совершение вами преступлений, и были отклонены доводы вашего адвоката, опровергающие показания свидетелей, — секретарь разъяснял обвиняемому процедуру судебного процесса и причины, по которым было принято решение о применении пыток. — Поскольку мы до сих пор не добились от вас полного признания, мы вынуждены применить пытки — не потому, что мы этого хотим, а исключительно из-за вашего упрямства. Мы вас не изувечим, а просто будем воздействовать определенными орудиями, которые причинят вам острую боль, и не остановимся до тех пор, пока ваше признание не избавит нас от необходимости продолжать пытки.
— В последний раз спрашиваю: вы хотите сознаться перед трибуналом в своем преступлении? — обратился к обвиняемому главный инквизитор, однако его слова и на этот раз не оказали на Джона Уилмора никакого воздействия.
— Попрошу судебного исполнителя полностью раздеть обвиняемого! — Так и не дождавшись от Уилмора ответа, секретарь дал распоряжение приступить к пыткам.
Во многих случаях жуткой обстановки и самого вида орудий пыток оказывалось вполне достаточно, чтобы сломить волю обвиняемого. Однако Джон Уилмор, похоже, предпочитал, чтобы его худое истощенное тело подвергли мучениям, и не собирался поддаться настоятельным требованиям инквизиторов.
— Привяжите к конечностям обвиняемого веревки! — прозвучало распоряжение начать первую пытку.
Двое судебных исполнителей повалили англичанина на стол и обвязали его запястья двумя веревками, другие концы которых были намотаны на специальные валики. Затем при помощи этих валиков веревки натянули с такой силой, что Уилмор почувствовал острую боль от врезавшихся в его плоть веревок. Затем еще две веревки были привязаны к его щиколоткам и к другим валикам так, что при повороте валиков все его тело начало растягиваться в стороны, слегка приподнимаясь над столом. Его упорное молчание в ответ на все тот же вопрос инквизитора, заданный в очередной раз, вынудило судебных исполнителей растянуть веревки еще на несколько сантиметров, в результате чего он почувствовал невыносимую боль и у него возникло ощущение, что еще чуть-чуть — и какая-нибудь из его конечностей оторвется от тела.
Уилмор старался не кричать и не проявлять каких-либо внешних признаков душевной слабости, однако боль была такой мучительной, что он застонал — сначала тихонько, а затем, по мере того как его тело все больше растягивали, все громче и громче. Почувствовав, что у него вывихнулось правое плечо, он потерял сознание, а когда вскоре пришел в себя, у него очень сильно болели уже оба плеча, хотя он и не помнил, как было вывихнуто второе плечо.
Англичанин украдкой бросил взгляд на инквизиторов в тайной надежде, что на сегодня пытка закончилась и его отволокут обратно в камеру. Однако тревожное ожидание Уилмора затянулось на довольно долгое время. Его мучители, по-видимому, что-то обсуждали, хотя он и не слышал, о чем именно они говорили. А инквизиторы, посовещавшись, решили подвергнуть обвиняемого пытке водой.
Освободив Уилмора от веревок, вместе с которыми от его рук и ног отодрались и кусочки кожи, судебные исполнители положили его на длинную низкую скамейку лицом вверх. Врач осмотрел его кровоточащие раны и пощупал онемевшие плечи, которые все больше и больше опухали, а затем бодрым голосом заявил, что состояние обвиняемого позволяет продолжать пытки.
Епископ Перес Прадо наклонился к уху присутствующего здесь инкогнито человека и заверил его, что, хотя обвиняемый и сумел выдержать первую пытку, он вряд ли сможет выдержать пытку удушьем.
При помощи обернутого вокруг шеи Уилмора толстого кожаного ремня его голову зафиксировали в неподвижном положении, а еще одним ремнем так затянули живот, что желудок вдавился в легкие. Ему наложили повязку на верхнюю часть лица, закрыв глаза и нос, затем смочили эту повязку водой, чтобы через нее было труднее дышать. После этого Уилмору насильно открыли рот и стали из глиняного кувшина вливать в него непрерывной струйкой воду. Поначалу англичанину без особого труда удавалось ее проглатывать, однако его сжатый поясом желудок быстро наполнился, а потому, как он ни старался глотать, вода начала возвращаться обратно в горло, куда по-прежнему попадала вода, которую вливали в рот из кувшина.
