с регулярными рейсами из Испании корабли привозили с собой много мусора человеческого. Нищих идальго, думавших, что разбогатеют в новых землях, пронырливых торговцев и откровенных жуликов. Обрастая всем этим, армия Кортеса теряла былую силу и сплоченность. А вот и главная лестница дворца. У подножия караул из десятка индейцев с длинными копьями, при капитане испанце.

— Гарсиа? Гарсиа дель Кастильо?! — воскликнул Ромка, узнав одного из бойцов, с которым бок о бок прошел кипящими от пролитой крови улицами Мешико в «Ночь печали».

— Дон Рамон? Вы?! Живы! — от удивления у солдата открылся рот. Он дернулся вперед, норовя обнять своего капитана, но остановился, стушевался и даже спрятал руки за спину.

— Да, Гарсиа, представь. Я, — сморгнул внезапно образовавшуюся в уголке глаза влагу Ромка и развел в сторону руки.

Гарсиа улыбнулся во весь щербатый рот и с размаху впечатал в грудную клетку молодого человека острый выступ своей кирасы. Шмыгнул носом.

Ромка сам удивился тому, сколь рад он видеть этого оборванного, битого жизнью человека.

— Дон Рамон, да как же вы…

— Извини, спешу к капитан-генералу. Когда освобожусь, найду тебя в казармах и все расскажу. А ты пока собери наш батальон.

— Немного от нашего батальона осталось живых. Я да Диего из Сарагосы, но он без ноги остался, отправили обратно, правда, с неплохим запасом золота, — вздохнул Гарсиа. — Ну да ладно, то история грустная. — Он взмахнул рукой, и заступившие дорогу неизвестному человеку талашкаланские воины разошлись в стороны.

Ромка бегом взлетел по сорока широким ступеням парадной лестницы и вошел под прохладные, теряющиеся где-то в вышине своды, провожаемый настороженными, но не злыми взглядами людей, толпившихся в анфиладе многочисленных комнат. А вот и обитая железом дверь в покои, которые вожди Талашкалы отвели под канцелярию и приемную Кортеса. Ромка остановился перед огромной, в два его роста, дверью. Откуда-то из боковой ниши вынырнул талашкаланский воин с копьем в руке и, нажав на ручку, отлитую в виде сжимающей шар лапы орла, потянул створку. Она отползла в сторону, выпустив наружу волну застарелого запаха вина, задубевшей кожи, пороха и мужского вперемешку с лошадиным пота — так любимого им запаха казармы.

Пройдя узким коридором, в котором, развалившись на удобных стульях, дремали два стражника- конкистадора в сползших на носы морионах, он сам открыл следующую, вполне нормальных размеров дверь. Прищурился от ударивших в глаза потоков света, вливавшегося в огромную комнату через многочисленные арки окон. Посереди залы стоял грубо сколоченный овальный стол на тумбообразных ногах. Вся столешница была завалена планами, картами и чертежами. Вокруг сидели люди. В помятых кирасах, рабочих блузах и златотканых камзолах. Один, судя по виду, инженер, крутя в руках посверкивающий медью измерительный прибор, говорил:

— …волоком, подкладывая деревянные бревна, катим корабли посуху. На каждую бригантину нужно около десятка лошадей, чтоб тащить мачты и киль, шпангоуты же… — Он сбился, и голос его потерялся в высотах под потолком. Нервно оглянулся на Ромку и с грохотом бросил линейку на стол. — Что вам, молодой человек?

Сидящие обернулись. Лица большинства остались безучастными, но на некоторых появилось…

Первым пришел в себя Альварадо. Он вскочил, отшвырнув на пару шагов тяжелый стул, и, подволакивая левую ногу, бросился к Ромке.

— Дон Рамон!!! — заорал он. — Я всем говорил, что такой hombre de suerte[14] просто не может сгинуть без следа. — Он крепко обнял Ромку и поцеловал в выбритую щеку.

