Следующая переправа состоялась в разгар ранневесеннего утра. Туман отражал затянутое облаками небо; бледный, ровный, он выглядел самой настоящей дождевой дымкой, засевшей в горной долине.

У пристани Розали укладывала товар на паром. Появление Кита было встречено улыбкой; лицо женщины вдруг показалось ему красивым. Архитектор кивнул незнакомцу, следившему с причала за погрузкой, а затем поздоровался с Паромщиками. Вало лишь на миг разогнул спину и тут же вернулся к работе: он сбрасывал с пристани громадные тюки, а Розали внизу ловко их ловила. Кита молодой перевозчик избегал с самого начала.

«С тобой потом», — подумал строитель и перевел взгляд на Розали.

— Что в тюках? Вы их так швыряете, будто там…

— Бумага, — закончила за него женщина. — Самая лучшая ибрарийская шелковичная бумага, легкая, как ягнячья шерсть. У тебя, в твоей папке, она небось тоже имеется.

Кит подумал о плотных листах велени, на которых предпочитал чертить, и о хлопковой бумаге, которую использовал для прочих надобностей. Изготовленная далеко на юге, она была до того гладкой, что на ощупь казалась эмалью.

— Да, — подтвердил он. — Хорошая вещь.

Розали все укладывала обтянутые тканью кипы, и вот уже высота штабеля трижды, если не четырежды, превысила высоту борта.

— А для меня найдется местечко? — спросил Кит.

— Пилар Купчиха и Вало остаются, — ответила Розали. — Место твое наверху, и то лишь пока ты сидишь ровно и не ерзаешь.

Когда паром отошел от пристани, Кит спросил:

— А почему владелица бумаги с нами не плывет?

— Купчиха-то? Да к чему ей? У нее на той стороне есть посредник. — Руки Паромщицы были заняты, так что пришлось вместо пожатия плечами склонить набок голову. — Туман — штука небезопасная.

Раз в несколько месяцев где-нибудь на реке тонул паром, пропадали люди, лошади, кладь. Рыбаки гибли реже, потому что не отдалялись от берега. Трудно сосчитать ущерб торговле и коммуникациям, причиняемый туманом, этим барьером, разделившим державу надвое.

Путешествие сильно отличалось от предыдущего. Кит плыл вдвоем с Розали, и было уже не так боязно, хотя хватало странного и грозного. Вдоль реки дул стылый ветер, бросал на кожу хлопья пены, но они мигом высыхали, не оставляя следов. Паром пробирался сквозь туман, будто зарываясь в пух или снег, а ветер тем временем стихал — сначала до легкого бриза, а потом и вовсе до штиля.

Казалось, они пробираются в лабиринте тугих перистых облаков, и Кит все смотрел за борт, пока «Спокойная переправа» не наскочила на дырку шириной в фут, вроде оспины на лике тумана. На миг глазам архитектора открылась пустота — под белесым слоем прятался воздушный карман, и был он достаточно велик, чтобы проглотить лодку. Повалившись на спину, Кит смотрел в небо и ждал, пока прекратится дрожь в теле. А когда снова глянул за борт, они уже выбрались из лабиринта и двигались плавно изгибающимся каналом. Немного успокоившись, Кит сел и посмотрел на Розали.

— Как мост? — донесся ее приглушенный туманом голос.

Конечно же, это было просто вежливостью — в селах о продвижении стройки знал каждый. Но Кит уже привык говорить то, что все и так знали. Когда-то он понял: терпение — это тоже инструмент, причем очень полезный.

— На правом берегу кладем фундаменты, тут все как по маслу. Еще полгода понадобится на анкер, зато готовы сваи для пилона и уже можно класть блоки. На шесть недель раньше срока, — не без самодовольства добавил он, хотя и знал, что никто не оценит это маленькое достижение, да и благодарить за него, если честно, надо погоду. — А вот на левом берегу наткнулись на базальт, его трудно бурить. Пришлось вызывать специалиста. Оттуда просигналили флагами, что она уже на месте, потому-то я и плыву.

