Так я нашла самого доброго человека в мире! Второго после меня, конечно же. Гордо прошествовав мимо Борьки с Петькой и показав им язык, я снова уселась на бордюр и ела мороженое уже не спеша, съедая всего по одной ложке в десять секунд. Боря с Петькой встали за спиной и вовсю обсуждали моё якобы ужасное поведение. На своё бы посмотрели, жадины!
Когда мороженое всё-таки закончилось, я всё никак не могла в это поверить, и поэтому сосредоточенно грызла пластмассовую ложку и с грустью смотрела на пустое ведёрко.
— Ну? — немного насмешливо спросил Борька. — Пришло твоё вдохновение, обжора ты мелкая?
— Да. Я готова, — сказала я и икнула.
24. Великие свершения
Вообще-то я соврала. Это самое вдохновение не прощупывалось ни в одной из бродящих мыслей.
— Сейчас, — сказала я после того, как Петька с Борькой наконец-то перестали смеяться.
В это время мы шли мимо проезжей части, где машины с пешеходами выясняли свои нелёгкие отношения. Разговора машин было не разобрать. Ещё бы, каждая бурчала что-то себе под нос! То есть под фары.
— О! — обрадовался я. — Могу поработать милицейским свистком! Просто и недорого!
— Уши надерут… — уныло сказал Борька. — Ты бы ещё милицейской дубинкой поработать предложила.
— Думай, голова, думай! — сказал Петька и легонько постучал кулаком по моей голове.
— Честно говоря, у меня туда желудок временно переместился, — призналась я. — Очень сложно одновременно переваривать и мысли, и еду. Никак не привыкну к этим унизительным особенностям человеческого организма.
— А ты тогда желудком думай, — хихикая, предложил Борька. — Или чем-то ещё…
Петька громко и оскорбительно засмеялся, а я замахнулась на Борю ведёрком от мороженного, но тот вовремя отскочил. Тогда я замахнулась на смеющегося Петьку, но и он увернулся.
Неужели они думают, что я не способна выдавать гениальные идеи? Они глубоко ошибаются и очень заблуждаются! Пусть знают, что я умею!
И тут я воспроизвела звук рассыпавшихся на асфальте монет. Сначала — стремительный и резкий, затем — звук монет, катящихся по дорожке, снова падающих…
Пешеходы застыли. Засуетились. Заоглядывались! Некоторые, ничего не обнаружив, пожимали плечами и уходили. Другие так и оставались на месте, будто ожидая после звука появления изображения. Дети бегали в поисках. А мы втроём за этим с огромным интересом наблюдали.
Довольно улыбаясь, я посмотрела на Петьку с Борькой, будто спрашивая: «Ну как вам? Понравилось?».
— Вот видишь, как эффективно подействовало моё предложение! — воскликнул Борька.
Тогда я замахнулась на него ведёрком. А как, скажите, с ним ещё бороться?!
— Нерациональное расходование накопленной энергии, — изрёк Борька голосом машинного анализатора. — Лёгкое сумасшествие и повышенная агрессивность. Существо опасно для общества. Повторяю, опасно для общества. Ликвидировать. Ликвидировать. Начинаю отсчёт…
— У тебя неплохо получается, — сказала я, надув от обиды щёки. — И зачем я вам вообще понадобилась?
— Это потому что ты — самая замечательная девчонка в мире! — сказал Боря, весело улыбнувшись.
Тут мне следовало бы ещё больше надуться. Заявить, что никакая я не девочка — меня насильно держат в теле этого юного, неразумного существа! Сказать, пусть превратят меня обратно, немедленно! Но я только смущённо улыбнулась. Мы шли по пешеходной дорожке, и Петька взял меня за руку. Я не сопротивлялась, только вздохнула глубоко.
Наверное, я и вправду заболела. Только ликвидировать меня не надо, пожалуйста…
— Домой пойдём? — тихо спросил Борька.
— Нет, — сказала я. — Мы пойдём себя показать и народ напугать. Мы ещё ведь и не начинали веселиться!
И зачем-то подпрыгнула на месте.
Сначала я полаяла — громко, раскатисто и истерично. Было очень весело — сбежались дворовые собаки, а люди разбежались. Боря заявил, что меня нужно брать с собой на демонстрации, толпы разгонять.
Собравшиеся собаки на нас смотрели, будто ожидая чего-то, и я не придумала ничего лучшего, как мяукнуть. Тогда получилось совсем весело: эти животные нас чуть не растерзали. Но я спохватилась и перенесла звук чуть дальше. Собаки были дезориентированы, а мы — спасены.
— Хорошее начало, — сказал Борька, слегка выпучив глаза. — Только я перед прогулкой завещания не составил.
— Это ерунда! — сказал Петька. — Если в живых останемся, то мы сами за тебя напишем.
Петька, кстати, стал потихоньку перевоспитываться. Оставаясь не очень разговорчивым, он стал более разумным… эээ… более остроумным, то есть!
Я совсем разошлась, и в продолжение веселья сказала голосом Петьки: «Веткин, а ты всё-таки дурак!» Было очень весело. Правда, Петька с Борькой шутки не поняли, и смеялась только я.
— Борька, это не я, это она, честно! — крикнул Петька.
— Элька, что за глупые шутки? — возмутился Боря, смешно сдвинув брови. Они у Борьки вообще смешные, растут буквой»?», севшей на шпагат.
— Это был дружеский шарж, — примирительно сказала я, а Борька дал мне примирительный подзатыльник.
В это время мимо нас проходили женщина с мужчиной.
— Какая чудная девочка! — вдруг сказала женщина, посмотрев на меня.
— Я не девочка, я бронетранспортёр, — сказала я громким басом.
И мы рассмеялись. Даже нахмурившийся Петька.
В подтверждение я зарычала, сильно зажмурившись при этом. Получилось очень весело — женщина с мужчиной сбежали, а Борька с Петькой руками уши закрыли.
— Может, завещание составим на месте? — спросил Петька, скривившись.
— Давайте, — согласилась я. — Всё мне.
— У существа до сих пор в мыслях ведёрки с мороженым, — жалостливо сказал Боря, похлопав меня по спине. — Вот и бредит…
Я сразу, инстинктивно почувствовала разумное зерно в бессмысленной Бориной фразе! Поэтому ответила, не раздумывая:
— Ты тысячу раз прав, Борька! Только какое я тебе существо? Я же… — тут я сбилась и сказала не совсем уверенно, даже вопросительно. — Я же человек?
— Человек, человек ты! — хором успокоили меня Борька с Петькой.
— Ну, пусть не человек, а получше, — задумчиво добавила я. — Но от еды всё равно не откажусь!
— Кто бы в этом сомневался, — вздохнул Петька. — Ну вот у меня дома макароны сварены. Хочешь — пойдём в гости.
Я от ярости даже побледнела (хотя я и так бледновата немного). Как он, брат мой Петька, мог предложить мне такое?! Я ему так и сказала:
— Я же поесть просила, а не макаронов!
Петька пожал плечами и пошёл дальше, насвистывая. Я пыталась вообразить в этом поступке Петькино раскаянье, но так и не смогла.
