корабли ходят мимо. Чем тебе флаг помешал? Фашисты сами на себе поставили крест.
Шубин посоветовал разведчикам обосноваться в трюме, в той его части, которая не была затоплена.
— Надежнее всего! Днем будете наблюдать в иллюминатор, ночью прогуливаться по палубе. Сыровато, конечно! Так не к теще же на блины приехали.
Разведчики с помощью Шурки принялись тянуть на палубу антенну. А боцман занялся осмотром трюма. Как старый фронтовик, он обладал особым нюхом на съестное.
Через несколько минут он с торжеством принес и поставил перед Шубиным вскрытый ящик с консервами:
— Компот, товарищ гвардии капитан-лейтенант!
— Ишь ты! — Шубин присветил фонариком. — А ведь тут их полно, ящиков этих. Товарищи разведчики! Блинов у вас, правда, не будет, зато компотом обеспечены, сидите в трюме хоть до конца войны!
— Может, и другие консервы есть? — предположил боцман.
— Тебе полное меню подай. Как в ресторане. Эй, побыстрей прошу, товарищи новоселы! Счетчик-то тикает на такси. Мне до света надо мимо островов проскочить. Иначе будет нам всем компот!
И вдруг с палубы раздался протяжный крик.
Самолет?
Шубин в два прыжка очутился наверху. Но опасность появилась не с воздуха. Павлов показывал в сторону моря.
Вдали Шубин увидел что-то темное, очень длинное.
Подводная лодка?
Наяву повторялся его кошмар! С томительной последовательностью поднималась из воды боевая рубка, потом всплыл узкий утюгообразный корпус. Вода расступилась без пены, без всплесков.
Ветер стих. Вокруг штилевое море. На светлой полосе лежала подводная лодка, очень одинокая.
Есть ли на ее палубе орудие? Нет! Только спаренные пулеметы, два коротких ствола, поднятых под углом! Сейчас, когда подводная лодка немного развернулась, это очень ясно видно.
И боевая рубка необычайно высока! Длинная прямая тень от нее падает на воду. На одной- единственной подводной лодке видел Шубин подобную рубку.
Все приметы налицо!
Будто материализуясь на глазах, уплотняя взвешенную в воздухе влагу и зыбкий лунный свет, возник перед Шубиным «Летучий Голландец» — весь из бликов и теней!..
Мгновенный военный рефлекс — атаковать! Кинуться на врага и забросать глубинными бомбами!
— Заводи моторы!
Шубин кубарем скатился на палубу катера. За ним, грохоча автоматами, Фаддеичев и Шурка. Палуба затряслась под ногами. Павлов был наготове, мотористы быстро запустили один из моторов. Второй завелся на ходу.
Транспорт словно бы прыгнул назад, к берегу. Секунду видны были фигурки разведчиков у мачты. Потом на крутом развороте притопленный корабль закрыло буруном, поднявшимся за кормой.
Но пока катер стоял, приткнувшись к борту транспорта, то сливался с ним. Едва лишь отскочил, как сразу перестал быть невидимкой.
На подводной лодке заметили атакующий торпедный катер. Рубка начала уменьшаться. По обыкновению, не принимая боя, «Летучий Голландец» шел на погружение.
Глубинками бы его! Но глубинных бомб нет. Они у Князева. А Князев далеко, — если уцелел!
— Товсь! Залп!
Шубин выпустил торпеду в погрузившуюся подводную лодку.
Море продолжало наплывать с норда сплошной слитной массой, равнодушно отсвечивая при луне. Оно даже не поморщилось…
Тут только вспомнил Шубин, что торпеды были «изготовлены на крупного зверя», то есть на транспорт, — поставлены на глубину хода три метра.
Эх! Поспешил! Надо было увеличить глубину не меньше чем на шесть метров. Ведь окаянная подводная лодка уже скрылась под водой.
Катер лег на курс к базе.
Павлов смотрел только вперед, часто сверяясь с компасом.
Шубин передал командование катером Павлову и молча стоял рядом, подняв воротник.
Помнится, Готлиб, а может, Рудольф, заявил в кают-компании, что «Летучий» умеет по желанию превращаться в транспорт. «Но, понятно, затонувший», — было оговорено.
Как это понимать?
В данном случае скорее уж транспорт превратился в подводную лодку.
Но к чему ей шнырять вокруг транспорта? Охраняла консервы с компотом? Вряд ли. Были у нее поручения поважнее, судя по рассказу Нэйла.
Луна неслась вдогонку за катером, прорываясь сквозь тучи. Темнело, светлело, опять темнело. Так поезд, приближаясь к Севастополю, быстро проскакивает один туннель за другим…
Вдруг — резкий толчок! Ткнулись в гору?
Павлов не успел взять на себя ручки машинного телеграфа. Раздался омерзительный скрежет — днище катера ползло по камню!
Потом скрежет перешел в вой и свист — злорадно подскакивающие звуки «Ауфвидерзеена». Подлый мотив! Догнал-таки наконец!
Шубин машинально провел рукой по лбу. Ладонь стала мокрой, липкой. Расшиб лоб о щиток!
Рядом стонал Павлов. Наверно, ударился грудью в штурвал. Шубин помог ему встать. Потом заглянул в люк:
— Живы?
— Расшиблись малость! А что это было?
— Сидим на камнях!
— Клинья, чопы, паклю, товарищ командир?
— Действуй!
Но пробоин было слишком много. Вода заливала таранный и моторный отсеки.
Почему же катер еще держится?
Оказалось, что он держится не на воде, а на камнях.
Шубин перегнулся через борт. Фонтанчики пены били в лицо. Все же удалось разглядеть, что катер как бы провис между двумя камнями, сильно при этом накренясь.
И опять мотив «Ауфвидерзеен» надоедливо застучал в мозгу. Шубин увидел косо висящую картину в кают-компании «Летучего Голландца». Словно бы по волшебству перенесся внутрь рамки. «Летучий Голландец» поманил за собой, завертел-закружил и вывел… Но куда же он вывел? На картине камней нет. Видна лишь зеленая вода и завихрения пены. Камни — вне рамки, ниже правого ее угла…
— Пластырь заводить? — вздрагивающий голос Дронина.
Интонация тревоги в голосе моториста встряхнула и отрезвила Шубина. Он преодолел минутную слабость. От него ждут решения! Судьба катера и команды зависит от его решения! И он снова ощутил себя рассудительным, собранным, хладнокровным, как и положено командиру перед лицом опасности.
— Все лишнее — за борт!
Катер надо облегчить, чтобы легче было снимать с камней.
В воду тяжело плюхнулась торпеда. Туда же отправился пулемет, сорванный с турели.
Боцман только кряхтел и охал, расставаясь с катерным добром.
— Ящички-то хоть оставьте, товарищ командир!
— Какие ящички?
— Да парочку с транспорта прихватил. Компот.