Паромщица промолчала, она как будто полностью сосредоточилась на большом кормовом весле. Некоторое время Кит смотрел, как играют на ее плечах мышцы, слышал глубокое и ровное дыхание. К слабому дрожжевому запаху тумана добавлялся запах ее пота, а может, это только казалось. Розали слегка хмурилась, но он не взялся бы сказать, по какой причине: то ли это туман, то ли что-то совсем другое. Что она за человек?..

— Розали Паромщица, можно задать вопрос?

Она кивнула, неотрывно глядя прямо по курсу.

Вообще-то у Кита вертелось на языке несколько вопросов, и он выбрал наугад:

— Почему Вало недоволен?

— А что, заметно? Парень считает, что из-за тебя вскоре кое-чего лишится. И он слишком молод, чтобы понять: на самом деле эта потеря — сущий пустяк.

— И что же такое я у него отниму? — спросил, поразмыслив, Кит. — Эта работа, по-твоему, для него пустяк?

Она резко выдохнула, орудуя веслом, и вместе с воздухом из ее груди вырвался смех.

— У нас, Паромщиков, денег куры не клюют. Мы, помимо прочего, землей владеем и в аренду ее сдаем. Ты знаешь, что «Оленье сердце» принадлежит моей семье? Вало совсем еще мальчишка, в его годы любому хочется испытать себя, узнать, чего он стоит в этом мире. А как может испытать себя паромщик? Только в противоборстве с туманом. Он жаждет риска. Приключения ему подавай. Вот, стало быть, чего он лишается по твоей милости.

— Но он же не бессмертный, что бы о себе ни думал. На реке запросто можно погибнуть. И рано или поздно это случится. Не только с ним…

«…но и с тобой», — мысленно договорил Кит и снова лег на спину — смотреть в небо.

Однажды вечером в пивном зале «Суки» кто-то из местных поведал ему историю семьи Розали. В этой истории с избытком хватало и смертей, и утонувших лодок. Паромы гибли под безмолвное шипение тумана, под треск ломающегося дерева, под жуткие человеческие вопли или жалобное ржание лошадей.

«Ну и что? Все месяц-два носят пепельный цвет, а за весло берется следующий паромщик. Розали — новичок, всего лишь года два возит. Когда исчезнет она, у весла встанет Вало, потом младшая сестра Розали, потом сестренка Вало. — Хлебнув черного пива, рассказчик добавил: — Они, Паромщики наши, все как один красавцы. Не иначе, это им возмещение за слишком короткую жизнь».

С высоты штабеля Кит глянул на Розали:

— А вот ты не такая. Не похоже, что будешь жалеть об утраченном.

— Кит Мейнем из Атиара, о чем я стану жалеть, тебя не касается.

На мускулистых руках Паромщицы переливался холодный свет.

Миг спустя ее голос смягчился:

— Я уже не в том возрасте, когда нужно что-то себе доказывать. Но и мне будет не хватать всего этого. Тумана, тишины…

«Так расскажи мне, — мысленно попросил Кит. — Покажи».

До конца плавания она молчала. Наверное, рассердилась, предположил архитектор. Но на берегу не ответила отказом на предложение выпить по кружечке, и они вместе пошли к жилью.

Тихого пастбища как не бывало — там и сям остались лишь пучки самой живучей травы да клочья грязной соломы. Пахло потом и мясом, примешивался горький запашок раскаленного металла. Появились котлованы под фундаменты для анкера и пилона — неглубокие, до коренной породы; рядом высились холмы вынутого грунта. От стада остался только один баран, да и того, насаженного на вертел, крутила девушка в клубах сального дыма возле переносной кузницы. Раньше Кит считал пастбище помехой, но теперь, глядя на освежеванную овцу, он даже почувствовал угрызения совести.

Отару сменили крепко сбитые мужчины и женщины, с помощью катков они спускали по земляному пандусу валуны в анкерный котлован. От пыли поблекли яркие узоры коротких килтов и подгрудных ремней, пыль густо налипла на обнаженную кожу. Воздух был холоден, однако на мышцах работников виднелись проложенные каплями пота дорожки.