заморгала от брызнувших прямо в лицо теплых струй.

— Боже! — хрипло прошептал Патрик. — Ник!

— Я… я думала, ты спустился в холл…

— Я решил сделать это позже.

Николь продолжала без всякого смущения держаться за Патрика. Она цеплялась за него в первозданном, необузданном желании быть как можно ближе.

В его оттененных густыми ресницами карих глазах промелькнуло желание. В это краткое мгновенье, осознавая свои истинные чувства, она оказалась лицом к лицу с правдой.

Она любит этого человека. Всегда любила. Но раньше она была тихой маленькой девочкой, а Патрик — красивым подростком. Он пришел в ее жизнь из другого мира, и в глубине души она уже тогда знала, что ему суждено достигнуть многого. Он обладал такой страстной силой и необузданной энергией, что временами это даже пугало ее.

Теперь он стал другим. Он больше не был возмутителем спокойствия, но по-прежнему потрясал основы и ниспровергал стереотипы.

Видимо, она влюбилась в него очень давно, с первого взгляда, а когда он исчез, убедила себя в том, что это было всего лишь детское увлечение. Теперь она поняла, что Джеральд всего лишь заменял для нее Патрика. Боже, как она была слепа!

Он молча смотрел на нее, казалось, чего-то ожидая. Николь почувствовала его возбуждение, и это придало ей смелости. Она придвинулась ближе, скользнув бюстом по его мощной груди.

— Ты весь в мыле, — выдохнула она. Ее сердце стучало так громко, что она едва расслышала собственные слова.

— Я ведь принимал душ, — слабо улыбнувшись, напомнил Патрик.

Николь улыбнулась в ответ, впервые в жизни ощущая себя искусительницей, легендарной сиреной. И это ей нравилось.

— Какое совпадение, — промурлыкала она.

Его улыбка померкла, в глазах появился странный блеск.

— Ник, — сказал он хрипло, — что мы делаем?

Николь водила рукой по его намыленной груди, накручивая на палец темные завитки волос.

— Не знаю, — отозвалась она. — А что ты хочешь? — Она снова подняла на него глаза, на этот раз менее решительно.

Патрик открыл было рот, но ничего не ответил. Николь увидела, как на его скулах заходили желваки. Ей в голову вдруг пришла мысль о Венере. Наверное, он хочет сохранить верность женщине, которую любит. Да, он возбужден, но это обычная физиологическая реакция молодого здорового мужчины на женскую наготу. Бедняжка, он ничего не может с собой поделать, но он борется!

Пропади она пропадом, эта Венера! Гнев закипал в Николь. Она не позволит этой особе встать на своем пути. Она любит Патрика, любит долгие годы. Как только Николь сказала себе эти слова, сладкая волна томления поднялась в ней, и ее охватило неодолимое желание познать этого мужчину. Подняв руки, Николь снова обняла Патрика за шею, прижимаясь к нему все сильнее, чтобы всем своим существом ощутить его возбуждение. На этот раз в ее взгляде не было кокетства, только откровенность и отвага.

— Патрик, люби меня.

Он шумно вздохнул и, казалось, вздрогнул. Его руки скользнули вдоль ее спины, прижимая ближе. Николь слышала тяжелые удары его сердца и молила Бога, чтобы в нем было не только вожделение, но и любовь.

— Ох, Ник…

Патрик, застонав, опустил голову и поцеловал ее в плечо. Его губы двинулись от ключицы к ямочке у основания шеи.

— Я хочу тебя… — Он вдруг отстранился и посмотрел ей в глаза. — Но я должен задать тебе один вопрос.

Николь уже изнемогала от желания. Она интуитивно ощущала, что он может дать ей такое наслаждение, какого она еще ни разу в жизни не испытывала, о котором даже не подозревала.

— Какой? — едва слышно сказала она. — Спрашивай, только скорее.

Ей хотелось только одного: чтобы ничто не мешало их любви. Его глаза потемнели, и она с удивлением заметила в них боль.

— Николь, прежде чем мы сделаем непоправимый шаг, спроси себя честно, не пожалеешь ли ты об этом наутро.

Его голос прервался. Она и не подозревала, что с ним может произойти такое. Николь снова заставила себя подумать о Венере, о ситуации, в которой оказался Патрик. Он выручил ее как друг семьи, а она пытается соблазнить его. Это нечестно! Какой же эгоисткой надо быть, чтобы встать между ним и женщиной, которую он любит! Ее всегда возмущали подобные ситуации. Так неужели теперь она сама стала разлучницей?

Николь подняла глаза. Решение было за ней, это ведь она влезла к нему в душ.

Ее пальцы затрепетали от желания коснуться его мускулистого тела, губы снова стремились к поцелую. Но во что превратит их дружбу одна безумная ночь? Николь вдруг испугалась. А вдруг Патрик станет сторониться ее? Она этого не вынесет. Видеть в его глазах презрение было бы выше ее сил.

Ее руки разжались, но против воли задержались на его плечах, наслаждаясь последним прикосновением. Она интуитивно старалась сохранить в памяти его запах, ощущение рельефных мышц, гладкой кожи…

Николь сделала над собой усилие и, неохотно отступив, отвернулась. Как это унизительно!

— Спасибо, что ты сказал мне, как постыдно мое поведение, — судорожно прошептала она и срывающимся голосом крикнула: — Медовый месяц закончился, Патрик. Едем домой! Сейчас же!

Возвращение в Луисвилл прошло в молчании. Воздух в машине, казалось, потрескивал от напряжения. Патрик время от времени поглядывал на Николь, и ему не нравилось то, что он видел. Она съежилась на сиденье, отодвинувшись от него как можно дальше, и делала вид, что заинтересованно разглядывает мелькающий за окнами пейзаж.

По небу, закрывая звезды, пробегали тучи, вершины поросших лесом холмов затянуло туманом. Равнодушная поза Николь говорила о том, что она не расположена разговаривать.

Патрик чувствовал, что она с трудом выносит его присутствие. Ей кажется, что она унизила себя. Он с силой вцепился в руль. Когда она ворвалась к нему в душ, он растерялся, но теперь понимал, что поступил неверно. Он хотел, чтобы она сказала ему о своей любви. Но она отпрянула, сожалея о своем порыве…

Патрик подавил стон. Черт возьми!

Он рано стал пользоваться успехом у женщин. Но Николь смогла противостоять его обаянию. Может, именно поэтому он ее и полюбил?

За что судьба наказывает его столь жестоко?!

Стараясь сосредоточиться на дороге, Патрик всматривался в крутые повороты узкого шоссе, петлявшего среди холмов. Ночью этот маршрут был довольно опасен, да к тому же и плохо освещен. Ему хотелось свернуть на обочину, схватить Николь в объятия, утешить, успокоить ее… Сказать, что он сожалеет, что причинил ей боль.

Видимо, Джеральд занимает в ее сердце гораздо больше места, чем она сама предполагает. В отличие от него, Патрика! Черт! Зачем он заговорил о последствиях? Она так щедро предлагала ему себя, но он отказался вкусить блаженство, чтобы всю оставшуюся жизнь хранить память об этих восхитительных мгновениях? Почему его мужская гордость требовала, чтобы Николь любила его так же, как он ее — всей душой?

Патрик перехватил ее задумчивый взгляд.

— Николь! — Она вздрогнула, но не повернулась. — Не надо себя так мучить…