они учинили бойню! Помогите, офицер, они пытаются скрыться!
Если что-то выиграл, то не больше десятка секунд. Полицейский растерялся, стал шнырять глазами. А те, что спрыгивали с крыльца, вопили во все луженые глотки и тыкали пальцами в Глеба: вот он, один из «тех»!
– А ну-ка, задержись, приятель! – схватил его за шиворот коп.
Но Глеб уже подсек ногу, добавил под дых, перепрыгнул через лежачего полицейского и помчался в темноту, где выделялись в ароматном вечернем воздухе кучки декоративных опунций. Устал он уже от этой акробатики, центр тяжести сместился в ноги, и прыжок, мягко говоря, не удался. Он споткнулся о возвышение, извернулся в воздухе – и приземлился мягким местом на колючки кактуса! Свет померк в глазах, боль разразилась дикая, и мягкое место капитана Дымова сделалось жестким, колючим и каким-то неродным. Тысяча чертей! Как с пресловутым «ружьем на стене в первом акте» – если фигурирует в деле кактус, то сто процентов, что сядешь на него! Чертыхаясь, Глеб подпрыгнул и понесся по клумбе. А вслед за ним уже летела толпа – полицейские, штатские, работники ресторана «La Cantina»… Захлопали выстрелы, и он горячо понадеялся, что стреляли в воздух. Оглянулся – толпа уже рядом! Кто-то повторил его незадачливый опыт, поскользнулся и влетев легкодоступным местом в ершистую опунцию, залился благим матом. Глеб прибавил ходу, включил «форсаж», выскочил на Лагуна Маромас, где по-прежнему было многолюдно (хотя уже не так), и люди от него шарахались, тыкали пальцами. Он развернулся на девяносто градусов, помчался в сумрачный переулок, где не функционировал ни один фонарь. Обернулся на бегу – толпа меняла направление, змеился человеческий ручеек. Кто-то вознамерился срезать через кустарник, да так и застрял в ветвях – ни туда, ни обратно. «Вылитый Остап Бендер, удирающий из Васюков от разъяренных любителей шахмат», – не без гордости подумал Глеб.
Он уже задыхался и, обнаружив ответвление от переулка, немедленно подался туда. Ударился коленом о мусорный бак, подавил рвущийся крик и юркнул за этот самый контейнер, игнорируя изобилие характерных ароматов. Толпа перекликивалась, ругалась – возмутитель спокойствия исчез. Несколько человек помчались по переулку, другие свернули в проход, протопали мимо; самый въедливый глянул за мусорный бак, но поскользнулся (на кожуре от апельсина?), а вдобавок наступил на что-то живое. Бродячая кошка взревела нечеловеческим голосом, преследователь отшатнулся, прокаркал ругательство… и, решив не искушать судьбу, побежал дальше.
Глеб перевел дыхание. Проблему закона, кажется, решили. Слава кошке! Болело колено, болела задница, истыканная иголками. И почему он бросил курить четыре года назад? С каким бы удовольствием сейчас закурил бы! Он выполз из-за бака и короткими перебежками пустился в обратную сторону. Темнота колючая, хоть глаз выколи! Глеб с ужасом констатировал, что заблудился! Но свет далеких фонарей и гудки машин подсказали, в какую сторону идти, чтобы выбраться на Лагуна Маромас. Он остановился и стал оценивать ситуацию. Рубашка – в клочья, липкая кровь на джинсах (видимо, чужая), бровь рассечена, но не сильно, боль в колене, боль в костяшках кулаков. Отлично проводите время, товарищ капитан! Начальство узнает, от души за вас порадуется. Возникала интересная мысль – насколько безопасно после всего случившегося появляться на освещенных улицах и в отеле «Jardin Tropical», где он, собственно, снимает номер?
Вздрогнул телефон в кармане.
– Приятно слышать ваш голос, товарищ капитан, – сказал запыхавшийся Мишка. – Ты еще не за решеткой?
