проталинами. На голубоватом снегу, круто изогнув спину и подняв торчком хвост, стоял кот Пушок. Временами он выгибался еще круче, почти складывался, подгребая передними лапами снег, и хрипло кричал: мр-рра-ау!..
И замирал, напрасно ожидая ответа.
22
Инженер Латышев допивал шестой стакан чая. Чай Настя заваривала по-своему, по-особенному, обязательно добавляя в заварку даже зимой пахучую веточку черной смородины. Оттянув тугой ворот свитера, Антон Александрович вытер носовым платком потную шею. Надув щеки, блаженно с шумом выдохнул воздух.
— Пффф!.. А ты все хорошеешь. Ей-богу, вроде изменилась как-то. Не пойму как, но — к лучшему…
— Ну вас! — залилась краской девушка. Переводя разговор, спросила: — Вы чего так поздно приехали — к концу дня? Не успеете и в лес сходить…
— Не разорваться, Настя! И так дома по неделям не бываю. Шесть участков. Ваш да киселевский вовсе на отшибе, у черта на куличках. К вам даже телефона нет. Чуть что — ехать надо. А кому ехать? Латышеву, у него-де всех меньше дела…
— Вы прямо из города сегодня?
— Да нет, позавчера из города. На четвертом задержался: собрание, а потом пасеки нарезали.
— А у нас что?
— У вас — тоже собрание. Приказ директора есть — премировать кое-кого…
— А кого?
— Много будешь знать, скоро состаришься…
— Ну и не говорите, не надо. Подумаешь! Сама знаю, что Фирсанова. У них больше всех выработка. Я ведь деду-то помогаю проверять наряды…
— Вот и не угадала… Да, новость: в Чарыни сельпо обокрали. Слышала?
— Когда?
— Видимо, вчера или сегодня ночью.
— А кто?
— Это, милая, еще установить надо. Не так сразу, наверное…
— Неужели наши, Антон Александрович? — бледнея, спросила девушка. Она испуганно смотрела на дверь, будто та вот сейчас откроется и войдут соседи. Неузнаваемые, в страшном новом облике — воры!
— Не думаю, — покачал головой инженер. — Говорят, Клавдия вчера с полудня в Сашково ушла, вашим откуда знать было? Кто-нибудь из своих. Из чарынских.
— Некому вроде в Чарыни… А много украли?
— Не могу сказать, не я воровал. Ревизия покажет. Товар ей только-только позавчера подвезли свежий… — Латышев взглянул на часы, почесал мизинцем переносицу. — Скоро четыре. Вот и пропал день…
Ожидавшая продолжения разговора о краже, Настя разочарованно отвернулась и вдруг вспомнила:
— Четыре? Ойечки, у меня же еще и плита холодная! И дров дома нету!
Встал и Латышев. Не попадая в рукава полушубка, затоптался возле дверей.
— Пойду… Чарынских надо перехватить, чтобы не удрали домой. Придется на дороге сторожить… Черт побери!
К чему относилось последнее — к сторожению на дороге или строптивому полушубку, Настя не поняла.
Покамест Латышев, Фома Ионыч и Тылзин организовывали «стопроцентную явку», пришедшие первыми уже успели накурить так, что электрическая лампочка плавала в табачном дыму, как луна в тучах.
— Откройте двери, ребята! — скомандовал Сухоручков. — Не продохнешь!
— Теплей спать будет, — пошутил кто-то.
— Если двери открыть?
— Нет, если надымить побольше! Глядишь, на дровах сэкономят!
Всех собрать не удалось, но и без того народу набилось столько, что Латышеву и мастеру пришлось протискиваться к столу.
— Лучше бы на конном дворе собрать, там просторней. В конюховской! — ворчал Фома Ионыч.
Инженер бросил ему через плечо насмешливый взгляд: додуматься надо, собрания на конюшне проводить! Чудак!
— Надолго я вас не задержу, товарищи! — объявил он, распахивая полушубок. — Вопросов у нас на повестке два. Первый — новая инструкция по организации лесовосстановления. Вопрос важный, так как лес — наше всенародное богатство и наш с вами хлеб, товарищи. Это вам надо будет учесть, когда мастер и Иван Яковлевич познакомят с этим делом подробно. Но сейчас мы за недостатком времени на этом останавливаться не станем. Нескладно получается: после рабочего дня многим еще три километра шагать. Так что мы тут с Тылзиным и Фомой Ионычем кое-что уточним, а они доведут до сведения. Нет возражений?
— Нет!
— Правильно, давайте короче — отдыхать надо!
— С семи утра на ногах!
— Переходим ко второму вопросу, — успокаивая, поднял Латышев руку. — Прежде чем зачитать приказ директора леспромхоза, я хочу напомнить вам следующее. Я коротко, товарищи… В этом году нам неожиданно выделили дачу на Лужне. В стороне от автомобильных дорог. Билет выписали, когда надо было уже приступать к рубке, чтобы успеть к сплаву. Поэтому, в смысле бытовых условий, ваш участок оказался в тяжелом положении. Тем более что при сравнительно небольшом объеме работ мы, естественно, не могли затрачивать и больших средств на строительство временных, по сути дела, сооружений. Ну и попросту не могли пристроить к этому бараку город или поселок — с клубом там, кино и всем прочим. Но тем не менее сами рабочие в лице ваших товарищей сумели организовать для себя культурный быт и культурный отдых. Сумели! Больше того. Первое время, нечего греха таить, у нас тут некоторые лесорубы злоупотребляли спиртными напитками. Отсюда скандалы, нехватка денег на предметы первой необходимости и так далее. Было такое. Но и эти товарищи, равняясь на лучших, осознали, я бы сказал, неприличие своего поведения. Как меня заверили — с этим кончено. Мало этого. Мы имеем сегодня на участке две новые комплексные бригады. Одна из них — бригада товарища Шугина, систематически перевыполняющая нормы. Разве это не показатель, товарищи? А инициатором этого, безусловно, следует считать товарища Усачева. Он же вложил немало труда и в борьбу за культурный быт. Все мы его знаем как баяниста, как застрельщика… Что там такое, товарищи? — обрывая фразу, гневно спросил он.
Лесорубы перешептывались, косясь на полутьму сеней в проеме распахнутой настежь двери. Антон Александрович разглядел там отливающий белизной погон и красные милицейские петлицы.
Сразу пропала охота продолжать.
— Я заканчиваю, товарищи! — поднимая голос, пообещал он. — Приказом директора леспромхоза товарищ Усачев премируется баяном, переходящим с этого дня в его собственность, — он отыскал в толпе Усачева, улыбнулся ему. — Товарищу Шугину, подхватившему почин Усачева в деле поднятия производительности труда на лесоразработках, объявляется благодарность… Все, товарищи! Можете быть свободны!
Загремели табуретками, зашаркали ногами, закашляли. Но, вопреки ожиданию инженера, никто не устремился к двери. Любопытство, вызванное появлением милиции, оказалось более притягательным,
