– Еще как.
– Правда?
– Правда.
Она заинтересованно посмотрела на него:
– Он правда очень волновался?
– Он правда очень волновался.
Она довольно усмехнулась:
– Как мило.
– Думал, тебя здесь ежедневно насиловали.
– О, ни разу! Этот странный «полковник» Хэйксвилл позаботился об этом.
– Правда?
Она кивнула:
– Я сказала ему, что приехала сюда помолиться за здоровье моей матери, и это почти правда, – она усмехнулась. – Не совсем, но для Хэйксвилла это сработало. С тех пор он не мог меня тронуть, хотя частенько приходил и говорил со мной о своей матери. О, эти бесконечные монологи! Приходилось говорить ему, что матери – самые замечательные существа на свете, и как счастлива его мать иметь такого сына, как он. Не мог наслушаться!
Шарп улыбнулся: он знал о привязанности Хэйксвилла к матери и понимал, что Жозефина не могла найти лучшей защиты, чем воззвать к этой привязанности.
– Зачем ты сюда приехала?
– Ну, моя мать больна.
– Не думал, что ты так уж ее любишь.
– Я и не люблю. Она меня не одобряет, но она больна, – приняв чай из рук Шарпа, она допила его, поставила оловянную кружку на парапет, поймала взгляд стрелка и улыбнулась. – На самом деле, я хотела уехать на денек.
– Одна?
– Нет, – она выплюнула это слово почти осуждающе, подразумевая, что он должен бы знать ее лучше. – С очаровательным капитаном. Но Огастес настоял, чтобы с нами поехал еще один, так что все сильно осложнилось.
Шарп усмехнулся. Ее ресницы были неимоверно длинными, губы – непристойно пухлыми. Все в ее лице обещало удовольствие.
– Могу понять, почему он беспокоится за тебя.
Она расхохоталась, потом пожала плечами:
– Он меня любит, – слово «любит» прозвучало с усмешкой.
– А ты его?
– Ричард! – снова осуждающий тон. – Он очень добр и очень-очень богат.
– Очень-очень-очень богат.
– Даже еще богаче, – улыбнулась она. – Все, что я захочу! Все! Он пытался быть со мной построже, но я не разрешила. Запирала дверь перед его носом пару ночей подряд – и с тех пор никаких проблем.
Шарп огляделся и был рад, что никому в данный момент не нужен. Часовые прохаживались по крыше или скорчились у парапета, из клуатра доносилось звяканье ножей и фляг – там завтракали; фузилеров по-прежнему не было и следа. Он снова повернулся к ней и поймал ее улыбку.
– Я действительно очень рада видеть тебя, Ричард.
– Ты была бы рада любому спасителю.
– Нет, я рада видеть именно тебя. Ты всегда заставляешь меня сказать правду.
Он улыбнулся:
– Тогда тебе нужен не я, а друзья.
Она криво улыбнулась в ответ:
– Ты меня по-настоящему понимаешь, не так ли? И при этом не отвергаешь.
– А должен?
– Обычно так и происходит, – она поглядела на крутой склон холма. – Все объясняют это по-разному, произносят пространные речи, но я знаю, о чем их мысли. Я популярна, Ричард, пока у меня есть это, – она указала на лицо.
– И все, что к этому прилагается.
– Да, – она усмехнулась. – Все еще работает.
Он вернул ей улыбку:
– Так ты поэтому вышла за сэра Огастеса?
– Нет, – она покачала головой. – Это была его идея. Он хотел, чтобы я стала его женой и могла везде ездить с ним, – она расхохоталась, как будто сэр Огастес сглупил. – Он хотел, чтобы я поехала на север, в Браганцу, потом мы отплыли в Кадис. Не мог же он ходить на званые обеды со шлюхой, правда?
– Почему? Многие так делают.
– Не на такие обеды, Ричард. Очень пышные, – она надула губы.
– Итак, ты вышла за него, чтобы ходить на пышные обеды?
– Вышла за него? – она взглянула на Шарпа, как на сумасшедшего. – Я не выходила за него, Ричард! Думаешь, я вышла за него?
– Разве нет?
Она рассмеялась так громко, что привлекла внимание часовых, потом понизила тон:
– Он просто хочет, чтобы я говорила, что вышла за него. Знаешь, сколько он платит за это? – Шарп покачал головой, и она снова расхохоталась: – Много, Ричард. Очень много.
– Насколько много?
Она начала загибать пальцы:
– У меня имение возле Кальдес-де-Рейне[82]: три сотни акров и большой дом. Карета и четверка лошадей. Ожерелье, за которое можно купить половину Испании, и четыре тысячи долларов[83] в лондонском банке, – она пожала плечами. – Разве ты не согласился бы на такое предложение?
– Не думаю, что кто-то предложит мне подобное, – он все еще глядел недоверчиво. – Значит, ты не леди Фартингдейл?
– Конечно, нет! – улыбнулась она. – Ричард! Ты должен бы знать меня лучше! В любом случае, Дуарте еще жив, и я не могу выйти ни за кого другого, пока я замужем за ним.
– Значит, он считает, что ты будешь зваться его женой, так?
Она пожала плечами:
– Вроде того. Он не особенно настаивал, но как-то я спросила, сколько он заплатит, он ответил, и я согласилась, – она улыбнулась своим мыслям. – К тому времени он уже платил мне за то, что никто, кроме него, не заберется в седло, так почему бы нам не сыграть в женатых? Это же почти то же самое, что настоящий брак, правда?
– Уверен, твой исповедник с этим согласится, – иронично заметил Шарп.
– Кем бы он ни был.
– И ни у кого не возникло подозрений?
– Никто ничего не сказал – во всяком случае, Огастесу в лицо. Он всем рассказывает, что женился на мне, почему бы им ему не верить?
– И он не считает, что кому-то это может показаться подозрительным?
– Ричард, я же тебе сказала, – в ее голосе появилось раздражение. – Он меня любит, правда. Никак не может насытиться. Воображает, что я создана лунной богиней, – во всяком случае, он как-то ночью мне это сказал, – Шарп расхохотался, и она улыбнулась в ответ. – Нет, правда, он так думает. Считает меня совершенством. Постоянно говорит мне об этом. А еще хочет владеть мной, каждой частью меня, ежечасно, всегда, – она пожала плечами. – И платит за это.
– И он не знает об остальных?
– Ты имеешь в виду, о моем прошлом? Он слышал об этом. Я уверила его, что это только слухи, что мне нравилось проводить время в компании офицеров, – почему нет? Почтенная замужняя женщина,