Следом на него навалился и по-медвежьи облапил капитан артиллеристов Меса, щекотно кольнув нестриженой бородой. Подошел Кристобаль де Олид, как египетская мумия обмотанный сочащимися кровью повязками, чинно поклонился. Откуда-то из-за спин вынырнул Сандоваль, хлопнул по плечу и подмигнул: мол, удался сюрприз. Окруженный друзьями и соратниками, Ромка подошел к сидевшему на стуле Диего де Ордасу. Тот не встал, протянул обе руки. Ромка наклонился и обнялся со старым капитаном, вдохнув неприятный, сладковатый запах гноящихся ран. Ноги дона Диего были покрыты куском белой материи, и Ромке совсем не хотелось узнать, что он скрывает. С трудом оторвавшись от старого приятеля, он подошел к Кортесу и пожал его сухую, крепкую руку.

— Дон Рамон, я рад, что вы вернулись к нам именно в этот момент. Сейчас у нас нет времени на сантименты и воспоминания, поэтому приглашаю принять участие в совещании, а все остальное обсудим потом.

Ромка кивнул и уселся на большой деревянный стул между Диего де Ордасом и Шикотенкатлем в роскошных одеждах правителя Талашкалы и с большим распятием на шее. Кортес уговорил старого, почти слепого вождя принять христианство. В крещении он стал зваться дон Лоренсо де Варгас.

Кивком головы Кортес велел инженеру, имени которого никто не удосужился назвать, продолжать рассказ. Тот схватил линейку, снова бросил ее на стол. Пошуршал бумагами и высоким надтреснутым голосом продолжил с того места, на котором его прервали.

— Котлы для смолы доставлены из Вера Крус. На днях специально отряженные команды вернулись из сосновых лесов в Уэшоцинко с большими запасами. Смоление первых двух кораблей можно начать на днях. Оснастка готова, останется только установить компас и руль. Его лучше переносить отдельно, чтобы не повредить. Я подготовил, — он снова зашуршал бумагами, — рисунок, на котором вы можете видеть все детали.

Нервно облизнув верхнюю губу, он развернул один свиток, и перед зрителями предстал рисунок, мастерски выполненный коричневой тушью по желтоватому пергаменту. На нем были изображены несколько пузатых каравелл с надутыми ветром парусами, изрыгающими огонь пушками и тщательно прорисованными людьми на баке, в одном из которых угадывалась долговязая фигура капитан-генерала с приложенной к глазу оптической трубой. От бушприта каждого корабля тянулись к маленьким человечкам в характерных талашкаланских головных уборах множество волосяных линий. Кругляки под килями были изображены очень небрежно, зато в левом нижнем углу красовалась тщательно выписанная звезда, обозначающая стороны света с завитушками, вензелями и надписями на латыни. В правом верхнем — щекастое лицо, высовывающееся из облаков, дабы надуть ветром паруса. Собравшиеся одобрительно зацокали языками и закачали головами. Ромка же задумчиво потер колючий подбородок, нечто в этой картине его смущало. Кортес заметил его замешательство:

— Дон Рамон, вам что-то не нравится?

— Во-первых, тут изображены каравеллы, а строятся, насколько я успел заметить, бригантины.

Инженер-художник схватил линейку и закрутил ее в заметно подрагивающих руках.

— Во-вторых, — продолжил молодой человек, — мне кажется, такой способ перемещения флота не самый удачный.

Инженер загорячился, запыхтел, как чайник на плите, и уже хотел было разразиться тирадой, но Кортес властно поднял руку, и тот смолк.

— Продолжайте, дон Рамон, — велел капитан-генерал.

— Я думаю, гораздо удобнее будет не смолить бригантины здесь, а разобрать, доставить до места спуска на руках и собрать там. Если, конечно, любезный Шикотенкатль… Э… Извините, дон Лоренсо, — молодой человек поклонился старому вождю, — согласится выделить нам людей.

— Ай да дон Рамон, — снова вскочил на ноги порывистый Альварадо. — Узнаю молодца! А ведь верно, пока будем через лес тащить, все снасти порвем да шпангоуты расшатаем. На месте проверять, смолить, да и тяжесть какая? По досочке куда как легче донести будет.

Диего де Ордас по-отечески похлопал любимчика по плечу. Кортес улыбнулся в усы.

— Да и фальконеты на земле в случае нападения будет развернуть сподручнее, — вставил Меса.

— И если в судно зажженная стрела попадет, оно может все сгореть, как махины-башни на дамбе, — добавил польщенный всеобщим вниманием Ромка.

Инженер, постоянно что-то роняя, собрал наконец под мышку все рисунки и отправился на место в дальнем конце стола. По дороге он шипел и плевался, как дикий кот, но вид имел скорее пристыженный.