битлу!!!», «Порочная тайна Старра!!!» Одна из карикатур в местном таблоиде изображала Ринго, который везет своих друзей на пьянку. Ха–ха. Очень смешно.

Из клиники Ринго позвонил Дереку Тэйлору, чтобы тот уладил неприятности с прессой, но тот опоздал: одна из газет уже напечатала случайное замечание Джорджа Харрисона: «Я очень рад, что он наконец–то пытается избавиться от своей проблемы». В воскресном номере газеты приводились пессимистичные прогнозы Тони Бэрроу о том, что у Ринго нет никаких шансов победить алкоголизм.

В течение пяти недель добровольного заключения Старки — которым не разрешалось спать вместе — боролись со своими внутренними конфликтами. Когда, просыпаясь посреди ночи в холодном поту, они отбивались от вихря зловещих призраков, грозивших унести их с собой во тьму, помощь была на расстоянии вытянутой руки — достаточно было нажать на кнопку вызова персонала.

Если особо любопытные донимали ее расспросами о том, как проходит лечение знаменитых пациентов, вице–президент клиники Джуди Шиб туманно отвечала: «Миннесотский метод»; из ее слов было понятно, что «это болезнь разума, тела и души. Мы помогаем людям справиться с их собственными чувствами, и они начинают понимать некоторые из причин, почему они не хотят принимать жизнь таковой, какая она есть. Мы просим их задуматься о том, в каком окружении они выросли и как это окружение могло повлиять на их взрослую жизнь». Действительно, что же еще могло довести Старра, который впервые «напился в стельку» в 1949 году, до жизни такой?

«Через неделю я понял, что мне здесь пытаются помочь, я знал, что я болен, и делал все, что от меня требовали», — рассказывал Ринго.

Кроме консультаций — в основном от тех, кто уже вылечился, пройдя через эту клинику, — в лечение входили детоксикация, обязательные упражнения и групповая терапия. Кроме того, обязательными условиями были воздержание от секса и нахождения за пределами территории центра. Внешне все это походило на тюремное заключение, однако Ринго спокойно подчинялся установленному режиму:

«Я знал, что здесь мне помогут, поэтому не собирался никуда уходить».

Теперь, когда они пересмотрели свою жизнь, Ринго и Барбара знали свои «уязвимые точки» — людей, места и обстоятельства, которые наиболее способствовали тому, чтобы они снова «втянулись». Если желание выпить было невыносимым, они могли набрать номер Общества анонимных алкоголиков «в любое время дня и ночи и сказать: «Я не могу удержаться». Порой задумываешься, как прожить эти двадцать четыре часа в сутки, но, оказывается, жить реальностью так просто. Нам вернули наши жизни».

Многие из бывших друзей были исключены из круга общения Ринго:

— Если кто–либо из них не может общаться со мной, если я не «под градусом», что ж, мне жалко тратить на него время: для меня жизнь важнее, чем все эти дружки, готовые появиться всякий раз, когда мне хочется выпить.

Строго придерживаясь трезвого образа жизни, он и Барбара старались уходить с вечеринок до полуночи, как раз тогда, когда «все начинают набираться» — конечно, кроме тех вечеринок, которые они устраивали сами. На праздновании первой годовщины трезвости в Каннах за супругов поднимали бокалы с фруктовым соком. Они всегда были алкоголиками, но, как заявил Ринго, «я намереваюсь больше никогда не пить».

Пневмония, а затем смерть матери обрушились на него вскоре после окончания курса лечения в Аризоне, но, хотя Ринго все еще выглядел немного изможденным, мало кто сомневался в правдивости его слов, когда он сказал, что чувствует себя «…лучше, чем когда–либо», а меньше всех — Зак Джейсон и Ли, которым Старр дал свою амбулаторную карту, как его проинструктировали в центре, ибо «дети алкоголиков наиболее подвержены тому, чтобы самим стать алкоголиками». Он также посоветовал им посещать лекции Общества анонимных алкоголиков в Челси.

По крайней мере, он не умер, как Элвис, и не мучился вечной дилеммой рок–н-ролльщиков и черных блюзменов добитловской эпохи, у которых игра на инструменте и пение были единственными средствами к существованию. Возможно, именно неактивный образ жизни был злейшим врагом Ринго, но, пожалуй, перед таким выбором — играть или не играть — стояло большинство рок–звезд шестидесятых годов.

