За дверью завозились. Одна створка, грохнув по стене, откинулась в сторону, и в зал ввалился касик городской стражи, волоча за собой двух караульных. Те висели на его плечах сторожевыми псами, не решаясь ни остановить начальника, ни прервать его вторжение ударом копья. Вращая глазами и беззвучно разевая рот, касик двигался прямо к трону, с которого удивленно, но без страха взирал на него великий правитель. Что могло стать причиной такого неслыханного попрания дворцового этикета? Покушение?! Но зачем так прямо, в лоб. Военачальник прекрасно знал, стоит его ноге переступить невидимую черту, и тренькнет в амбразуре под потолком тетива, и глухо ткнется в грудь стрела, задрожит зеленое оперение. Какая-то важная новость? Но это должно быть что-то из рук вон, вроде пленения Кортеса и полного разгрома teules. Только вот что-то лицо у касика.
Мановением руки Куаутемок велел караульным отцепиться от касика. Тот мягко подломился в коленях и опустился к подножию трона.
— Кецалькоатль проснулся, — глухо пророкотал он и, немного подумав, добавил: — О великий правитель!
— Кецалькоатль? — переспросил Куаутемок. — Великий змей?
— Да, — донеслось с пола.
— И где же он? — одними губами улыбнулся правитель, чувствуя, как от нехорошего предчувствия холодеет нутро.
— Он напал на наших людей около Шальтокана и обратил их в бегство. А теперь дожирает тех, кто бежит по дамбе.
Куаутемок присмотрелся к распростертому на полу человеку. Нахлебался пульке сверх меры? С ума сошел? Вроде нет, в глазах горит огонек разума. Не шутит ли? Нет, не похоже. Таким не шутят. Но и Кецалькоатль. Правитель Мешико давно привык воспринимать богов как некий образ, абстракцию, идею, приспособленную для управления темным неграмотным народом. И вдруг Великий змей!!! С проворностью, которую его больное тело, казалось, уже не вспомнит никогда, Куаутемок вскочил с трона и сбежал по ступенькам, чуть не отдавив касику пальцы. Подлетев к окну, он высунулся из него чуть не по пояс и, изогнув шею под немыслимым углом, сумел добраться взглядом до ведущей на Шальтокан дамбы.
Дыхание перехватило, сердце окаменело и рухнуло вниз, наматывая на себя внутренности. По мощенной белым камнем дороге бежали люди. Белые одежды знатных мешались с серыми дерюгами простолюдинов. Мелькали в общей неразберихе плюмажи солдат, побросавших щиты и копья. Переворачивались и ломались простые волокуши и разукрашенные драгоценными камнями носилки. Катились по насыпям в воду неосторожные.
А сбоку от дамбы скользил, извиваясь длинным телом, морской змей. Время от времени он изгибал шею, скусывая кого-то из бегущих, и крик несчастного заглушался испуганным ревом толпы. Многие пытались убраться подальше от зеленой пасти, но деваться было некуда, люди на дамбе теснились плотнее, чем рыба в садках ловцов.
— Закрывай ворота!!! — тонким срывающимся голосом закричал Куаутемок. За спиной послышались торопливые шаги. Заскрипели воротные механизмы, створки начали сползаться, отсекая от спасения толпы людей.
Мирослав уклонился от падающего в воду тела охранителя и рывком перекинул себя через борт лодки. Кувырнулся через плечо и замер на колене, выставив вперед кинжал. Увидев всклоченную, покрытую лохмами тины бороду teule, гребец на носу отбросил весло, сиганул за борт и саженками погреб к недалекому берегу.
Мирослав проводил его таким холодным взглядом голубых глаз, что казалось, еще немного, и вокруг шустрого мешика начнут смерзаться льдинки.
Когда его бронзовая спина скрылась в тени нависающих над водой хитросплетений мостиков и настилов, Мирослав повернул голову и, не поднимая градуса взгляда, вперился в послов, съежившихся на широких, выстеленных тканью скамьях с резными спинками.
