— Думаю, известие о свадьбе Беатрис его сильно опечалило, потому что у них были очень близкие дружеские отношения с самого начала их знакомства.
— Я долго сомневалась, говорить тебе об этом или нет, — сказала Мария Эмилия, и Фаустина тут же с любопытством посмотрела на нее. — Мне кажется, что между ними существуют гораздо более близкие отношения, чем мы предполагали.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что Беатрис и Браулио — не просто друзья?
— Боюсь, что дело обстоит именно так. Когда я рассказала Браулио о предстоящей свадьбе Беатрис, он отреагировал очень эмоционально, а именно начал безутешно плакать — что, впрочем, не показалось мне странным, так как я знала об их взаимной привязанности. А вот затем стало происходить действительно нечто странное: он изо дня в день пребывал в крайне мрачном настроении — что, как ты знаешь, для-него отнюдь не характерно.
— А я, по правде говоря, в эти последние дни не замечала ничего особенного в его поведении, хотя, должна признать, я мало с ним разговаривала — намного меньше, чем раньше, — произнося эти слова, Фаустина пыталась вспомнить что-нибудь такое, что свидетельствовало бы о тайных отношениях между Беатрис и Браулио.
— Два дня назад, — продолжала Мария Эмилия, — я нашла в его одежде письмо от Беатрис, которое позволило мне понять, какие чувства они на самом деле испытывают друг к другу. Это письмо было исполнено глубокой печали, и в нем содержались признания в любви к Браулио и заверения в безграничной верности ему. А в самом конце твоя дочь написала, что она испытывает отвращение к предстоящему браку, потому что ей не хочется выходить замуж за старого герцога и, главное, не хочется расставаться со своей единственной любовью — моим сыном Браулио.
— Я не могу в это поверить! — По телу Фаустины от головы до пят пробежала дрожь. — Ну как мы все могли быть такими слепыми и не заметить, что между ними происходит?
— По всей видимости, они старались это скрывать. Мне кажется, они опасались, что мы попытаемся пресечь их отношения.
Мария Эмилия увидела, что к ним — каждый с двумя стаканами лимонада в руках — приближаются их ухажеры Хоакин Тревелес и маркиз де Сотовинья.
— Они возвращаются. — Мария Эмилия легонько толкнула свою подругу локтем. — Давай отложим этот разговор.
— Да, нам, конечно же, следует обо всем этом поговорить! — Лицо Фаустины побледнело. — После того, что я сейчас услышала, мне даже и думать страшно, что Беатрис и Браулио остались у нас дома одни.
Фаустину охватило недоброе предчувствие.
— Если ты не начнешь уделять мне хотя бы чуть-чуть больше внимания, впредь тебе будет очень трудно убедить меня сходить с тобой на бой быков.
Хотя Тревелес и сказал это в шутку, ему и в самом деле уже надоело общаться только со скучным кавалером графини де Бенавенте. Однако, несмотря на явное раздражение Хоакина, хватило одного нежного поцелуя в щеку, чтобы он смягчился. А еще больше он растаял, когда Мария Эмилия прошептала ему на ухо весьма желанные и весьма неожиданные для него слова:
— А может, я просто не хочу становиться излишне зависимой от человека, которого люблю всем своим сердцем.
Мария Эмилия взяла его под руку, и они стали внимательно смотреть корриду с участием девятого быка, который, получив себе в спину всего лишь четыре укола пикой, уже успел убить двух лошадей, и, судя по свирепости, с которой он бросился к очередной лошади, ее вполне могла вскоре постичь участь первых двух.
А тем временем далеко от арены для корриды в личных апартаментах Беатрис Росильон в резиденции графа и графини де Бенавенте происходили некие события, которые можно было бы охарактеризовать различными словами, но отнюдь не словом «насилие».