– Нет…
– Отлично… В общем, докладываю. – Голос Черкасова звучал как-то настораживающе-виновато. – Ты принял на себя огонь вражеской артиллерии, и когда все это стадо помчалось за тобой, нам откровенно стало нечем заняться. В общем, сидим в кустах напротив «Onabrava», рассредоточились. Люба предложила пойти тебя искать, но идея Маши оказалась интереснее – подождать у гостиницы. А там суета, полиция, завсегдатаи гудят, постояльцы отеля спускаются на шум, мол, что за бардак у вас тут…
Докладывать лаконично Черкасов не научился. Приходилось терпеть. Суть отчета сводилась к следующему: отсиживаясь в кустах, спецназовцы обнаружили человека, похожего на Бутерса, спешно покидающего отель. Похоже, разведчики расшевелили болото, здание загудело, и Бутерс сообразил, что оставаться здесь небезопасно, пусть происшествие и не имеет к нему отношения. Заметут с толпой, а потом обрадуются. Ведь сколько людей, объявленных в розыск, ловят совершенно случайно! Этот тип был в очках, сильно хромал (и, похоже, хромота была ненаигранной). Одет прилично, длинные волосы, очки… Но Маша как его увидела, так вся ее немеркнущая женская интуиция завопила на всю Латинскую Америку: это он!! Мужчина хромал по аллейке, озирался, вокруг него сновали люди, а спецназовцы «сели ему на хвост», крадясь по темноте, боясь выходить на свет. Он уже выбрался из толпы, уходил через задний двор заброшенным садиком и был как на ладони; можно и не брать его, дать уйти подальше, а там уж безнаказанно хватать. Маша вырвалась вперед, сокращая расстояние, и вдруг, откуда ни возьмись, эта парочка! Мужчина и женщина вылупились из темноты, окружили Бутерса и давай его опекать, поддерживать. Он страшно обрадовался – свои подоспели! Эти двое поволокли его в темень, Маша растерялась, но продолжала бежать, а Мишка с Любашей где-то отстали. Доносились отрывистые фразы, которыми обменивались эти трое. Мужчина с женщиной говорили по-русски, но с сильным акцентом. Хорошо, мол, что успели, транспорт готов, можно переправлять Виктора Павловича в безопасное место, только вещи заберут, поскольку оставлять в гостинице аппаратуру нежелательно. Бутерс возражал: безопасное место – это здорово, но он должен дождаться Наталью, она скоро прибудет. Поэтому выхода нет, «первичное» безопасное место должно находиться в пределах Пуэрто Фелипе. У Маши возникло странное чувство, что она уже где-то слышала голоса этой парочки «добровольных» помощников. Но ситуация не располагала размышлять над этим, и Мария приняла твердое решение – атаковать в одиночку. В темных лабиринтах она уже ни черта не видела, шла на голоса, молилась, чтобы не споткнуться, не выдать себя. И тут вдруг шум, грохот – что-то вывалилось на дорожку прямо перед ней! Пока разобрались, что это Люба, потерявшая в дебрях ориентацию, упустили драгоценное время, хорошо хоть тумаков друг дружке не навешали. Те трое услышали шум и быстро смылись…
– Как явствует из предыдущего абзаца, мы их потеряли, командир, – покаянно вздохнул Черкасов. – Вторично упустили Бутерса. Понимаем, что нет нам прощения, но… В общем, в данную минуту мы рыщем где-то в прибрежных дебрях… Постой, здесь, кажется, кто-то есть.
– Кретин, это я, – прошипел Глеб, отклеиваясь от стены и выпрыгивая в переулок. На темной фигуре, выраставшей из мрака, красовалась идиотская шляпа с широкими полями. Мишка берег свое приобретение, даже перед дракой замкнул ремешками под подбородком, чтобы не слетела.
– Ой, – сказал он, – тогда я отключаюсь, командир. В реале, так сказать, договорим.
Обниматься не стали. Глеб кипел от бешенства. А когда из темноты возникли понурые Маша с Любашей, он был уже сплошным клокочущим сгустком, скрипел зубами и лучился яростью.
– Времени нет, поэтому Глеб Андреевич сразу перейдет к оскорблениям, – скорбно заметил Мишка, отодвигаясь на всякий случай.
Глеб метал громы и молнии, готов был растерзать этих бездарей, не умеющих ориентироваться в трех пальмах. Только кулаками и умеют махать, а на более интеллектуальные упражнения серого вещества не хватает. Расстрелять! С испытательным сроком! Всем взыскания по возвращении на базу! Как вам удалось такое, друзья мои? Поделитесь же секретами профессии – как вы умудрились по-терять объект, вися у него на хвосте, причем втроем! Если это не вредительство чистой воды, то что такое вредительство?! И не дудите мне в бобра, что имела место роковая случайность. У опытных профессионалов, болеющих душой за дело, никогда не бывает роковых случайностей!
– Месяц без сладкого и Интернета, – пробормотал Черкасов. – Какой ужас!
– Как ты элегантно выражаешься, Глеб Андреевич, – похвалила Маша. – «Не дуди в бобра», гм… Где подслушал? Слушай, а чего ты так вертишься, словно у тебя на попе фурункул вскочил?
– Не Глеб Андреевич, а товарищ капитан, – прорычал Глеб и… успокоился. Не будет он орать и изводить последние нервные окончания. Других подчиненных не будет, если послал Господь этих лоботрясов, то с ними и придется работать до конца. Он понимал, что действительно имела место «роковая случайность». Но не слишком ли часто в последнее время они стали иметь место? – На кактус я упал, понятно? – проворчал он, отмахиваясь и отворачиваясь. – Когда ваши задницы прикрывал.
– А свою не уберег, какая жалость, – посетовала Люба. – И попахивает чем-то от вас, товарищ
