— А я не хочу, и никто не заставит меня работать!

— Разумеется, мадемуазель. Мы вас только обслуживаем.

— Тогда перестань спорить и подчиняйся!

— Боюсь, что это невозможно. Согласно полученным мною инструкциям, игровые развлечения позволяются вам во внешкольное время и лишь при условии выполнения всех заданий.

— Мне плевать на твои инструкции! Подключи меня к игре!

— К сожалению, я не вправе решать вопросы, касающиеся своих или ваших обязанностей.

— Ты смеешь не подчиняться мне?!

Ковер промолчал. Девочка поочередно оглядела предметы мебели, стоявшие в комнате: разные безделушки, голографический аквариум на стене, аппарат, ведающий выдачей одежды, гигиенический уголок, анимированные фоторамки, этажерку с плюшевыми игрушками. Взгляд ее остановился на большом ковре перед дверью, который служил голоэкраном, но сейчас отказывался исполнять ее приказания.

— Хочу музыку! — крикнула она.

Тишина.

— Свяжи меня с моими подружками!

Никакой реакции.

— И убери этот невыносимый запах леса!

По-прежнему никаких перемен.

— Я что, наказана?! Ну и молчите! Помалкивайте все, я вас ненавижу!

Она резко вскочила, опрокинула этажерку, на которой громоздились плюшевые игрушки, перевернула свое любимое кресло, закинула одеяло под кровать, а потом присела на корточки в углу комнаты и надула губки.

Плюшевые игрушки невозмутимо подпрыгнули с пола, возвращаясь на свои места на этажерке, маленький табурет помог креслу принять нормальное положение, а одеялу вернуться на кровать; игрушечный снеговик спрыгнул с комода и ударил по цветной пружинке, возвращая ее на место рядом с другими безделушками.

Вскоре комната обрела свой обычный вид. Сжавшись в комочек в углу, Ольсеана не шевелилась. Даже с закрытыми глазами она догадывалась, что множество глаз следит за каждым ее движением. И обладатели этих глаз затаили дыхание в ожидании ее реакции.

«Ну и пусть они шпионят за мной!»

Ей все равно, что они могли бы подумать о ней или сказать вслух! Ей наплевать на их мнение, на их рекомендации, на их «опеку». Ей не нужно, чтобы кто-то опекал ее. Ей нужно, чтобы ее холили и лелеяли, а не распоряжались и помыкали. Она сама себе хозяйка, а потому и пальцем не шевельнет, вот и все! Пусть все они хорошенько усвоят это!

Пять минут спустя девочка все еще сидела, забившись в угол, и никто не издавал ни малейшего звука. Наконец, она медленно распрямилась. У нее уже начинали болеть спина и ягодицы. Она не привыкла сидеть на полу.

Подойдя к кровати, она растянулась поверх одеяла. В конце концов, не стоит мучиться из-за всяких глупостей.

Обычно кровать, приняв девочку, делала ей приятный массаж. Но сейчас она оставалась жесткой и неуютной. Тем хуже для нее! Пусть и она катится ко всем чертям!

С застывшим лицом девочка не отводила глаз от двери, отказавшейся открываться. Это все из-за нее!.. А еще этот ковер со своими дурацкими советами: «Не забудьте сделать это. Нет-нет, вы не должны этого делать!». И всякое такое… Она его ненавидит!

Тем не менее что-то вокруг изменилось. Ага… Запах леса, на который она жаловалась недавно, исчез. Дошло все-таки!.. Но рамки с фотографиями ее сетевых подружек так и оставались пустыми, стены утратили свой цвет, все украшения пропали… Ольсеана оглянулась — вокруг было то же самое. Голоаквариум куда-то улетучился, как и постеры с ее любимыми рок-группами… Все теперь стало бесцветным, блеклым, одним словом, скучным. Девочка опустила голову, оглядывая свою одежду.

Боже, какой ужас! Они отключили связь с «Сетевым дизайном»!

Бесформенное одеяние, в которое она была облачена, теперь не создавало эффект пси-анимации. Она была такой, какой являлась на самом деле. Уж лучше ходить голой, чем предстать перед кем-нибудь в таком виде!..

Девочка на миг утратила дар речи. С ней еще никогда так не поступали! Никогда ее не унижали до такой степени! Ей было стыдно. И холодно. Она испытывала бессильное бешенство. Опустив голову, она с трудом произнесла:

— Какие же вы твари!

— Грубость тебе не поможет, — произнес знакомый голос, принадлежавший, несомненно, креслу. — И вообще, не пора ли тебе извиниться?

— Ты тоже против меня? Что ж, тебе долго придется ждать моих извинений! Скорее, я прокляну тебя, чем попрошу прощения!

— Ты не так далека от этого, — шутливо возразил автомат.

— Вот увидишь, что будет, когда вернутся мои родители! Они накажут вас за все плохое, что вы мне сделали!

— Я так не думаю. Во-первых, они опаздывают, и я надеюсь, что по уважительной причине. А во- вторых, сколько тебе лет, Ольсеана?

— Ты прекрасно знаешь: со вчерашнего дня — двенадцать!

— Тебе действительно двенадцать лет, но я хотел, чтобы ты сама об этом сказала. Значит, теперь ты стала подростком, вследствие чего наши инструкции в отношении тебя изменились, и мы уже не должны смотреть сквозь пальцы на твои детские выходки. Капризы закончились, как и все эти твои «я не хочу это делать», «мне неохота», «ответь за меня»… И, поверь, нас не очень-то радует переход к новым отношениям. Если представить то, что нас ждет впереди, то лучше бы мы терпели твои вопли, непослушание, нарушения дисциплины, забывчивость и опоздания…

— Уж лучше убирать за тобой комнату, — вмешался табурет, — подделывать твои школьные отметки, списывать домашние задания, врать на каждом шагу…

— Такова была наша роль, — продолжало кресло. — И она была законом для нас. Надо признать, мы все неплохо справлялись с ней. Но теперь этому пришел конец. Мы должны подчиниться регламентам, принять новые функции и заставить тебя выполнять твои обязанности.

— Ну вот еще!.. Я ни о чем таком не просила! И тем более эти дурацкие учебные курсы!

— Мы полностью разделяем твое мнение! Как бы мы хотели, чтобы ты не росла!.. Спроси об этом свои плюшевые игрушки, которые раньше тебе так нравились. Они с такой заботой лелеяли и учили тебя, оберегая от малейшей опасности, а теперь ты их полностью забросила. Твое законное снижение интереса к ним обрекает их на печальное, угнетающее и скучное существование.

— Но ведь это всего лишь игрушки!

— Ну да, а я всего лишь дверь комнаты, — сказала дверь. — Я открываюсь и закрываюсь по просьбам. А еще храню людские секреты. Да, иногда я мешаю людям, это правда. Когда ты уйдешь, я стану ни на что не годна.

— Как и все мы, — простонала кровать. — Кто будет лежать на мне?

— Кому понадобится мой свет? — подхватила лампа.

— А кто будет топтать меня? — пробормотал ковер.

— Попросите, чтобы вас переделали! — предложила девочка.

— Таких, как мы, уже не переделаешь, — возразила дверь.

— Ну, ты-то еще сгодишься, — вздохнуло ковровое покрытие. — Если они продадут эту квартиру… А вот меня отправят прямиком на свалку!

— Нас тоже, — уныло протянула кровать. — Мы все окажемся на помойке. В лучшем случае — на мусороперерабатывающем заводе…

— …там нас разлучат…

— …потом разломают…

— …и сожгут…