Прошло два месяца, а ответы на запросы не возвращались. К этому времени в ряде бывших советских республик была провозглашена независимость. Там были созданы свои государственные службы безопасности. Да и в России Комитет Государственной безопасности стал называться Агентством федеральной безопасности. Учитывая реалии последних месяцев, надежды Игоря получить ответы на свои запросы, из теперь уже соседнего государства, оставалось совсем мало. Да и на фоне новых перемен в стране, разговоры о поджогах ушли далеко на задний план. Уже не было «руководящей роли КПСС» ни в стране, ни в войсках. В гарнизоне в последний раз скромно отпраздновали очередную годовщину Великой октябрьской революции, хотя былого ощущения праздника никто не испытал. Некогда один из самых знаменательных дней в году и жизни каждого советского человека, стал просто выходным.

Утром 9 ноября, Чернов как всегда к восьми часам следовал на службу. На входе в штаб он лицом к лицу столкнулся с командиром полка.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — поприветствовал его Игорь.

— Как хорошо, что я тебя встретил, — протягивая руку оперу, сказал Масюнин, — Поехали со мной на аэродром. У нас опять ЧП.

— Неужели опять что-то подожгли? — спросил Чернов.

— Слава богу, нет. Но пытались, — на ходу ответил командир, направляясь быстрым шагом к служебному УАЗу, — В прокуратуру я позвонил, так что следаков подождем на месте. На этот раз я эту ситуацию с тормозов не спущу.

Он решительно стукнул кулаком о свою ладонь и заскочил в машину. Чернов поспешил занять место на заднем сиденье.

На аэродроме к командиру подбежал дежурный по стоянке подразделения старший лейтенант Игнатов и начал докладывать.

— Опять ты? — удивился командир, — Ты мне лучше объясни. Почему все ЧП в полку у нас связаны с тобой.

— Так, я же наоборот, предотвратил его, — стал оправдываться офицер.

— Ладно, — взял себя в руки Масюнин, — Докладывай, но только по существу.

— Утром, — начал рассказывать Игнатов, — Как только караул сменился, я пошел осматривать целостность печатей на вертолетах. Когда дошел до борта № 39, то обратил внимание, что грузовая кабина не плотно закрыта. Я ее дернул, дверь и открылась. А там канистра и прогоревший шнур.

— Пойдем, покажешь, — буркнул командир и строго посмотрел на дежурного.

Втроем они подошли к вертолету, который стоял ближе всех к эскадрильскому бараку и замыкал веренице винтокрылых машин. Дверь вертолета была открыта полностью. Командир и особист по очереди заглянули внутрь. Там, за пилотским креслом стояла пластмассовая канистра зеленого цвета, к ней тянулся прогоревший след от шнура. Край горловины канистры был оплавлен, на котором остался кусочек прилипшей стропы. Ничего не трогая руками, офицеры отошли от машины.

— Иди, занимайся по плану, — скомандовал Игнатову командир, и, обратившись к Чернову, спросил:

— Ну что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, это продолжение старых поджогов, — ответил Чернов.

— Очень мудрый вывод, — с сарказмом заявил Масюнин, — Зря я тебя в прошлый раз послушал. Нужно было этого Игнатова выгнать с Флота к чертовой матери. Сейчас бы забыли обо всех этих ЧП.

— Валерий Сергеевич, — попытался возразить Чернов, — посудите сами. Какой смысл Игнатову все это начинать? Чтобы в очередной раз вызвать к себе подозрения? По логике вещей, он мог бы вообще не докладывать по этому факту. Закрыть плотнее дверь и пойти домой.

— А я думаю иначе, — повышая голос, начал командир, — Ты обратил внимание, где стоит канистра?

Не дожидаясь ответа, продолжил:

— Так точно. За сидением командира. Именно там расположены топливные баки. А расстояние между вертолетами видел какое? Около двадцати, максимум тридцати, метров. Если б этот вертолет взорвался, за ним бы, по принципу домино, стали по цепочке взлетать на воздух все остальные. И так весь полк.

— Последствия взрыва я представляю, но при чем здесь Игнатов? — спокойно возразил Чернов.

— А при том. Вероятнее всего, он хотел поджечь вертолет после того, как заступит в наряд, но канистра не взорвалась. Так бы он списал все на действия караульных. И что ему делать? След от прогоревшего шнура остался, тросик, закрывающий грузовую кабину изнутри, перерезан. Как бы он объяснил все эти вещи после сдачи дежурства? Вот и рассказывает, что, якобы, это сделал кто-то другой, а он такой бдительный, вдруг все это заметил и доложил.

Масюнин бросил строгий взгляд на Чернова. Игорь опустил глаза, не зная, что ответить командиру.

— Не верю я ему, — подвел итог своим умозаключениям полковник.

В этот момент на аэродром заехали «Волга» военной прокуратуры и УАЗ инженера полка. Из первого автомобиля вышли заместитель военного прокурора подполковник юстиции Мельников и два офицера в капитанских погонах. Подполковник дал команду своим офицерам начать осмотр места происшествия, а сам подошел к стоящим возле ангара Масюнину с Черновым. Он поздоровался с ними и сказал, обращаясь к командиру полка:

— Военный прокурор гарнизона передал, что по данному факту будет возбуждено уголовное дело. Поэтому будьте готовы предоставить нам всех подозреваемых на допрос. Кстати, кто закреплен за этим вертолетом?

— Вас интересует командир или старший техник? — уточнил командир полка.

— Меня интересует тот человек, кто опечатывает вертолет своей печатью.

Из УАЗа в этот момент вышел заместитель командира по инженерно-авиационной службе подполковник Литовкин и направился в сторону офицеров.

— Николай Федорович, кто из техников у нас закреплен за этим вертолетом? — крикнул Масюнин инженеру, показывая на борт № 39.

— Капитан Ковальчук, — без заминки ответил Литовкин.

— Час от часу не легче, — вздохнув, ответил Масюнин и вопросительно посмотрел на Чернова.

Игорь отвел взгляд в сторону, но ничего не ответил.

Мельников, вопросительно посмотрел на обоих и спросил:

— Я вижу, у вас по поводу этого офицера есть какие-то подозрения?

— К этому офицеру у меня нет никаких претензий. Отличный специалист и порядочный офицер. А вот к тому, — Масюнин кивнул в сторону Игнатова, — у меня есть масса вопросов. Более того, я предполагаю, что это именно он мстит Ковальчуку за то, что на боевую службу послали Ковальчука, а не его.

— А это уже серьезный мотив, — заметил заместитель прокурора, — А что говорит по этому поводу сам Ковальчук.

Масюнин перевел взгляд на инженера и спросил:

— А кстати, где он?

— На построении доложили, что вчера у него был сердечный приступ, — ответил подполковник Литовкин, — В настоящее время находится в санчасти в стационаре.

— Не полк, а пансион благородных девиц, — выругался командир, — Скоро в обморок начнут падать. Нажрутся с вечера спиртяги, а на следующий день у них, видите ли, с сердцем плохо.

Масюнин выругался и плюнул на снег.

— Тогда, я хотел бы лично опросить этого Игнатова. Снимите его с наряда и пришлите ко мне в прокуратуру, — безапелляционно потребовал подполковник.

— Надолго? — поинтересовался командир.