обойтись без Ринго во время сессий звукозаписи, иначе все дети будут знать, что его нет на том или ином диске.
Уникальность звучания ударных у «The Beatles» была отчасти обязана экспериментам Джорджа Мартина с акустикой, когда каждый новый нюанс давал свой неповторимый звук. Например, Мартин накрывал тамтамы губкой или даже одеялом, чтобы достичь, как он выразился, «эффекта пудинга».
— Из–за этого мои удары звучат глухо, — рассказывал первый испытатель этого эффекта, — я всегда хотел, чтобы мой малый барабан звучал как тамтам, а не как эти трескучие джазовые барабанчики.
В противоположность стилю Принса и Муна манера игры Старра — как, собственно, и Чарли Уоттса — выделялась скупостью выразительных средств («Я пытаюсь не двигаться на протяжении всей песни, стараюсь ничем не украшать свою партию, чтобы она оставалась как можно более простой»). Как викария, который стесняется своих собственных проповедей, «от барабанных брейков меня бросает в холодный пот. Из–за них у меня случаются провалы в памяти».
Пускай множество ударников могли бы справиться с битловскими барабанными партиями не хуже Ринго, именно он был в группе связующим звеном и задавал общий темп. Когда Джон, Пол и Джордж передавали по кругу косячок марихуаны, который им скрутил Боб Дилан — сразу после того, как они познакомились в 1964 году, — Ринго не колебался ни секунды и присоединился к остальной троице; его сияющая улыбка во время очередной затяжки свидетельствовала о том, что этот наркотик абсолютно безвреден. Когда Леннон после долгих колебаний все же согласился пройти сквозь мрачную приемную британского посольства в Вашингтоне с ее развевающимися флагами, в этом была целиком заслуга Ринго, который предложил ему «пройти через это вместе». Джон, Пол, Джордж и Ринго предстали полными идиотами перед мужами из Министерства иностранных дел, облаченными в строгие костюмы; эти снобы каждой своей репликой показывали свое превосходство над «The Beatles», под их внешне вежливыми замечаниями скрывались откровенные нападки на ребят, к ним обращались, как к таксистам. Но даже после того, как одна дама подошла к Ринго и отрезала маникюрными ножницами его локон, он внутренне вскипел, но не выказал никаких эмоций, когда эти «милые, вежливые люди» попросили подарить им какие–нибудь сувениры.
— Какие глупые! — возмущался Ринго после приема. — Они боятся признать, что они такие же, как мы. Эти господа считают, что нельзя допускать и мысли об этом.
Так же иногда вели себя мэры, топ–модели и некоторые «деятели» шоу–бизнеса; им приходилось переступать через себя, чтобы сфотографироваться с этими «деревенщинами» из Ливерпуля, которые почему–то завладели умами миллионов. Несмотря на его озадаченное «Вивьен кто?», когда Ринго предложили познакомиться с ней, тщеславная Вивьен Ли все же выбежала, чтобы крепко пожать руку Старра до того, как затихли щелчки фотоаппаратов. Ребятам доставляло огромное удовольствие оскорблять таких типов, как «эти тявкающие американские диск–жокеи в пестрых рубашках», каждый из которых именовал себя «пятым битлом». Из–за того, что Ноэль Ковард позволял себе язвительные замечания в их адрес, «мы считали его злорадным стариканом, — вспоминал Ринго, — ну и мы решили вести себя как злобные маленькие дети. Типа, «мы не хотим с тобой встречаться, потому что ты говорил о нас гадости». Когда классический пианист Артур Рубинштейн пригласил их к себе в номер, который располагался как раз напротив апартаментов «The Beatles», Ринго в ответ с иронией предложил встретиться «где– нибудь не посреди улицы».
Вполне естественно, что наиболее желанными (и наименее скучными) из тех знаменитостей, которые хотели пообщаться с «The Beatles», были те, кто имел хоть какое–то отношение к их мерсисайдской юности. Среди них — Карл Перкинс, который присутствовал на записи «Matchbox» в исполнении Ринго, и киноактеры из их любимых фильмов, игравшие «крутых парней» вроде Берта Ланкастера; Пол, Джордж и Ринго как–то раз были в его голливудском доме, где смотрели новый фильм Питера Селлерса «Pink Panther» («Розовая пантера»). До того как они пришли, гостеприимный Ланкастер пообещал Ринго, что вышлет ему несколько ковбойских шестизарядных револьверов, если Старру удастся упросить Эпштейна добыть лицензию на ввоз оружия. Впоследствии Элвис Пресли подарил Ринго кобуру для этих пистолетов.