«Я никогда не хотел быть лидером группы. Я люблю просто получать удовольствие от игры. Я хотел быть с хорошими музыкантами и хорошими друзьями», — откровенничал Ринго.

Ни один из тех, кто его слушал, не знал, верить ему или нет.

17

«Нервозность – теперь мое обычное состояние»

Когда Ринго Старр смотрел видеоролик, снятый на попурри «Beatles Movie Medley» — «нарезку» из старых клипов группы, — который показывали на «Top of the Pops», все это казалось ему таким далеким, почти другой жизнью. Иногда он мог с трудом поверить, что это был он на тех записях, в тех фильмах, на тех стадионах. Действительно ли он когда–то покорил мир? Такие заявления со стороны Ринго были вполне предсказуемы — еще в 1965 году он заявлял:

«Я бы не поехал в турне как барабанщик рок–н-ролльной группы, если бы мне было тридцать. Я был бы для этого слишком старым».

Теперь, когда настало будущее, о котором он даже не мог мечтать, он отрекся от своих прежних убеждений: современная поп–индустрия продавала свое прошлое в ничуть не меньших объемах, чем настоящее. С приближением конца века фабрики работали на всю катушку, и музыканты прошлых поколений — при поддержке телевидения — получили возможность продавать сборники «лучших хитов» тридцатилетней давности наравне со своими новыми альбомами.

В то время для ветеранов сцены стало обычной (хотя зачастую нежизнеспособной) практикой пытаться возобновить свою карьеру, сделав кавер–версию какого–нибудь хита своего современника. В 1988 году, к примеру, Дэйв Берри попал точно в цель, выпустив «Out of Time» Криса Фарлоу, а сам Фарлоу спел хит Номер Один 1968 года Лонг Джона Болдри, «Let the Heartaches Begin». Были и такие, как Сэнди Шоу с хитом Силлы «Anyone Who Had a Heart» и Эллис Купер со своей версией «Seven and Seven Is» группы «Love».

Более успешной стратегией было зачастую необычное сочетание исполнителей. Никого не удивляли альянсы Кении Роджерса с Тэмми Уайнетт, Бака Оуэнса с Эммилу Хэррис и «Queen» с Дэвидом Боуи, но наряду с ними в хит–парады попадали синглы Боуи и Бинга Кросби, «Something's Gotten Hold of My Heart» Джина Питни в исполнении самого Питни и панк–вокалиста Марка Элмонда и, наконец, Би Би Кинга с «U2» в 1989 году.

В марте того же года Бак Оуэне был в Лондоне на Wembley Country Music Festival и нашел время встретиться с Ринго на Abbey Road; Ринго, который не заглядывал туда четырнадцать лет, не на шутку удивился, когда узнал, что в подвале студии теперь находится ресторан. Дуэт Оуэнса и Старра, записанный в Studio 2, «Act Naturally» стал заглавным треком на следующем альбоме Оуэнса, а в качестве сингла в 1990 году перебрался из американских кантри–чартов в Тор 40, отчасти благодаря видеоклипу, снятому в заново отстроенном городке в стиле Дикого Запада неподалеку от Лос– Анджелеса.

В тот же месяц, когда записывался «Act Naturally», Брайан Пул, Рег Пресли, Тони Крэйн и еще несколько музыкантов того же калибра — известные под общим именем «The Corporation» — выпустили свою версию «Ain't Nothing but a House Party» группы «The Showstoppers». Даже эта вещица умудрилась пробраться в британские чарты (заняв, правда, одну из последних позиций).

Подростки перестали быть главной целевой аудиторией поп–индустрии; их «обскакали» их родители поколения Свингующих шестидесятых и молодые супружеские пары, у которых прошла страсть ко всему новому. Один незначительный американский журнальчик ухватил всеобщее настроение, обозначив рок–н- ролл как «стиль для взрослых от тринадцати до шестидесяти». Теперь уже не было ничего смешного в том, что солидные дядечки с лысинами и двойными подбородками захватывали хит–