Оставшееся до отъезда время пронеслось для Элмы слишком быстро. Постоянно заходил кто-то из жителей деревни со скромными знаками благодарности. Люси принесла по кварте ежевичного и клюквенного варенья, кто-то собственной выпечки хлеб, копченое мясо, пироги и булочки, так что в эти последние дни в доме практически не готовили — еды и так было вдоволь.

Бен переносил славу героя с замечательным спокойствием. Элме хотелось верить, что он вполне осознает, что совершил глупый поступок и только случай спас ему жизнь.

Бен и Крейтон стали так близки, как это и должно быть между отцом и сыном; казалось, они наверстывают упущенное время. Элма с удовлетворением услышала, что этой осенью Бен пойдет в школу в Анкоридже, а до тех пор останется вместе с отцом.

А вот отношение Крейтона к Элме было далеко от желаемого — от того, чего желало ее сердце. Он больше не злился на нее и не глядел исподлобья, но стоило ей перехватить его взгляд, как она видела в его глазах только раскаяние и неловкость. И никак было не понять, шли ли то раскаяние от рассказанного ей в тот ужасный вечер, а неловкость от проявленной ею жалости, или в них содержалась хотя бы частичка сожаления по поводу ее скорого отъезда.

Именно этого она хотела от Крейтона — сожаления, отчаяния, оттого что она скоро уедет и, следовательно, навсегда уйдет из его жизни.

Теперь она знала наверняка, что ему не захочется больше ее увидеть, и вовсе не потому, что он испытывает грусть по погибшей жене. Он никак не может пережить потерю веры. Любовь Мелли оказалась ложью с начала до конца, а он верил ей девять лет.

Было очевидно, что теперь он не верит и себе самому — не верит, что сможет опять кого-нибудь полюбить. Осознание этого лишало Элму присутствия духа. Ей казалось, что кто-то замуровал ее в холодный каменный склеп и жизнь уже никогда не будет для нее счастливой и полнокровной. И все потому, что мужчина, которого она полюбила, не решится сказать когда-нибудь: «Я верю тебе всем сердцем». Она не могла винить Крейтона в том, что он утратил способность любить и доверять, но он мог хотя бы заметить ее чувства, ее любовь. Она ведь уже их не скрывала — ее выдавал блеск глаз, голос, каждый жест.

Элма машинально коснулась шрама, оставшегося с того давнего нападения собаки. Хотя прошло много лет, она до сих пор не доверяла псам и столь любимым Крейтоном песцам. Даже простая попытка погладить самого очаровательного щенка блокировалась сознанием. Так что легко вообразить, как тяжело мужчине, столь болезненно раненному женщиной.

Поэтому эти последние дни они обменивались лишь вежливыми бессмысленными фразами, а его глаза словно предупреждали: не пытайся нарушить правила новой игры — никаких комментариев по поводу рассказанного той ночью. И никаких откровений по поводу своих чувств.

Элма взглянула на часы. Ларкин должен прилететь с минуты на минуту. Ветра не было, небо без единого облачка, вовсю светит солнце. Как будто все северное полушарие заключило тайный пакт с Крейтоном, чтобы поскорее выдворить ее с острова. Вынимая свежеиспеченный хлеб из духовки, Элма смахнула слезу. Ну почему этот заговор человека и природы не состоялся неделю назад?

Тогда она бы еще оправилась от перенесенного сердечного удара. Но сейчас — нет. Она до глубокой старости будет ощущать поцелуй Крейтона на своих губах, и любой мужчина, который когда-либо попытается занять его место, конечно же, потерпит полный провал.

— Как вкусно пахнет в доме, — произнес неслышно подошедший сзади Крейтон.

Элма закрыла глаза, смакуя звук его голоса.

— Спасибо. — Пытаясь как-то развеять возникшую напряженность, она пошутила: — Думаю, вам не понадобится электропила, чтобы разрезать его.

— Не было необходимости печь хлеб, Элма, — сказал он холодно.

— Это самая малость, которую я могла сделать напоследок, — выдавила она из себя.

Он никак не отреагировал на ее неудачную шутку. Что за ирония судьбы, думала она, укладывая буханки в корзину и покрывая их салфеткой. Сколько раз она проклинала Крейтона за его постоянные подначки — всего-то несколько дней назад! А сейчас не могла дождаться от него и самой невинной реплики или хотя бы язвительной ухмылки…

Она сходила с ума и знала это. Все ее существо рвалось к этому мужчине, ей хотелось узнать его по- настоящему, стать его женой, родить ему детей. Он уже и так стал ей ближе всего за несколько мгновений, что она пробыла в его объятиях; но он успел раскрыться как нежный любовник, способный принести счастье женщине, просто дав ей возможность побыть хоть немного женщиной! И, однако, сейчас он относился к ней так, как если бы она была пожилой классной дамой или монашенкой: с отстраненным уважением, без фамильярности. Элма знала, что, представься ей такой шанс, она скорее отказалась бы дышать, нежели жить без его постоянного внимания.

— Уже собрались? — спросил он, прервав ход ее грустных мыслей.

— Несколько часов назад, — кивнула она.

Зная, что потом будет сожалеть об этом, она все-таки повернулась, и у нее перехватило дыхание. Он был так могуч и прекрасен, что Элма просто не могла противостоять магической силе, исходящей от Крейтона. Она понимала, что он вовсе не собирался подвергать ее подобной пытке, но, как бы то ни было, в нанесении ей особо болезненных ран он несомненно преуспел.

Когда их глаза встретились, губы мужчины превратились в узкую линию, а взгляд стал совершенно отсутствующим. Ей трудно было определить, чего в нем больше — раздражения или сожаления. Хотя и то и другое наполняло женщину отчаянием.

— Я помогу вам донести сумки, — предложил он. От этого бесстрастно-вежливого тона внутри у Элмы все сжалось, и она не нашла что ответить. После показавшейся бесконечной паузы он спросил: — А Адел собралась?

— Они с Беном уже давно отнесли вещи на посадочную полосу, — ответила Элма, благодарная своему голосу, который на сей раз ее не подвел.

— А-а. — Еще одна тягостная пауза. — Тогда нам, наверное, лучше к ним присоединиться.

В этот момент Элма его просто ненавидела! Она готова была броситься в его объятия и открыто спросить, что ей сделать такого, чтобы разрушить возникшую между ними стену! Единственным ее грехом было желание заботиться… и любить. Как ей сейчас не хватало теплой усмешки его серых глаз и тех еле слышных смешков, которые поначалу просто ярили ее!

— Вам совсем не обязательно затруднять себя проводами, — буркнула Элма, постаравшись хоть напоследок выглядеть такой же безразличной, как он. — Вы достаточно помогли. Почему бы вам не пойти к вашим птичкам? Я знаю, насколько это для вас важно.

— Хороший хозяин никогда не бросит своих гостей, — ответил он странным прерывистым голосом.

Элма резко вздернула подбородок и, уже не сдерживая себя, произнесла с вызовом:

— Думаю, нам ни к чему все эти тривиальные светские условности! Делайте то, что вам хочется, ради всего святого!

Какая-то вспышка в его глазах — и вновь тот же адски-спокойный тон.

— Наверное, вы правы, Элма, — сухо заключил он. — Тогда просто до свидания.

Ледяной ужас сковал ее. Вот и все. Больше она никогда его не увидит. Собрав все свое мужество, она постаралась скрыть отчаяние под маской вежливости.

— До свидания. Спасибо за гостеприимство. — С этими словами она протянула ему руку.