Высмотрел самого степенного, дорого одетого и умного на вид и, помогая взгляду блеском клинка, приморозил мешика к месту. Двум другим кивнул головой. Брысь!
Послы не заставили себя ждать. Даже не взглянув на растерянного и напуганного товарища и начальника, они перевалились через борт и по-собачьи поплыли к берегу. Не оглядываясь на них, Мирослав подобрал весло и, опустив его за борт, сильными взмахами погнал лодку подальше от Истапалана.
Минут через сорок, когда башни города стали напоминать черные зубы, впившиеся в нежно-голубой бок неба, Мирослав остановил лодку и положил весло на борт, лопастью наружу, чтоб вода не стекала на едва подсохшие камзол и панталоны.
За время их путешествия мешик немного пришел в себя и сидел на скамье прямо, словно шпагу проглотил. На Мирослава смотрел горделиво, выпятив вперед пухленький подбородок.
Ишь расхрабрился, подумал русич. Негоже. Чуть привстав, он молниеносно выдернул из ножен кинжал и ударил вельможу в лицо латунным навершием рукоятки. Тот хрюкнул и повалился на дно лодки. Воин спрятал кинжал в ножны и, одной рукой приподняв мешика за ворот, как нашкодившего котенка, швырнул обратно на лавку. Тот плюхнулся на толстый зад и заскреб ухоженными ногтями по гладкому дереву, пытаясь удержать вертикально не держащуюся на шее голову. Кровь из разбитой скулы потоками стекала на белоснежные одежды. Наконец послу удалось восстановить равновесие и разогнать окутавший сознание туман.
Вернувшись из благословенного полузабытья в жестокий мир, он с болезненной ясностью осознал, что с ним сейчас будет происходить. Пискнув совершенно не подобающим знатному касику образом, он вжался в резную спинку и даже подтянул колени к подбородку, от чего стал похож на напуганного мальчишку. Искра жалости проскочила в душе Мирослава, но он тут же прихлопнул ее подошвой воли и разума. Перед ним был враг, у которого нужно было получить важные сведения, и малейшая заметная со стороны слабость могла сгубить все дело.
Только вот как же его допросить? На мешикском он знает всего пару слов из ряда «подай-принеси». Русского этот шпынь[47] наверняка не разумеет, остается только испанский, которым за время общения с Мариной он овладел довольно сносно.
— Como te llamas?[48] — начал Мирослав почти ласково.
Напуганный мешик дернулся, словно его ударили кнутом, и закрыл голову рукой, но слова не проронил.
— No comprendes espanol?[49] — спросил русич суровей.
Посол уловил вопросительную интонацию и развел в стороны руки, одновременно мотая головой: мол, не понимаю.
— Ну-ну, — проговорил воин по-русски и вдруг рявкнул: — Habeis cogido a alguien de los teules?[50]
Мешик снова вжался в сиденье и закрыл голову обеими руками. От гордыни до уничижения один шаг, брезгливо подумал Мирослав.
— Si no me dices todo cortare a ti los dedos. Por uno[51], — пригрозил Мирослав и для верности снова достал кинжал.
Мешик тоненько заскулил и попытался залезть под лавку. Он понимал только общий угрожающий тон, но не смысл тяжело сыпавшихся на него глаголов.
И впрямь не разумеет испанского, почесал Мирослав затылок гардой кинжала. Что ж делать-то? А это что? Он заметил под передней лавкой, на которой сидели так бесславно бросившие своего начальника касики, большой лакированный ящичек с перламутровой инкрустацией на крышке и по бокам. Мошна с золотом, что ли?
Острием он указал на находку послу. Тот, кряхтя и придерживая стучащий в разбитой скуле пульс крови, перегнулся назад и подцепил кончиками пальцев тонкого литья ручку. Потянул. Ящичек грузно проскрипел по настеленным на дно доскам и, поднятый нетвердой рукой, оказался на коленях Мирослава.
Не утруждая себя поисками ключа, он подсунул кончик лезвия под петли и дернул. Тонкой работы навесной замочек слетел и задребезжал ушками по дну. Воин откинул крышку. Лакированное деревянное
