Клайва Оуэна не удалось. Гая Пирса тоже.

— Гея Лафайет трахает какого-то красавчика. Как насчет него? — спросил вдруг Броуди.

— А играть он умеет?

Броуди пожал плечами.

— Как насчет Джадда Халперна?

— Он же пьет.

— И что? Послушай, мы сделали ставку на Гею — какая разница, кто сыграет этого хрена, Георга?

— Вообще-то разница есть. Нам нужен человек, который умеет играть.

— Халперн — отличный актер. Надо только держать его подальше от выпивки.

У Ларри зазвонил телефон. Он поднял трубку.

— Дрейтон Уилер на линии, — сообщила Кортни. — Спрашивает вас. Звонит уже пятый раз.

— У меня встреча. Кто он такой?

— Говорит, что это срочно и имеет какое-то отношение к «Королевской любовнице».

Он прикрыл трубку ладонью и повернулся к партнеру:

— Знаешь Дрейтона Уилера?

Броуди, пытавшийся в этот момент снять крышку со своего стакана, покачал головой.

— Соедини.

Голос, прилетевший с другого конца линии, сразу же зазвучал агрессивно, с неприятными нотками:

— Мистер Брукер, у вас проблемы с чтением имейлов?

— С кем я разговариваю?

— С человеком, который подал вам идею «Королевской любовницы».

Ларри нахмурился:

— Неужели?

— Три года назад я отправил вам предварительную версию киносценария. Обратил ваше внимание на одну из величайших и нерассказанных до сих пор любовных историй. Если верить «Вэрайети» и «Голливуд репортер», съемки вот-вот начнутся. И сценарий основан на той версии, что вы украли у меня.

— Я так не думаю, мистер Уилер.

— Это моя история.

— Послушайте, пусть ваш агент свяжется со мной и…

— У меня нет никакого агента. Поэтому я вам и звоню.

Этого только не хватало. Чтобы какой-то псих грел руки на их фильме.

— В таком случае пусть со мной свяжется ваш адвокат.

— С вами связался я. И я не намерен платить адвокату. Слушайте меня хорошенько. Вы украли мою историю. Я хочу, чтобы вы заплатили.

— Так подайте на меня в суд, — отрезал Брукер и положил трубку.

Эрик Уитли помнил все, до последней секунды. Помнил так ясно, словно это случилось вчера. Память возвращалась каждый раз, когда на глаза попадалось сообщение об очередном случае запугивания. Вот и сейчас лицо его горело. С десяток сидевших на невысокой кирпичной стене мальчишек хором скандировали «ЧМО! ЧМО! ЧМО!». Началось это давно, когда он еще ходил в школу, которую ненавидел всей душой, лет тридцать семь назад. Большинству было по четырнадцать, на год больше, чем ему, но двое, самые противные, учились в одном с ним классе.

Эрик Уитли помнил, как ударил в затылок брошенный кем-то бумажный шарик и как он, сделав вид, что ничего не заметил, продолжал идти к интернату, сжимая учебники по математике и химии. Другой шарик ударил сильнее, попав в ухо, и один из них, похоже Спеддинг-младший, крикнул: «Отличный выстрел!» Остальные засмеялись.

Он шел, терпя боль, решив, что потрет ухо не раньше, чем скроется из вида.

— ЧМО под кайфом! — крикнул еще кто-то. И снова хохот.

— Эй, ЧМО, не разгуливай обкуренный — нарвешься на неприятности!

Теперь они все кричали наперебой, хохотали и свистели.

Он помнил, как кусал губы, сдерживая боль и наворачивавшиеся на глаза слезы, как шел по обсаженной деревьями аллее, и теплая кровь стекала по шее. Школа с ее классами и игровыми площадками осталась позади. По обе стороны улицы стояли безобразные пансионаты, вмещавшие от шестидесяти до девяноста учеников; некоторые жили в общих комнатах, некоторые — в отдельных. Его пансионат назывался Хартуэллиан.

Он помнил, как повернул к нему, как прошел мимо величественного главного входа, как шмыгнул за угол, к боковой двери. К счастью, мальчишек здесь не было и никто не видел его слез. Впрочем, ему было все равно. Он знал, что ни на что не годен, что от него нет никакого толку, что никому не нравится.

ЧМО.

Чудило. Мудило. Образина.

Всю прошлую четверть — его первую четверть в школе — мальчишки говорили ему это. Джон Монро, сидевший за ним на уроках географии, постоянно тыкал его линейкой.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Уитли? — спрашивал он, тыча линейкой после каждого слова.

Он поворачивался, и каждый раз получал один и тот же ответ:

— Ты такой урод. Ты — никто. На тебя ни одна девчонка не посмотрит. Ни одна, понимаешь?

Он помнил, как расплывалась в гнусной ухмылке лошадиная физиономия Монро.

По прошествии какого-то времени Уитли перестал оборачиваться. Но Монро продолжал свое, пока учитель, мистер Лиск, не сделал ему замечание. Минут через пять мистер Лиск отвернулся к доске, чтобы начертить диаграмму составных элементов почвы, и Монро взялся за старое.

Детектив-сержант Гленн Брэнсон отчаянно пытался втиснуть в белый бумажный комбинезон свое тридцатитрехлетнее тело, которое, при росте шесть футов и два дюйма, больше подошло бы вышибале какого-нибудь ночного клуба.

— Что у тебя такое с уик-эндами, босс? Как это тебе удается постоянно с ними обламываться?

Рядом с ним, у задней дверцы серебристого «форда-фокуса», Рой Грейс с равным успехом старался натянуть защитный балахон поверх повседневного костюма. Повернувшись к своему протеже, одетому в блестящую коричневую куртку, ослепительно-белую рубашку, броский галстук и коричневые мокасины с кисточками, он сказал:

— Тебе повезло, что не подался в фермеры. Не твой стиль.

— Ну, мои предки собирали хлопок на плантациях, — парировал, широко улыбаясь, Брэнсон.

А вот насчет выходных Гленн прав, с грустью подумал Рой. Все убийства, расследовать которые ему приходилось, как будто нарочно случались именно тогда, когда он уже расписал по пунктам очередной уик- энд.

Вот как теперь.

— А ты что-то запланировал?

— Побыть с детьми. Эри выделила несколько выходных, когда мне позволено взять их к себе. Собирался отвести в Леголенд. Теперь у нее будет против меня еще один аргумент.

Развод давался сержанту нелегко. Его супруга, Эри, некогда настойчиво толкавшая Гленна в полицию, использовала теперь рваный график работы мужа против него, доказывая, что детям лучше не видеться с