– О, о жизни в целом, о сложных проблемах, с которыми сталкиваешься, об оптимизме, о взаимопонимании. Он им сделал так много хорошего.
– Может быть, но я этому не рад.
– Тут нечему радоваться. Я действительно считаю, Роберт, что Энни нужна помощь, нужен совет.
– Чепуха. Я уже высказал свое мнение по поводу этой ерунды. В любом случае, Энни не первый ребенок, который убежал из дому из-за того, что ей что-то взбрело в голову. Это случается постоянно. Я уверен, что она стала раскаиваться уже на полпути отсюда.
Да, в этом он был прав…
– Но я думаю о Брюсе. Он мой подчиненный в конторе, а он в курсе самых частных дел моей семьи – неприятностей с Эмили прошлым летом, а теперь и этого. Черт бы побрал все.
– Он был очень любезен, – сказала Линн, а затем, желая полностью стереть у него воспоминания об этом факте, она добавила: – Том Лоренс тоже был очень любезен. Он заходил сюда тем утром.
Ради Бога, и он тоже? А его-то каким ветром занесло?
– Когда он услышал о том, что произошло, то не захотел, чтоб я оставалась одна. Ты не должен возражать, Роберт. Они настоящие друзья.
– Настоящие друзья, но слишком много знают.
– Это порядочные люди. Они не станут болтать о наших детях, ты же сам знаешь.
Того, что они сами знают, уже вполне достаточно, проворчал он.
Она наклонилась, чтобы снять туфли, но едва смогла до них дотянуться. Видя ее потуги, он поднялся ей помочь. Ребенок заворочался очень активно: его шевеление под ее легкой сорочкой было заметно и Роберту, и она увидела, что это его разжалобило; во всяком случае, он больше не будет спорить.
Бедная девочка, – сказал он. – Что за время у тебя было, пока я отсутствовал! Бедная девочка. Теперь я дома, а ты расслабься и позволь мне позаботиться обо всем.
Ребенок все ворочался и ворочался. В течение этих безумных последних дней она вряд ли была способна думать о нем. Теперь же осознание его скорого появления на свет поразило ее. Еще всего восемь или девять недель – и он будет разлучен с ней, разлучен, и в то же время станет ей более близким из-за постоянного внимания к себе, которое должно быть и будет отныне стоять во главе угла. Она должна, она просто обязана ради него сохранять спокойствие и не терять надежду.
Спокойствие и надежду. Ну что ж. Расслабься и позволь Роберту обо всем позаботиться. В любом случае, ему самому этого хочется.
Роберт В. У. Фергюсон родился ранним ветренным утром. Он весил девять фунтов и был первым из младенцев Фергюсонов, кто не родился совсем лысым. Волосы его были песочного цвета, а лицо обещало вытянуться и стать похожим на лицо Роберта.
– Все вместе – прекрасный компромисс, – сказал Роберт. Он стоял на фоне весенних букетов, выставленных на подоконнике. – Ты сосчитала цветы? Та корзина зеленых орхидей – от Монакко. Он переслал их из Калифорнии. – Он взглянул на сына. – Просто боксер-тяжеловес! Ты только посмотри на этого парня!
Не в силах сдержать ликования, он заставил Линн почувствовать себя королевой.
– Ты не будешь ни о чем беспокоиться, ты будешь отдыхать, и мы тебе будем во всем помогать, по крайней мере до конца этой недели, – настоял Роберт.
Кроватка, закрытая белой сеткой, стояла подле их кровати, и Линн поблагодарила Джози за голубые банты:
– Она пришла сюда в ту же минуту, как мы услышали от Роберта, что родился мальчик, – объяснил Брюс. – И я хочу, чтобы ты знала, что то, что банты голубые – это только моя заслуга.
– Он так печется о соблюдении различия полов! – ввернула Джози.
– Но ты же не собиралась повесить на нее розовые банты? – спросила Линн.
– А почему бы и нет? – последовал веселый ответ Джози. – А вообще-то я сделала то, что приказал мне муж.
Их шутливая перепалка позабавила Линн. Тот короткий час, который она провела дома, уже наполнил ее ощущением благополучия. Новые книги в ярких обложках были сложены в стопку на столике у кровати рядом с коробкой шоколадных конфет – они больше не в «черном» списке – и букетом лилий в крошечной вазочке. Муж, дочери, друзья – все, очарованные младенцем, собрались вокруг нее. Энни и Эмили шепотом переговаривались.
– Вам не нужно шептаться, дорогие мои, – обратилась она к ним. – Разговор ему не помешает.
Энни тревожно спросила:
– А когда нам можно будет его подержать?
– Когда он проснется, я разрешу вам его подержать.
И Энни, смущаясь, проговорила:
– Разве не забавно? Я его совсем не знаю, но уже люблю.
Глаза Линн наполнились слезами.
– О, Энни, но это же чудесно.
– Почему? Разве ты думала, что я не буду его любить? Я уже слишком старая, чтобы испытывать детскую ревность к младенцу.
Все расхохотались. Брюс потрепал Энни по спине, а Эмили сказала:
