который рядом занимался тем же. — Зачем ему было убивать? Что он мог иметь против этого человека? Он даже никогда не видел его, ведь он не был в Аспли в тот вечер. Откуда, черт подери, он узнал, как выглядит человек, которого он хотел убить?
— Кто-то описал ему Клеменса, и он знал, когда тот уехал и по какой дороге, это ясно.
Однако все остальное было по-прежнему темно и для Хью, и для Кадфаэля.
Джейнин бежал, он успел вовремя исчезнуть, оказаться вне пределов досягаемости, потому что предвидел, что все может открыться. Своим бегством он признался в убийстве, но причина убийства оставалась непонятной.
— Дело не в Клеменсе, — ворчал про себя Кадфаэль, ведя следом за Хью оседланную лошадь через двор к сторожке. — Дело не в самом человеке, а скорее всего в поручении, которое ему дал епископ. А что же еще? Но зачем кому-то потребовалось мешать Клеменсу доехать до Честера и передать послание? Какой вред и кому это могло принести?
Приехавшие на свадьбу нерешительно бродили по двору, семьи жениха и невесты укрылись от посторонних глаз в зале для гостей, самые близкие друзья последовали за ними — без посторонних постараться успокоиться и уладить ссоры. Дальние родственники и гости посоветовались и стали разъезжаться, предпочитая поскорее оказаться дома. Возле сторожки продолжали толпиться жители предместья, довольные зрелищем, которое им довелось увидеть; они передавали друг другу всякие сомнительные слухи, прибавляя каждый раз кое-что и от себя.
Хью уже собрал своих людей и поставил ногу в стремя, когда вдруг послышался грозный стук копыт несущейся галопом лошади, какой редко можно было услышать в предместье. Вот копыта прозвенели по въездной дорожке, и дикое эхо, отразившись от стен монастыря, повторило их топот.
Измученный всадник, весь в поту, осадил покрытую пеной лошадь, и она остановилась, скользя на замерзших камнях. Человек попытался спешиться, но колени у него подогнулись, и он свалился на руки Хью. Все, кто еще оставался во дворе, среди них аббат Радульфус и приор Роберт, поспешили к прибывшему и окружили его, предвидя плохие известия.
— Шерифу Прескоту, — задыхаясь, проговорил с трудом поднявшийся на ноги гонец, — или тому, кто вместо него, — от господина епископа Линкольнского, срочно, и он просит тоже поспешить…
— Я здесь за шерифа, — сказал Хью. — Говори! Что важного хочет сообщить нам епископ?
— Что вы должны созвать всех в графстве, кто служит в войске короля, — произнес гонец, собрав все свои силы. — На северо-востоке страшное предательство — нападение на владения его величества. Через два дня после того, как король уехал из Линкольна, Ранульф Честерский и Вильям Румэйр хитростью проникли в королевский замок и захватили его. Жители города молят короля спасти их от ужасной тирании, а господин епископ, несмотря на выставленную всюду охрану, сумел отправить предупреждение его величеству о том, что произошло. Много гонцов сейчас скачет по дорогам, разнося это известие. В Лондоне его получат еще до наступления ночи.
— Король Стефан был на севере только неделю назад или чуть больше — и они клялись ему в верности! — вскричал каноник Элюар. — Как это возможно? Они обещали построить цепь сильных крепостей на севере!
— Так они и сделали, — сказал гонец, тяжело вздохнув, — но не для войск короля Стефана и не для императрицы, а для того, чтобы создать свое незаконное королевство на севере. Они задумали это давно, в сентябре, когда встречались в Честере и созвали туда всех смотрителей замков, даже расположенных на юге, вплоть до ваших мест. Они приготовили гарнизоны и стражников для каждого замка и отовсюду призывали к себе молодых людей…
Вот оно что! Задумано давно, в сентябре, в Честере, куда направлялся Питер Клеменс с поручением от Генри Блуа. Конечно, он приехал бы туда очень не ко времени, если там собиралась такая вооруженная компания и замышлялся заговор. Неудивительно, что Клеменсу нельзя было позволить беспрепятственно выполнить поручение. И звенья цепи тянулись на юг — вплоть до этих мест!
Кадфаэль схватил Хью за руку:
— Они оба замешаны в этом, Хью. Завтра молодожены должны были отправиться на север к самой границе с Линкольнширом, там манор у Аспли, не у Линде. Спаси Найджела, пока можешь! Если еще не поздно!
Хью задумался лишь на одно мгновение, осознал всю серьезность сказанного, бросил поводья и побежал, делая знаки сержантам следовать за собой. Кадфаэль не отставал от него, и так они и вломились в зал, где растерянные гости, потерявшие веселость и аппетит, толпились у столов с нетронутыми яствами, занятые разговорами, более подходящими для поминок, чем для свадьбы. Невеста рыдала в объятиях какой-то матроны, и три или четыре другие женщины кудахтали и суетились вокруг нее. Жениха нигде не было видно.
— Удрал! — буркнул Кадфаэль. — Пока мы возились с конями, не иначе. И без нее! Епископ Линкольнский отправил свое послание из наглухо запечатанного города, опередив наших заговорщиков по крайней мере на день.
Когда вспомнили о лошади, привязанной у сторожки, и побежали посмотреть, ее там уже не было. Найджел воспользовался первой же возможностью и отправился следом за своим товарищем-заговорщиком на ловлю наделов, чинов и должностей, которые обещал им Вильям Румэйр, отправился туда, где способных молодых людей с воинственными наклонностями, не испытывающих угрызений совести, могло ждать более соблазнительное будущее, чем хозяйничанье в двух скромных манорах Шропшира на краю Долгого Леса.
Глава тринадцатая
Теперь появилась новая пища для слухов, и зеваки из предместья, уловив то, что смогли поймать их насторожившиеся уши и острые глаза, отправились разносить весть о том, что на севере замышлялось восстание, что графы Честера и Линкольна собирались основать собственное королевство, что главные герои свадебных торжеств были участниками заговора и бежали, потому что все открылось прежде, чем они могли спокойно уехать, как было первоначально задумано. Господин епископ Линкольна, не слишком любящий короля Стефана, тем не менее решил, что Честер и Румэйр еще менее желательны, и проявил энергию, сумев сквозь заслоны послать известие королю и мольбы о спасении себя и своего народа.
За всеми, кто проходил по мосту, входил в аббатство и выходил из него, неотступно следили. Хью Берингар послал своих сержантов в погоню за предателями, а сам немедленно отправился в замок, чтобы призвать всех, кто служил в войске, быть готовыми присоединиться к армии, которую король Стефан наверняка пошлет на осаду Линкольна; нужно было начать собирать лошадей для этой армии и проследить, чтобы все необходимое вооружение было в порядке. Епископского гонца поместили в аббатстве, а другой всадник поскакал передать привезенное известие в южные замки графства. В зале для гостей, на руинах свадебного торжества, по-прежнему прятались от посторонних глаз разбредшаяся по углам компания и брошенная внезапно ускакавшим мужем Розвита. Вот так, и было это двадцать первого декабря, чуть позже двух часов пополудни! А кто знает, что еще случится до ночи, если события будут развиваться с такой скоростью?
Аббат Радульфус восстановил нарушенный было распорядок жизни, и братия послушно отправилась в трапезную обедать, лишь чуть позже обычного. Жизнь в монастыре не должна нарушаться, даже если происходят такие события, как убийство, измена или погоня за беглецами. Кроме того, как заключил, поразмыслив, брат Кадфаэль, тех, для кого эта встряска оказалась полезной, а не губительной, нужно оставить в мире и покое, чтобы они могли осмотреться и начать по-новому относиться друг к другу. А тем, кто проиграл, требовалось время, чтобы зализать раны. Что же касается беглецов, то первый успел удрать весьма вовремя, а второй воспользовался прибытием гонца с еще более скандальной новостью, чем разгадка убийства Питера Клеменса, так что оба они получили небольшую фору, но как бы то ни было, собаки уже мчались по их следам, поскольку сомнений в том, какой путь они выберут, не было: северный манор Аспли лежал немного южнее Ньюарка, и всякий направляющийся туда должен был ехать по дороге на Стаффорд. Сумерки, очевидно, застанут молодых людей где-нибудь в вересковых пустошах недалеко от него. Наверное, они решат, что безопаснее всего переночевать в этом городе. Там-то их и можно будет схватить и доставить обратно.
Выйдя из трапезной, Кадфаэль отправился в свой сарайчик, где обычно проводил рабочие вечерние