– Ради Бога, Роберт, это такой стиль в ее классе. Ну и что, что это выглядит смешно? Итак, я разрешила ей сделать это, что теперь свидетельствует о том, что я не состоялась как мать.

– Не говори за меня. Я не сказал, что ты не состоялась как мать.

«Но ты так думаешь. Я знаю. С тех пор, как по моей вине утонула Кэролайн».

– Ты подразумевал это, – сказала она.

– Что мы тут словами играем? Чем мы вообще занимаемся? – Вне себя он стукнул кулаком по ладони.

Ей не следовало спорить с ним. «Только не отвечай, – сказала она себе. – Он возбужден, завтра ему рано вставать, ему требуется отдых. Энни скоро забудет об этом. Я тоже забуду, и все пройдет, если только я буду сохранять спокойствие».

Однако быстрый ответ уже сорвался с губ:

– Я не знаю, что делаешь ты, но я прекрасно знаю, что делаю я. Я пытаюсь уладить все это.

Он в изумлении уставился на нее:

– Ты? Ты пытаешься?.. Уладить?.. В то время как я, имея перед собой величайшую возможность в моей жизни – в нашей жизни, – работаю как одержимый и стараюсь сохранять спокойствие, держать себя в руках и квалифицированно выполнять свою работу, несмотря на тот кошмар, что творится у нас в доме только потому, что ты позволила этому кошмару произойти…

Она резко вскочила:

– Что, опять возвращаемся к Эмили? Это уж слишком! Да ты просто одержимый!

– Одержимый? Тебе не хочется это слышать, я понимаю. Кстати, как ты могла бы заметить, я не заговаривал об этом. Даже не упоминал из-за твоего положения, Линн. Даже не упоминал.

– Громче! Говори громче! Чтобы она уж точно услышала!

Он шагнул к двери, притворил ее и понизил голос:

– Я предупреждал тебя! Я предупреждал тебя о ней и этом ублюдке, но ты из-за своего глупого попустительства – ты ничего не предприняла! Ты не смотрела за ней и погубила прекрасную девочку! Ты разрушила ее жизнь!

Ярость охватила Линн:

– Слушай, ты, со своими дутыми обвинениями! Я могла бы и сама обвинить тебя кое в чем в свое время, если бы захотела, и мои обвинения не были бы дутыми! Ты чертовски хорошо знаешь, что…

Словно подброшенный пружиной, Роберт вскочил и, схватив ее за плечи, встряхнул:

– Если бы ты не была беременна, я знаю, что бы я…

– Убери свои руки, Роберт. Ты делаешь мне больно. А теперь оставь меня одну, слышишь?

– Проклятый сумасшедший дом, – бормотал он, уходя. – Я буду рад убраться отсюда утром.

Она легла, надеясь заснуть. Гнев был бедствием для нее. Многим людям он давал заряд энергии, но ее он изматывал. Она все еще не спала, пока Роберт раздевался и укладывал последние мелочи. Она слышала, как лопнул его шнурок, когда он разувался, сев на постель. Она слышала, как он возился при слабом свете ночника в поисках другого шнурка.

Когда он наконец залез под одеяло, она не повернулась к нему.

Утром, когда Линн проснулась, он уже уехал.

Утро было сказочное. Оно превратило вид, открывавшийся из окна кухни, в японскую гравюру: хрупкие черные ветви на гребне холма, четко вырисовывавшиеся на фоне неба. Линн смотрела на них без восторга: в этот день ничто не могло доставить ей удовольствия. Ничто не могло. Слабая тошнота подступила к горлу, и она отодвинула от себя чашку. Слишком много кофе. Слишком много тяжелых мыслей.

В доме было тихо, и гул этой тишины навевал невыносимую печаль. Она встала и неуклюже понесла свое располневшее тело к ежедневнику на столе. Ничего на сегодня, кроме ежемесячного визита к гинекологу, который будет ворчать, что она не набрала вес. Несколько лет назад вас ругали, если вы его набирали. Кроме этого – лишь несколько мелких дел и покупки. Обед с Джози вычеркнут, потому что Джози простудилась, и это было как раз кстати, так как Линн не была расположена к общению.

Доктора Руперта куда-то вызвали, и Линн пришлось идти к его коллеге, мужчине моложе ее по возрасту, волосы которого, волнами спускаясь до плеч, касались белого халата. Подобная прическа вышла из моды еще в восьмидесятых, но теперь, в девяностых, явно опять завоевывала популярность. Завернувшись в белую простыню, она сидела на краю стола для осмотра, наблюдая за врачом, пока он делал свои записи.

– Ага, тошнота в прошлом месяце. А сейчас как? – задал он вопрос.

– Все еще случается время от времени.

– Это необычно на шестом месяце.

Я знаю. В прошлые разы этого не было.

– Тут также сказано, что вы чувствуете себя непривычно усталой.

– Иногда. – Ей не хотелось говорить. Закончил бы он с этим и отпустил бы ее! – Я гораздо крупнее сейчас, чем когда носила предыдущих детей, поэтому, я думаю, что дело просто в лишнем весе.

Вид его выражал сомнение:

– Может быть. Но ваше кровяное давление этим утром выше нормы. Не слишком сильно, но все-таки. Вы можете указать какую-нибудь причину?