Он остановился в пяти метрах от тела и тогда понял, что же движется. Это были большие светло- коричневые муравьи, размером с пчелу, — они выбегали вереницей из открытого подвального окна и стремились к телу. Они окружили лужу крови на асфальте, облепили шею и руки. Их становилось все больше, и уже казалось, что весь человек шевелится.

Егор решил, что именно велосипедист свистком вызывал муравьев, которые здесь служат как бы санитарами. Иначе откуда взяться муравьям во вчерашнем мире?

И тут до него донесся высокий крик.

Кричал ребенок.

Егор сообразил, что это Люська.

И сразу забыл о страшном велосипедисте, муравьях и самоубийце — главным в этом мире была Люська. Она возвращала Егора к разумным действиям и чувствам. Пока она есть, с ума не сойдешь, хотя бы потому, что надо заботиться о ребенке.

Егор побежал через площадку у метро к домам, что толпились за круглым вестибюлем. Крик оборвался. Стало совсем тихо.

Егор бежал и мысленно уговаривал Люську не кричать, потому что ее может услышать велосипедист.

Егор вбежал во двор дома, в котором был магазин «Рыба».

И сразу увидел Люську. Люська неслась по пустынному двору, но не к нему, не к метро, а к арке, ведущей на проспект.

— Люся! — позвал Егор. — Ты куда?

Люся остановилась как вкопанная. Повернула голову. С надеждой и страхом — не показалось ли ей. И тут увидела Егора.

— Ну где же ты! — закричала она с укором. — Почему тебя нет?

— Ты заблудилась? — спросил Егор.

Он был несказанно рад тому, что ничего плохого не случилось.

— Я пошла к нам, — сказала Люська. Она протянула руку и взяла его за пальцы. Ее рука была невесомой и пальцы такими тонкими, что страшно было ей сделать больно. — Дверь открыта, а дома никого. И вещи унесли. Кто унес вещи?

— Не знаю, — сказал Егор. — Какие-то вещи здесь остаются, другие исчезают. Разве нам с тобой понять?

— А что случилось? — На этот раз Люська спрашивала без упрямства, просто с интересом.

— Я тебе объяснял.

— Да, ты объяснял, — согласилась печально Люська. — Только я с самого начала не поняла, а теперь тем более не понимаю. Я бы обратно вернулась.

— А ты хочешь?

— Здесь так плохо.

— Здесь плохо, — согласился Егор.

— Куда мы пойдем?

— Ты устала?

— Нет, только хочу спрятаться. Может, в метро спрячемся и ты мне все расскажешь?

— Не надо в метро, — сказал Егор.

Если есть муравьи, подумал он, то могут быть и крысы. И всякие гады. Вернее всего, они таятся в темных местах. Так что лучше оставаться на свету.

Они вышли под аркой на проспект. Лишенный деревьев и снега, лишенный машин и людей, проспект стал невероятно широким и тоскливым. Казалось, что до домов на той стороне не добежишь.

— Скорей бы люди возвращались, — сказала Люська. — Если бы была золотая рыбка, я бы ее попросила, чтобы люди возвратились.

У закрытого железными ставнями коммерческого киоска возилась какая-то фигура. В руке у этого человека был лом. Человек был странно одет — в черное длинное пальто без одного рукава, вместо него был виден оранжевый рукав рубашки.

Волосы у человека были серыми, они окружали тусклым венчиком блестящую лысину.

— Пойдем отсюда, — сказал Егор.

— Погоди, — возразила Люська. — Давай посмотрим, что он делать будет.

Человек ковырял ломом в замке ставня, поддел ее и с натугой рванул. Ставень страшно заскрипел, замок отлетел и со звоном упал на тротуар.

Ставень открылся, и оказалось, что за стеклом палатки осталось немало бутылок.

Человек с размаху ударил ломом в стекло. Несколько бутылок вывалилось наружу. Человек подхватывал падающие бутылки. Одну сунул в карман пальто, вторую за пазуху. Третью держал в руке. Лом мешал ему, но человек с ним не расставался.

Теперь, когда он обернулся, можно было увидеть его лицо, мятое, серое, как и волосы. Все в нем было обвислым — нижняя губа, нос, щеки.

Егор попытался закрыть собой Люську, но она вырвалась.

— Пыркин! — крикнула Люська. — Ты что здесь делаешь?

— Люська! — Пыркин обрадовался. — Ты меня помнишь, скворец?

Пыркин с трудом закинул лом на плечо. Егор заметил, что он бос, но ноги у него такие грязные, что не сразу сообразишь, ботинки это или пальцы наружу.

— Пыркин, — спросила Люська, — ты зачем хулиганишь?

— А я не хулиганю, — с достоинством ответил Пыркин. — Я делаю тщетную попытку. А кто с тобой?

— Это Егор, — сказала Люська. — Он меня в метро нашел. А что случилось?

— В каком смысле, скворец?

— Где все люди?

— Нету людей, — грустно произнес Пыркин, покачнулся, лом вырвался у него из руки, скользнул по спине и грохнулся об асфальт. — Мы с тобой, Люська, оказались на том свете. Хотя есть и другие теории, с которыми ты имеешь возможность познакомиться.

— Пыркин раньше учителем был, — сообщила Люська, пропустившая мимо ушей сентенцию о том свете. — А потом спился.

— А собачку мою не видели? — спросил Пыркин. — Черная такая собачка Жулик. Может, сманили? Нелюди его не любят.

— Нет, не видели, — сказала Люська. — Не было у тебя никогда собачки.

— Это в той жизни не было, — сказал Пыркин.

— А он у нас во дворе жил, — сообщила Люська Егору. — В прошлом году пропал.

— В позапрошлом, — поправил ее Пыркин. — Под Новый год. Сегодня справляем вторую годовщину моего пребывания на том свете.

Егор понимал, что никакой это не тот свет. На том свете трубят ангелы и так далее. Это для религиозных людей. А Егор не был религиозным человеком.

— Точно, под Новый год, — согласилась Люська. — Его с милицией искали. Овчарку приводили, честное слово. Сама черная, а брюхо серое. Не веришь?

— А Жулик весь черный, — сказал Пыркин.

— Не нашли? — спросил Егор. Вопрос казался странным. Если он здесь, то, конечно же, не нашли. Но Егор спрашивал не зря. Ему интересно было узнать, не остается ли что-нибудь от человека в том, настоящем мире? А вдруг это и в самом деле царство мертвых? Тогда должны были найти труп Пыркина. А перед ними сейчас — его душа.

— Не нашли, — сказала Люська. — Мать говорила, что и хорошо, что пропал. Он как напьется, дикий становился, безумный.

— Вот это лишнее, скворец. Пыркин теперь — другой человек. И вы, молодой человек, не обращайте внимания на детский лепет. Людмила светлая, но замученная жизнью девочка. Не исключено, что мы имеем дело с генетическим дефектом, — заявил Пыркин.

— Какой еще дефект! — обиделась Люська.