Вскоре вода заполнила почти всю носоглотку, и Уилмор уже не мог дышать ни носом, ни ртом. Он начал задыхаться, не имея возможности ни крикнуть, ни хотя бы прохрипеть своим мучителям, что еще несколько секунд такой пытки — и он умрет. Он чувствовал, что его глаза налились кровью и отяжелели, а сознание начало заволакиваться болезненной пеленой. Все это явно свидетельствовало о том, что он вот- вот умрет. Однако его мучители вдруг прекратили лить воду, и он тут же умудрился проглотить еще немного воды, чтобы предотвратить ее попадание из носоглотки в легкие. Затем все присутствующие несколько минут ждали, пока он откашливался, тем самым освобождая носоглотку от воды.
Поскольку Уилмор по-прежнему упорно отказывался признать себя виновным, инквизиторы — после очередного осмотра обвиняемого врачом — решили подвергнуть Уилмора пытке на дыбе.
Ему завели руки за спину и туго обвязали запястья уже другими веревками. Затем его при помощи системы шкивов стали поднимать на этих веревках и, когда он оказался уже у самого потолка, вдруг ослабили веревки, отчего он рухнул вниз, но, так и не долетев до пола, снова повис на вновь натянувшихся веревках. Такой рывок причинил Уилмору невыносимую боль в вывихнутых плечах и в спине, и он не смог удержаться от пронзительного вопля.
Епископ Перес Прадо сделал знак судебным исполнителям больше не подвергать Уилмора такой пытке, потому что, по мнению врача, она была слишком опасной для жизни обвиняемого, и приказал им отвести англичанина в его камеру. Епископ был крайне недоволен тем, что даже при помощи жестоких пыток так и не удалось добиться требуемых результатов.
Когда обвиняемого увели, главный инквизитор задержался в комнате пыток еще на несколько минут, чтобы обменяться впечатлениями с человеком, скрывавшим свое лицо под капюшоном.
— Отец Раваго, уверяю вас, мы на этом не остановимся! Мы будем продолжать добиваться от него признания, пусть даже нам и придется использовать более жестокие методы. Я сдержу свое слово и заставлю его заговорить!
Исповедник короля Фердинанда VI предпочел во время пыток не открывать свое лицо. Он не хотел, ни чтобы Уилмор его узнал, ни, тем более, чтобы тому стало известно, что он, Раваго, причастен вместе с маркизом де ла Энсенадой к его разоблачению и аресту. Уилмор мог догадаться, что помог им в этом соглядатай, которого удалось внедрить в масонскую ложу «Три цветка лилии», — граф де Вальмохада.
Несколько месяцев назад Раваго по поручению короля Фердинанда составил докладную записку об обществе масонов, на основании которой впоследствии и вышел указ о запрещении этого общества. В записке королевский исповедник напомнил монарху о булле Папы Римского Климента XII и о постановлении, изданном нынешним понтификом Бенедиктом XIV. Оба эти документа категорически запрещали католикам вступать в масонское общество и участвовать в его собраниях и других мероприятиях, угрожая отлучением от церкви всем тем, кто нарушит данный запрет. Кроме религиозных аспектов в подготовленной отцом Раваго докладной записке делался акцент на опасности, которые могло представлять общество масонов для государства в силу того, что оно было тайным и скрывало конечные цели своей деятельности. Если учесть, что в это общество вступили видные военачальники и представители сферы культуры и права, — как, например, молодой адвокат Кампоманес и пользующийся большим влиянием Хосе Моньино, — то невольно возникал вопрос, что же могло объединить этих высокообразованных людей, кроме как некая амбициозная и тайная цель. И в самом деле, цель, которой пытались достичь и при этом держали в тайне масоны, не могла быть малозначительной, потому что в наказание тем, кто выдал их тайны, отрезали язык и вырывали сердце. Раваго пришел к выводу, что вступившие в общество масонов высокопоставленные военачальники и выдающиеся деятели культуры наверняка замахиваются на что-то нешуточное, и этим объясняется их скрытность. Раваго считал, что масоны стремятся не только уничтожить католицизм и подорвать основы государственного строя в европейских странах, но совсем по-другому организовать человеческое общество, сделать его свободным от религиозного воздействия. Подобная революционная деятельность масонов была направлена против существующих органов государственной власти.
Доводы Раваго убедили короля Фердинанда в реальности существования угрозы для монархии со стороны масонов, тем более что он знал, какую большую роль сыграло масонство в становлении парламентаризма в Англии. Там в двух палатах парламента — палате лордов и палате общин — обсуждались и решались вопросы законодательства и управления государством — то есть вопросы, испокон
