Чтобы нам дали спокойно поговорить, мы с Борей на перемене выбрались на улицу.

— Вечно ты придумываешь какие-то глупые имена! — возмущался Борька. — Что за Элеонор ещё? Я не удивлюсь, если в следующий раз ты решишь быть Клеопатром или… Не знаю, Геннадией какой-то!

— Очень надеюсь, — надавливая на слово «очень», сказал я. — Что следующего раза не будет.

— Я тоже очень надеюсь, — немного виновато сказал Боря.

— Где-то я это уже слышал, — подозрительно сказал я.

— Ну, Элька! — взмолился Боря. — Я же не специально!

— Ладно, сделаю вид, что поверил. Ты лучше расскажи мне, что у вас за многоэтажные такие отношения с другом твоим пернатым?

— Каким ещё пернатым другом? — удивился Боря.

— Уж точно не со мной, — пояснил я. — И так видно, что у нас идиллия. Догадайся с одного раза, ты же иногда умный, а?

— Откуда я знаю, что тебе может в голову взбрести! Одна лишь коллекция известных тебе имён настораживает. Рисковать отгадывать не буду. Хочешь — говори, хочешь — нет.

— Тогда и не скажу, что это я о Сазонове, — пробурчал я. — Хочешь — догадывайся, хочешь — нет.

— Ну ты даёшь! — хмыкнул Боря. — Нашёл, кого другом называть.

— А что, он в младенчестве съел твой любимый кактус?

— Какой такой кактус? — поинтересовался Боря.

— А на тебя школа так действует всегда, или только по понедельникам? Куда подевалось твоё наследственное чувство юмора, брат мой Борька?! Неужели ты с утра его для себя отпридумывал? Тогда придумывай назад, даже ценой моей жизни! То есть… шучу. А то кто тебя знает.

— Да никуда оно не подевалось. Я всегда такой серьёзный, когда речь идёт о кактусах! — сказал Боря, улыбнулся, надел на себя мою (хотя в некоторой степени и свою тоже) кепку и отвесил мне подзатыльник.

— Да, так гораздо лучше, — я почесал затылок и бросился догонять Борю, чтобы отобрать нажитое.

На какое-то время мы забыли обо всех одноклассниках и учительницах и, дурачась, бегали по школьному двору, изредка натыкаясь на перепуганных учеников младших классов.

Радостно хохоча, мы приземлились на лавочку и пытались отдышаться. Я высунул язык и наклонился низко к земле. Вдруг меня кто-то несмело тронул за плечо.

— Ры…жик, это тво…ё, да?

Я медленно поднял голову и посмотрел вверх.

Мальчик был, видимо, первоклассник.

Огромные тёмные глаза мальчишки придавали лицу немного особенное выражение. Как будто он радостно удивлялся всему миру: и тому, что он в нём живёт, и тому, что в этом мире есть я. И Боря… Да даже лавочка, на которой мы сидим!

Его выцветшие за лето светлые волосы кто-то старательно уложил мокрой расчёской, и было видно, что мальчик несколько раз уже прошёлся по ним пятернёй. На правой щеке алела свежая царапина. С выпрямленной спиной, в водолазке, он казался ещё более тоненьким, чем был на самом деле. Мальчик протягивал мне большой зелёный лист. Мою кепку.

Правда, этот лист уже прилично запылился.

— Это ведь твоё? — уже смелее переспросил мальчик.

— Моё. Спасибо огромаднейшее! Я даже не заметил, как потерял, — сказал я, натягивая бейсболку.

Мальчик довольно улыбнулся уголками губ и слегка кивнул:

— Я шёл рядом. А она… вот…

Мне показалось, что надо бы сказать что-то очень важное, и я никак не мог вспомнить, что именно. Но долго вспоминать не пришлось — нужные слова прозвучали сами по себе. По крайней мере, мне так показалось.

— Я — Элька.

— Вадик.

Я пожал протянутую руку. Вдруг рядом услышал настойчивое посвистывание. Мы с Вадиком повернулись на звук и увидели свистуна, то есть скучающего Борю.

— А меня тут будто вообще нет, — хитро сказал он.

Вадик невозмутимо сделал шаг в сторону.

— Вадик… Вадим.

— Боря, — снисходительно сказал Боря и пожал руку мальчишке.

Я тоже повернулся к Боре и протянул руку.

— Элька! — звонко сказал я.

— Балбес… — покрутил пальцем у виска Боря.

— Приятно познакомиться, Балбес! — сказал я и задействовал не пожатую руку для того, чтобы вежливо приподнять кепку.

Вадик солнечно улыбнулся и снова повернулся ко мне, тем самым не дав Борьке права слова. Так ему!

— Ты тоже в первом классе? — спросил он.

— Не, я в шестом, — не стал врать я.

— Ничего себе! — приподнял брови Вадик. — А я вот только в первом.

Я замялся, не зная, как получше выкрутиться.

— Я тут… проездом, в общем, — уклончиво сказал я. — Это я временно здесь в шестом. Вон, за ним присматриваю.

По лицу Вадика пробежала лёгкая тень.

— Проездом — это значит ненадолго?

Мне почему-то совсем не хотелось говорить «да», но и обманывать… обманывать тоже не хотелось. Поэтому сказал тоже правду, но другую:

— Не знаю. Понимаешь, это как получится! Или надолго, или нет. Я не знаю…

— А завтра придёшь? — осторожно спросил он.

Я глубоко вздохнул.

— Завтра — приду, — многозначительно сказал я и посмотрел на Борю. Тот покорно кивнул.

Вадик снова светло улыбнулся и доверчиво сказал:

— И я приду. А сегодня мне пора, меня пораньше забирают. Поведут в поликлинику, будут палец колоть. Какой-то из них, — сказал Вадик и задумчиво посмотрел на ладонь.

— Ты им не давайся, — посоветовал я. — Пинок ногой — лучшее средство от врачей!

— Не-е-е, — сказал Вадик. — Я не боюсь, пусть колют. Меня уже раз так кололи. Когда было страшно, я жмурился…

Вдруг он резко обернулся, и, не прощаясь, побежал. Я увидел, как они с какой-то женщиной, мамой его, наверное, уходили прочь. И тут Вадик, не оборачиваясь, поднял руку и несколько раз ею махнул. И я знал, что он машет мне.

Я обхватил голову руками.

— Элька, ты чего? — беспокойно спросил Боря.

— Борька… — грустно сказал я. — Я кажусь себе таким притворщиком… Вот Вадик — ребёнок. Настоящий. А я…

— Да ну! — успокаивающе сказал Боря. — Просто у тебя характер своеобразный. Вадик — светлый, а