Браулио страстно целовал Беатрис в губы, беззастенчиво прижимая ее к себе. В этой сладостной близости не только нашла свое выражение столь желанная и уже слишком долго сдерживаемая страсть, это было также исполнением желания Беатрис познать еще неведомые ей телесные ощущения вместе с Браулио, прежде чем она будет вынуждена отдаться будущему мужу. Поэтому они одновременно и смеялись, и плакали, чувствуя в каждой ласке и блаженство, и боль — боль из-за осознания того, что они никогда не смогут жить вместе. Беатрис прежде не испытывала ощущений, возникающих от прикосновения мужских рук и губ к ее обнаженному телу. И хотя она теперь полностью отдалась этим ощущениям, все же пыталась запомнить каждую секунду сегодняшнего дня, чтобы вспоминать о нем в будущем, вновь и вновь воскрешая эти события в своей памяти.
— Браулио, любовь моя! Поклянись мне, что никогда не забудешь этот день. — Беатрис прильнула к груди Браулио, нежно лаская его лицо.
— Клянусь тебе, Беатрис! — Отвечая на ее Ласки, он поцеловал ее в лоб и прижался к ней, сминая простыни. — Я никогда от тебя не отрекусь. Несколько лет назад я пережил несчастье, от которого едва не разорвалось мое сердце: я имею в виду гибель моих родителей от рук тех негодяев. Однако благодаря этому несчастью судьба свела меня с тобой, и я познал самые чистые и самые прекрасные чувства, какие только может испытывать человек. Вскоре мне придется столкнуться еще с одним горьким расставанием — расставанием с тобой, и я не в силах это предотвратить. Я знаю, что никогда не смогу подавить в себе боль от этого, ведь подобные события так прочно запечатлеваются в моей памяти, что я потом вижу их как наяву.
— Все эти годы единственное, что связывало меня с этим миром, — это ты, Браулио. До того как в моей жизни появился ты, я чувствовала себя такой несчастной, что мне иногда даже не хотелось жить, и ты — единственный, кто об этом знает. Хотя, конечно, нужно признать, что в этом доме меня окружили любовью и заботой, но ту огромную пустоту, которая осталась в моей душе после пережитого мною несчастья, почти невозможно чем-то заполнить. — Беатрис закрыла глаза, чтобы не показать охватившую ее боль. — После смерти моих родителей даже те события, которые другой человек счел бы малозначительными, для меня становились поводом для страданий. Я уже не могла соразмерять свои чувства. Когда я с чем-то сталкивалась — и плохим, и хорошим, — все всегда казалось мне ужасным. — От воспоминаний о тех далеких днях у нее по щекам побежали слезы. — Не знаю, почему так произошло, но рядом с тобой мои печали рассеялись, а ненависть постепенно исчезла. Мы с тобой были, наверное, двумя несчастными человечками, которые смогли выжить в течение этих лет только потому, что открывали друг другу свои секреты и свои чувства. Я буду тайно хранить все это в своем сердце, пока мы снова не сможем с тобой видеться. Если это не произойдет уже достаточно скоро, то я скорее предпочту умереть — как святая Юстина или же моя мама, — чем обречь себя на муки в объятиях другого мужчины, которого я не люблю и никогда не полюблю.
Когда в этот день Браулио пришел к Беатрис, он принес ей книгу, на приобретение которой потратил немало времени и усилий. Это было старое издание католического «Мартиролога» — фолианта, в котором описывалась жизнь святых мучеников начиная с первых веков существования христианства.
За несколько недель до этого дня Беатрис пришла к Браулио необычайно взволнованная из-за открытия, которое она сделала на уроке истории религии. Она рассказала своему другу, что видела в учебнике картину художника Паоло Веронезе, на которой была изображена мученическая смерть святой Юстины.
Удивительное сходство этой картины со сценой гибели ее собственной матери от рук представителей инквизиции так поразили Беатрис, что она на уроке даже на несколько секунд потеряла сознание.
Беатрис сказала Браулио, что с тех самых пор стала слышать внутри себя какие-то голоса — очень четкие и легко различимые. Эти голоса говорили о ее новом предназначении в жизни.
Данное открытие породило в ней необычайный интерес ко всему, что можно было узнать о жизни святой Юстины, а особенно об обстоятельствах ее смерти.
Просмотрев все книги большой библиотеки своих приемных родителей, Беатрис нашла драму Кальдерона де ла Барки, основанную на подлинных событиях жизни святого Киприана и святой Юстины и называющуюся «Великий кудесник». Она прочла это произведение целых четыре раза, чтобы получше