жизнеобеспечение, усыпить себя до бессознательного состояния и…
— Это смешно, — сказал Марк. — Еще никто не пытался заморозить, а потом оживить человека.
— Но за пятьдесят лет, которые пройдут, пока мы доберемся до дома, там наверняка уже разработают необходимую технологию!
Марк и Борис смотрели на него и молчали.
— Подумайте сами, — Эллиот чувствовал, как на его висках проступают капельки испарины. — При медленной заморозке в вакууме не будет даже повреждения клеток!
Марк снисходительно рассмеялся.
— Заморозка и вакуумная упаковка. Нет, я не думаю, что это хорошая идея.
— Я тоже, — подхватил Борис со смешком, который больше походил на насмешливое фырканье.
И тут, ощущая себя вновь высмеянным своими коллегами, Эллиот принял импульсивное решение.
— Ну, вы как хотите, а я поступлю именно так. — Он изо всех сил пытался убедить себя в том, что это хорошая идея. — И как мне кажется, у меня будет больше шансов выжить, чем у вас.
— Вы так считаете?
— Я… да, я так считаю!
— Что же, очень хорошо.
Марк повернулся обратно к Борису, и они продолжили обсуждать свои будущие действия. План был такой: они отправят сообщение на Землю, после чего загрузят аварийную гондолу по самую крышу провизией и инструментами, какие только смогут взять с собой — благодаря тому, что Эллиот оставался на корабле, у них образовалось дополнительное место. Наконец Марк решительно подхватил Бориса и открыл люк, ведущий к гондоле.
— Думаете, мы сумеем построить укрытие без гвоздей и молотков? — спросил Борис, когда загрузка гондолы близилась к концу.
— Это не проблема, — заверил его Марк, заталкивая в гондолу шахматную доску Бориса. — Я был бойскаутом и получил значок за навыки выживания.
— Смешная мысль, — заметил Борис, — готовить нашу высокотехнологичную еду на костре.
Марк погладил пальцами подбородок — единственный из них троих он был гладко выбрит.
— Наши припасы мы будем приберегать для экстренных ситуаций. — Он бросил взгляд на Незабудку через смотровое окно. — С самого приземления мы будем использовать ресурсы планеты.
Глядя, как его товарищи готовятся к отправлению, Эллиот жалел, что не сумел удержать рот на замке. Однако он уже выболтал свое решение и теперь не мог взять его обратно. Дальше ему придется жить по-своему. «Или умирать по-своему», — с горечью поправил он себя.
— Удачи, — проговорил Эллиот слабым голосом. — Я буду какое-то время держать с вами связь.
«До тех пор, пока не наберусь смелости погрузить себя в долгий сон».
Наблюдая за изображением с обращенной к планете камеры, он ясно представил себе звук глухого удара, когда аварийная гондола тяжело приземлилась на той же самой полоске пляжа, куда раньше спланировали на парашютах робокары.
Эллиот дал увеличение и принялся с беспокойством глядеть на люк гондолы, но это продолжалось недолго. Вскоре крышка распахнулась и упала на пляж. Марк с Борисом выбрались наружу без скафандров — в них не было нужды. Впрочем, оба надели наушники, чтобы поддерживать связь.
— У вас все в порядке? — спросил Эллиот в микрофон у себя на пульте.
— Не то слово! — раздался в динамике жестяной голос — это был Марк.
— Здесь замечательно! — провозгласил Борис.
Эллиот с удивлением понял, что их голоса звучат по-настоящему счастливо, даже восторженно — что для Марка было совершенно нехарактерно. Эллиот приписал это действию воздуха Незабудки, в котором содержался более высокий процент кислорода, чем на Земле. Он пожалел, что не находится там, внизу, вместе с ними.
На протяжении нескольких следующих дней Эллиот, подобно Робинзону Крузо, переживал захватывающее приключение: превращение новой планеты в дом.
Он оправдывал отсрочку своего погружения в криосон, убеждая себя, что оказывает необходимую помощь Марку и Борису: будучи на корабле, он мог управлять робокарами и посылал их на разведку впереди людей, чтобы загодя предупреждать своих бывших товарищей о возможных опасностях.
Однако за следующую неделю никаких опасностей не обнаружилось — самым угрожающим стал внезапный ливень. Поэтому, испытывая лишь минимальное чувство страха, не больше того, какой может вызвать просмотр семейного кинофильма, Эллиот наблюдал, как Марк с Борисом обустраиваются: рубят деревья, чтобы сделать себе убежище, едят местные растения без видимых последствий и исследуют повадки туземных животных. Эллиот начинал чувствовать собственную бесполезность. Он-то был всего-навсего экзобиологом-теоретиком, в то время как Марк и Борис проводили биологические эксперименты на собственной шкуре. Эллиот буквально погибал от зависти.
К концу второй недели зависть начала уступать место скуке — даже несмотря на то что роботы обнаружили каких-то других «животных». По размерам эти создания сильно уступали зайцеухим и были очень пугливы — чаще всего они тотчас же убегали в более густые заросли, куда робокарам было трудно проникнуть. Ни Марк, ни Борис, по-видимому, не испытывали даже отдаленного интереса к тому, чтобы попробовать их отыскать.
Эллиот решил, что настало время отправляться в путь. Он приготовил свой гибернационный коктейль и запрограммировал корабль на долгое возвращение к лунной орбите.
Однако ему пришлось вновь отложить свой отлет. Борис внезапно объявил: «Я хочу мяса!» — сопроводив это требованием, чтобы Эллиот послал роботов выследить одного из зайцеухих.
Эллиот был в ужасе.
— Вы не можете просто так взять и начать здесь охотиться, — передал он в ответ. — Вы понятия не имеете, какие последствия это может иметь для местной экологии!
— Мне не важно.
— Послушайте, — Эллиот помрачнел, но старался, чтобы его голос звучал дружелюбно. Хорошо, что коммуникатор передает только звук, подумал он. — За миллионы лет эволюции мы превратились в высокоразумный вид. Для нас это должно быть важно.
В динамике послышался смех Марка.
— То есть если бы мы не были «высокоразумными», как вы говорите, — пренебрежительно заметил он, — нам бы ничто не мешало преспокойно начать охотиться и стать толстыми и здоровыми. В чем же тогда преимущество разумности, с точки зрения дарвинизма?