Брайану удалось убедить ребят, что невежливо поворачиваться спиной ко всему американскому бомонду, который собрался специально, чтобы поприветствовать их. Можно было увидеть, как За За Габор, Ширли Темпл и Тьюздэй Уэлд накладывали горы салата на маленькие бумажные тарелочки или как на лестнице Кассиус Клей устроил шуточный спарринг с Ринго Старром. Смотрите–ка, ну ни дать ни взять Гроучо Маркс! Ну, вон тот молодой человек, который никого не узнает, — моя дочь носит в ранце его фотографию. Интересно, что Старра поразили «эти зачастую отвратительные «одноразовые» персонажи — вроде тех людей, которые записали один хит и уже возомнили, что создали шедевр, поставивший весь шоу–бизнес с ног на голову. Копнешь поглубже — и понимаешь, что они абсолютно бездарны, просто однажды им улыбнулась удача».
Ну что же, таково мнение Старра; однако что же окружало его самого? Просыпаясь каждое утро в припадке клаустрофобии, Старр потягивался, зевал и почти ждал, что вот–вот раздадутся продолжительные аплодисменты — до того навязчивым стало обожание со стороны окружающего мира. А где же был мир? «Быть в Нью–Йорке — огромный кайф!» — орал Ринго бушующему морю фанатов за кордонами, которые еле–еле сдерживали полицейские, пока «The Beatles» сопровождали от поезда до лимузина на Grand Central Station в Вашингтоне. «Говорят, где–то здесь у вас есть мост? — фыркал Ринго в Сиднее. — Никто мне ни о чем не рассказывает. Меня просто вытряхивают из постели и тащат смотреть на реки и прочую лабуду». Есть фотографии, на которых запечатлен Ринго, играющий на всех континентах, но, подобно насекомому — жуку, например, — он мог видеть только свое ближайшее окружение. Он догадывался о том, что группа находится в Канаде, только увидев полицейских, которые патрулировали территорию вокруг осажденного отеля. Все богатство и красота Земли лежали где–то далеко, за океаном лиц и фотовспышек; единственное, что он мог видеть из всего этого, — ну, скажем, рассвет в Индианаполисе, когда любезный патрульный прокатил его до завтрака по еще пустому утреннему шоссе.
К менее приятным воспоминаниям Старр относил случай, когда кто–то пытался сорвать с его шеи медальон св. Кристофера — подарок тетушки на совершеннолетие, — когда он прорывался сквозь толпу нью–йоркских поклонников. Однажды кто–то позвонил и пригрозил убить Ринго; Старр настолько перепугался, что во время шоу на стадионе в Монреале за возвышением, на котором стояла его установка, прятался детектив (например, для того, чтобы поймать пулю), поскольку Старр теперь «играл по–мелкому», как Пит Бест, подняв тарелки на манер Бадди Рича. Никто даже не обратил внимание на то, что эти изменения ухудшали звучание группы, да разве кто–нибудь слушал вообще!
«К 1965 году мы стали отвратительными музыкантами, — жаловался Ринго, — мы не получали от такой игры никакого кайфа».
Очевидно, для того чтобы добавить немного чертовщины, передняя линия играла диссонирующие аккорды, в то время как Старр как попало бухал по бас–барабану на слабую долю.
По чьей–то злой иронии гастрольные поездки все еще забавляли музыкантов, однако кое–кто с содроганием смотрел на ладони Старра, застегивающие спасательный жилет, на которых появлялись все новые и новые мозоли. Он исследовал поверхность Атлантического океана на предмет наличия акул, в то время как старенький обшарпанный самолетик с «The Beatles» на борту подпрыгивал на воздушных ямах. В конце концов, отставка — не такая уж плохая штука, размышлял Ринго, погружаясь в тяжелый сон.
