и потер щеку. – Знавал я одного малого, который написал книгу. У него изо рта воняло.
Адъютант дежурно рассмеялся.
А в надвратной башне запел горн.
Глава 20
Фредриксон не двинулся с места. Он надеялся, что к дозорной башне пошлют хотя бы роту французской пехоты, но здесь был лишь один худощавый добродушный человек с блокнотом в руках, взволнованно обернувшийся в сторону замка.
Горн пропел вновь, ноты сложились в приказ «Равнение направо». Но этим утром он передавал тщательно расставленным британским войскам, какой из трех заготовленных с ночи планов был выбран командующим. Две повторяющиеся ноты напомнили Фредриксону сигнал охотничьего рожка: в Англии как раз в этот час начинали лисий гон.
Адъютант с блокнотом бросился к своему коню, но остановился на полпути: ему ничто не угрожало. Он нахмурился и, руководствуясь выработанной годами привычкой, выудил из кармана часы. Откинув крышку с выгравированным на ней отцовским напутствием, он записал на уголке листа время: без четырех минут девять. Потом он оглядел холм, заметив вторую пушку за свеженасыпанным бруствером, но врага не увидел. Зато в замке замелькали красные мундиры, и адъютант в ужасе застыл, поняв, что в серое утреннее небо поднимаются струйки мушкетного дыма.
Капитан на перевозбужденном коне подъехал к входу в цитадель. Арка была перекрыта большими камнями, завал оказался по пояс высотой, за ним открывался совершенно пустой внутренний двор. Конь все так же беспокоился, как будто чуял опасность, но капитан снова похлопал его по шее и произнес несколько успокаивающих слов, а потом повернул к конюшне. За воротами уже слышался грохот каблуков первых подошедших к замку рот.
Полковник, командовавший батальоном, сердито махнул рукой другому капитану, приказывая его роте произвести поворот направо, в сторону монастыря, и оглядел надвратную башню. Неплохие здесь когда-то были укрепления, подумал он.
Первый капитан дал шпоры коню и поскакал обратно к воротам: нужно подтвердить, что замок пуст. Он улыбнулся, снова успокаивающе потрепав коня по шее, но тот вдруг остановился: на башне и на стенах появились люди, много людей. На северную стену вышел офицер в стрелковом мундире, а рядом с ним возник горнист, и над долиной пронеслись две отрывистые ноты. Из маленькой двери, ведущей в башню, выскочили люди, стрелки, тут же перекрывшие вход в туннель и опустившиеся на одно колено, прицеливаясь. Ни они, ни другие люди в зеленых куртках, бежавшие к северной стене, не обращали на капитана никакого внимания. Потом он услышал боевой клич и топот ног за спиной.
Из цитадели возникли красномундирники, тут же побежавшие к руинам восточной стены. Сержанты подгоняли их, офицеры коротко отдавали команды, а одинокий французский капитан так и стоял посреди полного вражеских солдат двора. Он схватился было за саблю, но увидел, что офицер на северной стене машет ему рукой. Жест был понятен без слов: слезай и сдавайся. А рядом с офицером уже поднял винтовку стрелок.
Капитан отчаянно выругался и спрыгнул с коня. К утренним звукам добавился треск выстрелов.
Шарп обернулся. Ближайшая из французских рот была в тридцати ярдах от замка, когда винтовки начисто выбили первую шеренгу, за ней вторую. Он взглянул левее: там несколько стрелков выцеливали офицеров. С верхней площадки башни тоже били винтовки: Шарп увидел, как французского полковника сбросило пулей с коня; кровь залила его мундир. Очередной залп уложил третью шеренгу наступающих французов. Их офицеры кричали, требуя перестроиться в линию, но смертоносные винтовки тут же выкосили офицеров и перешли к людям с золотыми нашивками сержантов.
– Продолжай играть, парень, – строго сказал Шарп горнисту, прервавшему сигнал, чтобы набрать воздуха в легкие.
Полурота красномундирников, прогрохотав каблуками по брусчатке, выстроилась под аркой ворот. Выстрелили мушкеты, все закрыл густой дым, но Шарп знал, что ни один француз не смог бы пережить этот
