том, как в стране, что звалась Лоррейн, я встретил женщину по имени Лоррейн, закончен… В нем отразилась вся моя жизнь, ведь я — принц Амбера, а значит, часть и соучастник всякого зла, что творится в мире, именно потому, когда я говорю о совести, кто-то внутри меня отвечает: «Ха!». В зеркалах многих суждений руки мои обагрены кровью. Я часть зла, царящего в мире и в Тени. Иногда я воображаю себя злом, которое существует, чтобы бороться с иным злом. Я уничтожаю всех Мелкиных, каких только повстречаю, и в тот Великий день, который предрекают пророки и в который они вовсе не верят, в тот день, когда мир будет полностью очищен от скверны, я тоже кану во тьму, глотая проклятия. Возможно, это случится и раньше, как я теперь предвижу. Но как бы там ни было — до того дня не умою я рук своих и не останутся они праздными.

Повернув лошадь, я отправился назад, в Твердыню Ганелона; он теперь узнал меня, но никогда не поймет.

Вскачь по странным и диким путям, что вели к Авалону, ехали мы с Ганелоном; по кошмарным и дивным долинам, под медной ладьей солнца, ночами, раскаленными добела и серебряными, когда в небе поблескивали алмазы и белым лебедем плыла луна.

Заря протрубила в зеленой весенней роще. Мы переправились через широкую реку, а горы впереди побелели за ночь. Я выпустил стрелу своего желания в грудь полуночи, и, загоревшись над головой, она метеором умчалась на север. Единственный попавшийся нам по дороге дракон оказался хромым и, едва завидев нас, попыхивая дымом, заковылял в сторону, испепеляя дыханием маргаритки. Стаи ярких птиц стрелками указывали нам путь, звонкое эхо от хрустальных озер повторяло наши слова. Я ехал и пел, а чуть погодя начал подпевать мне и Ганелон. Так мы ехали целую неделю; небо и ветер — все указывало на то, что Авалон теперь близок.

Когда солнце скользнуло за скалы, а день ушел в небытие, мы заночевали в лесу у озера. Я отправился искупаться, Ганелон же занялся нашим снаряжением. Прохладная вода не отпускала. И я плескался в ней, не думая о времени.

Из воды мне послышалось, что в лесу кто-то крикнул, но я не был уверен в этом. Лес и так был достаточно необычен, и что творилось в нем, меня не слишком интересовало. Все же я быстро оделся и поспешил назад в лагерь.

Подойдя поближе, я вновь услышал визг и мольбы и понял, что беседа уже в полном разгаре.

Я вышел на выбранную нами поляну. Вокруг было разбросано снаряжение и приготовленный для костра хворост.

Ганелон сидел на корточках под дубом. С одной из ветвей свисал человек.

Молодой и светловолосый — сказать что-нибудь поточнее было трудно. Сложно составить впечатление о человеке, когда он подвешен вниз головой на дереве в полутора метрах от земли.

Руки его были связаны за спиной, а подвесили парня за лодыжку правой ноги.

Он говорил, кратко и торопливо отвечая на вопросы Ганелона. Его лицо было забрызгано слюной и покрыто каплями пота. Он не висел мешком, а раскачивался взад и вперед. На щеке его была ссадина, спереди на рубашке краснели свежие пятна крови.

Я остановился, решив не вмешиваться и понаблюдать. Без причины Ганелон не стал бы трудиться, симпатией к этому типу с первого взгляда я тоже не проникся. И что бы там ни заставило Ганелона прибегнуть к подобному способу беседы, но результаты допроса были интересны и мне. Кстати, так я мог узнать кое-что о Ганелоне, моем нынешнем союзнике. А несколько минут вверх ногами едва ли серьезно повредят молодцу.

Когда амплитуда раскачиваний понемногу уменьшилась, Ганелон ткнул пленника острием меча в грудину и качнул посильнее. Кожа при этом лопнула, на рубахе появилось новое красное пятно. Тут мальчишка вскрикнул — по сложению стало понятно, что это юнец. Ганелон выставил меч вперед, чтобы тело с обратным размахом непременно наткнулось на меч, но в последний момент отдернул его, а мальчишка извивался и кричал:

— Ну пожалуйста!

— Дальше! — приказал Ганелон. — Выкладывай все до конца!

— Клянусь, это все! — вскричал тот. — Больше я ничего не знаю.

— Почему?

— Они пронеслись мимо меня! Я ничего не видел!

— А почему ты не отправился следом?

— Они были на конях, я — нет.

— А почему ты не последовал за ними пешком?

— Я был оглушен.

— Оглушен? Да ты струсил! Дезертировал!

— Нет!

Ганелон снова выставил клинок вперед и вовремя убрал его обратно.

— Нет! — закричал юнец.

Ганелон опять повторил свое движение.

— Да! — взвизгнул мальчишка. — Я испугался!

— И ты убежал?

— Да! Убежал! И с тех пор все бегу!

— И ты не знаешь ничего о том, как потом обернулись дела?

— Нет!

— Ты лжешь!

Он вновь шевельнул клинком.

— Нет! — крикнул мальчик. — Пожалуйста…

Я шагнул вперед и сказал:

— Ганелон!

Он глянул на меня, ухмыльнулся и убрал клинок. Юнец лихорадочным взглядом впился в мое лицо.

— Ну и что тут у нас? — спросил я.

— Ха! — ответил Ганелон, шлепнув юнца с размаху по мягкому месту так, что тот вскрикнул. — Вор, дезертир… и интересная история.

— Тогда спусти его, и я тоже послушаю.

Ганелон небрежно, одним взмахом, перерубил веревку. Мальчик упал на землю и зарыдал.

— Я поймал его, когда парень копался в наших припасах, и решил порасспросить об окрестностях, — сказал Ганелон. — Наш гость из Авалона, вот буквально только что.

— Что ты имеешь в виду?

— Он был пехотинцем в битве, которая произошла там две ночи назад. Во время боя струсил и дезертировал.

Юнец стал было бормотать возражения, но Ганелон пнул его.

— Тихо! — прикрикнул он. — Я просто пересказываю то, что узнал от тебя.

Мальчишка раскачивался, как краб, и глядел на меня большими умоляющими глазами.

— В битве? — переспросил я. — Кто же и с кем бился?

Ганелон мрачно усмехнулся.

— Довольно знакомая картина. Войска Авалона принимали участие в самой крупной и, возможно, последней битве с не вполне обычными существами…

— Ого?!

Я внимательно посмотрел на мальчика, и тот потупился, но я успел перед этим заметить в его глазах страх.

— …Женщины, — говорил Ганелон, — бледные фурии из какого-то ада, красивые и холодные. В